Почудилась дрожь в его руке… Нет, это гудела под ногами земля. Её озноб усилился и обернулся полчищами злых муравьев, которые взбирались по ногам, ползали по телу, проникали в уши и мозг - и кусали, кусали… Хотелось закричать от ужаса и пуститься наутёк, но, словно в кошмарном сне - лодыжки окаменели, так что ни шагу не ступить, а губы сделались ватными и распухшими, будто обкусаны пчелами.
Парализованные жестокой судорогой, Хайли и Джереми застыли соляными столбами, и только на Боба вибрация, казалось, не подействовала. Он удивленно озирался, крутил головой и бубнил:
- А что, Дже, это и есть твоя радуга? А что это они ночью не спят? Разбудили гадов, ага? А что это они иль… илю… эту… и–ли–ми-на–ци–ю… устроили?
Длинные слова всегда давались ему нелегко.
Первым вырвался из оцепенения Хайли. Потянул Джереми за рукав:
- Пора мотать отсюда, пока нас не застукали. А ну–ка, двинули, парни.
И они "двинули" - не понеслись стремглав, а побрели, с трудом волоча словно закованные в кандалы ноги. Страх понемногу отпустил, а вместо него в мыслях воцарилась какая–то неразбериха. Тряска всё перепутала, разворошила, точно сквозняк - разложенные на столе документы. Откуда–то потянуло дымком и жареным на углях мясом.
- У работников праздник, - сообщил Хайли, едва ворочая языком. - Забыл, как называется. Какой–то национальный.
- Откуда ты знаешь? - спросил Боб.
- От Рамона.
Они вышли из темноты на свет, в жёлтое сияние фонарей. В рабочем посёлке что–то происходило. Между рядами длинных зданий, испещрённых дверями, собралась нарядная толпа. Никаких синих халатов - мужчины пестрели футболками всех цветов и оттенков, женщины блестели тяжелыми серьгами, бусами, цепочками и браслетами, мели асфальт подолами, расписанными невиданными цветами и птицами. Толпа собралась вокруг молодого парня с завязанными глазами. Улыбаясь от уха до уха, он размахивал длинной палкой, пытаясь достать до подвешенной на верёвке игрушки внушительных размеров.
- Смотрите, смотрите, - возбужденно закричал Боб, тыкая в неё пальцем, - здоровская лошадка! Из чего она? Из фольги? Блестит!
- Это пиньята, - объяснил Хайли, - они клеят её из бумаги, а внутрь кладут конфеты, шоколад, орешки.
- Я люблю конфеты, - простодушно сказал Торопыга, - и шоколад тоже. И орешки!
- Подойдём, поближе? - неуверенно спросил Джереми.
Его слова потонули в шквале радостных криков и громкого смеха - пиньята, наконец, лопнула, и на асфальт посыпался дождь из сладостей.
- Счастливые люди! - сказал Джереми. - Они, по крайней мере знают свое место в жизни, а мы? У нас и праздников–то нет, кроме дней рождения. Интересно, они хотя бы настоящие, эти дни, или тоже выдуманные?
- Зачем выдумывать дни рождения? Полная чушь! Или ты имеешь в виду возраст? Думаешь, нам не по шестнадцать лет? Прикольно. А сколько тогда? Больше или меньше? А, вот они, мои знакомые! - Хайли оживился и замахал руками, приветствуя кого–то из работников.
От пёстрой толпы отделились два парня - один высокий и худощавый, в джинсах и цветастой рубахе, другой в шортах и белой тенниске, коротенький, коренастый, как пенёк - и направились к ребятам. Высокий слегка прихрамывал.
- Доб–рай день, дру–зья! - произнес он по слогам, широко улыбаясь, - идите, идите к нам. Это весело. Весело! - повторил он с нажимом.
- Видишь, как заговорил по английски, - Хайли, довольно улыбаясь, пихнул друга в бок, - это я его научил.
Джереми с удивлением узнал в нём Рамона, только сейчас тот выглядел моложе и приветливее - и как–то жизнерадостнее, что ли - чем в первый раз.
- Мы вас приглашаем к нашему столу, - спутник Рамона махнул рукой в сторону газонов, где в ряд выстроились длинные столы с деревянными лавками, а рядом дымили мангалы. Сок стекал на горячие угли - и те шипели. В ночном небе плясали бабочки вперемешку с оранжевыми искрами.
- Боб! Где Боб? - опомнился Хайли и завертел головой.
- Да вон он - конфетами объедается, - усмехнулся Джереми и кивнул в сторону Торопыги, который с довольным видом разворачивал очередную конфету, растягивая в улыбке перепачканный шоколадом рот.
- Вку–шайте, - Рамон поставил на стол перед друзьями бумажную тарелку с ароматными, жирными кусочками.
Мясо оказалось настолько сочным и мягким, так аппетитно пропахло дымом, что его и в самом деле можно было не есть, а именно вкушать.
- Почему нас таким не кормят? - вздохнул Джереми. - А если дают мясо, то, как будто пластмассовое?
- Вам готовят из сои, - пояснил коренастый. - Все из сои - и котлеты, и гуляш, и жаркое. Ничего, один маленький кусочек не повредит. Угощайтесь.
