Хорёк отодвинул тарелку - сам он съел очень мало, так что до оленей не добрался - и забарабанил пальцами по столу.
- Видишь ли, Дже… Мы делаем всё, чтобы вам было хорошо. Всё - понимаешь? Но, пожалуйста, не думай, что это так просто. Люди - не горошины в кастрюле, чтобы их встряхнуть - и каждая заняла свое место. Не бывает на свете счастья настолько круглого, чтобы угнездилось в своей лунке и не мешало другим. Ты понимаешь меня? Да ты бери, бери овощи… Не стесняйся. Так вот, желания разных людей настолько противоречивы, что совместить их бывает так же трудно, как связать веник из кривых прутьев…
Джереми чуть не поперхнулся куском пирожка. Осторожно кашлянул в кулак.
- Поэтому нужен порядок. Вот, взять тебя, Вилину, Роберта, - продолжал Хорек. - Как угодить всем вам? Не бывает счастья на троих. Но ты - младше на пять лет. Нет, это не критично, но согласись, что ровесникам легче понять друг друга. В Эколе принято жениться и выходить замуж за одногодков. Таков порядок. И тесты опять же… у этих двоих получилась восьмидесятипроцентная психологическая совместимость - это очень много. При том, что нижняя граница - шестьдесят пять. Чёрт, да что тут говорить? Все равно дело сделано. Что радуга сочетала, того человек да не разлучает.
Джереми сидел, понурившись, и вяло тыкал вилкой в рагу. Он понимал, что Фреттхен прав, но что–то в нем отчаянно противилось этой правоте. "А двадцать процентов? - хотелось ему закричать. - Как быть с остальными двадцатью процентами? Что, если они сделают Вилину несчастной?"
Хорёк придвинулся вместе с табуреткой и положил ему руку на плечо.
- Не грусти, дружок. Как там царь Соломон сказал? Всё проходит, и это пройдет. Поверь, я ведь старше тебя и опыта в таких делах у меня побольше, - наклонившись к самому уху Джереми, он заговорил тихо. Чудно, должно быть, смотреть со стороны. Ученик и психолог сидят и шепчутся, как два заговорщика.
- Девчонки - это ерунда. Тебе сейчас главное поставить перед собой конкретные цели. Вот что, например? С лодкой мы что–нибудь придумаем. Про Вилину забудь. Музыка?
Джереми упрямо качнул головой.
- Зря ты так. Ведь ты любишь музыку. Человек должен к чему–то тянуться душой. Не важно - к чему именно, главное, чтобы его, собственное, из сердца идущее. Погоди. Хочу тебе показать кое–что, а ты мне скажешь, что это такое, на твой взгляд.
Хорёк вылез из–за стола и долго рылся в ящике трюмо. Выкидывал на пол какие–то листки, надписанные конверты, ластики, разноцветные маркеры, канцелярские скрепки, колпачки от шариковых ручек и карандашные огрызки. Глядя на его худую спину, Джереми испытывал странное чувство: одновременно доверия, симпатии и раздражения, и усталости от бесконечных тестов. Ему казалось, что психолог сейчас вытащит папку с кляксами Роршаха. Однако Фреттхен извлёк из пыльных глубин ящика другую - хотя и не ту, что с "Happy Birds", но очень похожую, картонный скоросшиватель с разлинованной обложкой. С папкой в руках он вернулся к столу.
- Вот, смотри, пару лет назад… - сказал Хорек, - в смысле… э… неважно когда, я провел небольшое исследование. Ученикам пяти различных школ в разных городах я предложил заполнить опросник. Первый вопрос был: "что для вас счастье?" Чуть меньше трети не смогли написать ничего конкретного, то есть, ответили что–то вроде, - он раскрыл картонную обложку и зашелестел страницами, - "мир во всём мире", "счастье - это помогать другим" и тому подобное. У этих ребят, по сути дела, не было ни целей, ни желаний, ни собственного представления о счастье.
- Разве мир во всем мире - это не цель? - удивился Джереми.
- При определённых обстоятельствах - да. Но в данном случае это штамп, расхожее газетное клише, ничто. Ребята, которые так отвечали, вовсе не думали о мире и слабо представляли себе, кому они собираются помогать и в чём. У второй группы были так называемые негативные цели. "Чтобы папа не пил", "чтобы мама не болела"… Они называли то, что мешает им стать счастливыми. Как ты думаешь, если бы папа бросил пить, а мама выздоровела - они бы достигли личной нирваны?
Джереми пожал плечами.
- Не знаю, наверное. А может, и нет. Может, им чего–нибудь другого захотелось бы.
Хорёк довольно кивнул.
- Правильно. Отсутствие чего–то не делает человека счастливым. И третья группа - с позитивными целями. "Поступить в университет", "написать книгу", "работать врачом", "иметь много денег", "получить в подарок щенка" или, как вариант, наследство… Вот, смотри, как один мальчик ответил, - он снова пошуршал в папке и вынул из нее мятый листок в клеточку, покрытый крупными, полу печатными буквами. - "Счастье - это красный шевроле и свежие булочки по утрам". Вот так, ясно и конкретно. Булочки, машина, деньги, образование - в общем, не суть, что. Главное, у ребят есть цель, причем вполне определенная. Есть, к чему стремиться и о чём мечтать.