- Спасибо! - Боб уже был тут как тут и даже успел вооружиться пластиковой вилкой. - А почему нам - из сои? - удивлённо спросил он, нацепив на вилку приглянувшийся кусочек.
- Агрессия. Мясо повышает агрессию. А соя - хорошо для медитаций.
Коротышка говорил складно, с лёгким акцентом, и при каждом слове как–то странно причмокивал губами, точно проверяя его на вкус.
- Это Рикардо, - представил его Хайли. - Он работает в нашей столовой, помощником повара.
- А я отлучен от медитаций, мне можно хоть сколько мяса есть, - заявил Джереми.
Рамон, улыбаясь, стаскивал с шампура румяные куски, раскладывал их по бумажным тарелкам и предлагал гостям.
- Разве в Эколе ещё не отбой? - поинтересовался Рикардо, поливая свою порцию острым соусом.
- А мы как раз идём домой, - ответил Джереми, пережевывая сочный шашлык.
- Откуда идете?
- Вон, оттуда, - Хайли ткнул пальцем в сторону кирпичного лабиринта.
- Заболели?
- Нет, почему?
- Ведь там больница.
Ребята недоуменно переглянулись.
- Нет, больницу мы не видели. Там, за стенами, какое–то техническое строение.
Джереми почудилось, или Рикардо, действительно, смутился, испуганно повел глазами в сторону своих веселящихся земляков?
- А, ну да… Наверное, техническое.
- А расскажите про пиньяту! - влез Боб и работники принялись рассказывать про весёлый обычай.
- Слышал? - шепнул Джереми на ухо Хайли, - там ещё какая–то больница есть. Надо бы разведать.
- Ешь, разведчик, потом поговорим, - толкнул его коленкой под столом приятель.
Облака сгустились и поглотили редкие звезды. Начал моросить мелкий дождь, и столы стали пустеть. Женщины громко переговариваясь на своём языке, собирали посуду и носили к контейнерам мусор. Ещё чернее стала ночь, но белые и огненные бабочки по–прежнему летели в небо, плясали в тёплом свете фонарей, намокали и гасли. Вечеринка перемещалась в клаб–хаус - здание, в котором ребята встретили неприветливую уборщицу, когда приходили навещать Рамона. Из ярко освещенных окон неслись сильные, стройные голоса. Чудная мелодия, совсем не похожая на обычные Эколовские хиты - она, словно вибрация, проникала в кровь, заставляя сердце биться сильнее. Она была настоящей, правильной, как мясо, как огонь, как мозоли на ладонях работников.
Хайли зевнул.
- Ладно, парни, хватит на сегодня. Пора и честь знать, пусть хозяева от нас отдохнут.
Друзья поблагодарили Рамона и Рикардо за угощение, обменялись рукопожатиями и отправились к "детскому городку". Джереми уходил неохотно - он мог бы до утра слушать, как поют женщины, но не хотелось оставаться одному на чужом празднике. От съеденного в желудке сделалось тяжело, а душа словно уплотнилась и, как ночной туман, тянулась к земле. И только часть её, отчаянно летучая, сплелась с голосами и мелодией, и сама превратилась в музыку, и поднялась к облакам, с высоты взирая на - такую маленькую - Эколу.
Глава 19
Утренняя медитация подошла к концу.
Усиленный микрофоном фальцет чайкой пронесся над пляжем, то взмывая ввысь, то замирая и снова набирая силу:
- Благодарю вас, друзья! Мы славно поработали! Уверен, каждый из вас не только внёс свой личный вклад в дело мира и всеобщей гармонии, но и сам получил заряд вдохновения из единого информационного поля нашей необъятной вселенной! Роберт открыл глаза и выжидательно уставился на Фреттхена.
- Все свободны! Хорошего вам дня!
- Ну, наконец–то! Живот от голода свело! - воскликнул скульптор, разминая затекшие в позе лотоса ноги.
Вилина легко поднялась и принялась отряхивать длинную юбку от налипшего песка.
- Ну, пошли, чего ты копаешься? - недовольно бросил супруг, глядя как жена, следом за юбкой занялась туфелькой–балеткой. Балансируя на одной ноге, вытряхивала матерчатый башмачок и отирала ступню ладонью.
- Камушек попал, ногу колет, - виновато объяснила она, обулась и заторопилась следом за мужем.
Пляж наполнился гомоном и смехом. Небольшая община разделилась. Одни атаковали каменистые склоны, пытаясь поскорее выбраться с пляжа и приступить к завтраку. Другие торопливо скидывали одежду и бросались в воду, вдребезги разбивая лазурную гладь.
Роберт в числе первых взбирался по тропке. Он почти достиг верха, когда позади громко вскрикнула жена.
- Что случилось? - раздражённо оглянулся он.
- Руку уколола! Так сильно! А, может, кто–то меня укусил?
Голубые глаза посерели от боли и страха - Вилина, как любая женщина, до смерти боялась пауков, змей и прочих гадов.
- Давай другую руку!
Роберт крепко сжал узкую ладонь и потащил жену за собой.
Но и дома, на залитой солнцем кухне, где он, сидя на любимом месте у окна, пережевывал пышные блины под кленовым сиропом, пришлось отвлекаться на жалобы.
- Роб, посмотри! - голос Вилины дрожал и срывался. - Рука опухла… наверное, и правда кто–то укусил.