- И это хорошо?
- Погоди. Затем школьники должны были представить себе, что все это у них уже есть, и описать свои чувства. Потом - что их желание, наоборот, неисполнимо, и снова описать, что они при этом испытывают, и придумать альтернативное. И что, ты думаешь, выяснилось? Очень интересная вещь…
- Господин Фреттхен, - вдруг перебил его Джереми, - а кто это писал? Про красный шевроле? Вроде как Боба почерк?
- Ну что ты, - с досадой поморщился Хорёк и, разгладив листок на колене, сунул его в папку. - При чем тут Боб?
- Извините, - сказал Джереми.
Фреттхен криво улыбнулся.
- Так вот, выяснилось, что самые счастливые люди - это те, кто ставит перед собой реалистичные цели, умеет от них отказываться в случае непреодолимых обстоятельств и ставить новые, - закончил он скороговоркой. - И ты свои, дружок, скорректируй, пока не поздно. А то, знаешь… - он взглянул на часы, - вообще–то, мы опаздываем. Пойдем, нас профессор ждёт. До школы еще дойти надо.
- Разве он нас не к себе домой пригласил? - удивился Джереми.
Хорёк встал и похлопал себя по карманам.
- Куда–то я ключи положил… Чёрт. Домой, говоришь? Много чести. Ты хоть знаешь, кто такой - Верхаен?
- Нет, а кто?
Джереми медленно выполз из–за стола. Его мутило. Голова кружилась, словно от голода, и только по каменной тяжести в желудке и пустым тарелкам на забрызганной соусом скатерти он понял, что наелся до отвала.
- Это наш царь и бог. От его оценки зависит все наше дальнейшее пребывание в этом раю. Одно его слово и… короче говоря, веди себя прилично, без фокусов.
Они вышли из дома и торопливо зашагали по улице. Посёлок еще не до конца проснулся, но где–то уже хлопали двери и слышались голоса. Туманные полутона проявлялись яркими красками, пастель сменялась маслом, ленивая предрассветная тишина - птичьей перебранкой.
Какая–то мелкая пичуга, золотистая в нежном утреннем свете, умостилась на коньке крыши и, точно флюгер, поворачивалась во все стороны.
Репродукторы молчали, но внутри у них что–то скрипело и царапалось. Они как будто набухали музыкой, готовой вот–вот брызнуть из–за чёрных решеток.
Глава 12
"Да, дорогая, я тоже тебя люблю. Что поделаешь, работа, будь она не ладна. Тоже очень по тебе соскучился. Непременно, непременно позвоню. Да, да. Конечно. Приеду, как только смогу. Обещаю".
Гельмут опустил трубку на рычаг и откинулся в кресле. Много лет назад Милена благосклонно принимала его ухаживания - он играл влюблённого, а она позволяла себя любить. Теперь они поменялись ролями. Она просит его побыстрее приехать, а он не торопится.
Вспомнились водянистые глаза тестя, его надменный взгляд и неизменно вонючая сигара.
- Конечно, вы не пара моей дочери, Гельмут. Но если она счастлива с вами, что ж… так тому и быть.
Молодой Верхаен прекрасно уловил подтекст: "Если ей нравится играть с тобой, мальчик, побудь с ней рядом, но не думай, что ты её достоин. Просто мы, богатые люди, можем позволить себе любые игрушки".
- Где вы работаете? Холмарк? Хотите, я устрою вас клерком в один из моих банков?
- Спасибо, господин Макларен, у меня другие планы.
- Что ж, надеюсь, они достаточно амбициозны. Девушки не любят неудачников.
С тех самых пор Гельмут ненавидит сигары. Они напоминают ему о тесте и ассоциируются с унижением.
Других планов у Верхаена не было, он обманул старика Макларена. Женившись на дочери известного банкира, он надеялся заполучить местечко в семейном бизнесе и войти в круг победителей. Место клерка его не прельщало, пришлось искать другие пути.
- Если ты не хочешь идти к папе, нужно учиться! Без образования ты даже место менеджера в своем молле не получишь. Так и просидишь всю жизнь в продавцах.
Милена была права, он и сам это понимал. Поразмыслив, Гельмут решил стать профессиональным психологом. Как Лорена.
Лорена Уилсон. В её кабинете за тяжелыми шторами всегда пахло розами - сладковато и тревожно–прекрасно… Солидный стол с зелёной лампой, а за ним - миниатюрная мисс Уилсон. Аккуратная стрижка в ровных волнах завитков похожая на бутон диковинного чёрного цветка. Костюм в темных тонах, чаще синих и бордо, белый или кремовый шелк блузки. Гипнотически мягкий голос и цепкий взгляд бархатных глаз. Гельмут мог любоваться ею бесконечно. Механически отвечая на вопросы школьного психолога, рассматривал блестящие волосы, бледный лоб, изящно вытянутые шнурочки бровей и длинные, игольчатые тени от ресниц. Зачарованно следил, как шевелятся губы, покрытые блеском, и дергается голубая жилка на шее. Скользил взглядом по вырезу в блузке и, когда тот кончался, со вздохом переключался на узкие запястья и маленькие, нежные руки.