Для жителей Эколы все товары в магазинах отпускались бесплатно. Поговаривали, что работники тоже могли отовариваться, но за деньги. Однако, то ли из–за сиесты, то ли из–за чего другого, они оказались единственными клиентами. Молчаливые, внимательные продавцы в синих халатах упаковали отобранное, и, прижимая к себе бумажные пакеты, ребята отправились в сторону рабочего поселка.
Дорога из–за жары показалась бесконечной, но вот, наконец, показались длинные здания скучного жёлтого цвета. Никаких граффити, как в "детском городке". Никогда ещё друзья не подходили к посёлку так близко. Одинаковые двери, большинство - голые, монотонно–бежевые, и лишь некоторые украшены подковами или венками. Квадратные таблички с номерами.
- И что, куда теперь? - растерянно спросил Хайли.
- Вон тот корпус, кажется, административный, - сказал Джереми, показывая на ближайшее к амбулатории здание, на одной из дверей которого висела разграфлённая таблица. Должно быть, расписание работ. - Давайте зайдем и спросим.
Он перехватил поудобнее пакет, из которого выглядывали бананы и колючий ананас, и уверенно пошёл через газон.
- Кого спросим–то? - крикнул Хайли ему в спину.
Проверить свою догадку об административном корпусе они так и не смогли, потому что внутрь их не пустили. Дверь открыла работница в платке до бровей и с шваброй в руках. Только взглянув на ребят, она затрясла головой, мол, уходите. Сюда нельзя. Вид у неё, впрочем, был скорее испуганный, чем грозный.
Джереми битых полчаса втолковывал ей, зачем и к кому они пришли. Работница скверно понимала английский, а говорила на нём и того хуже. Она все время порывалась захлопнуть дверь, но Хайли опёрся плечом о притолоку, а Боб наступил пяткой на порожек.
Наконец, дело сдвинулось с мёртвой точки. Прозвучало имя незадачливого кровельщика - Рамон - и, словно нехотя, женщина ткнула пальцем в сторону длинного, приземистого строения:
- Там. Пятый дверь.
- Что? - удивлённо переспросил Джереми.
- Пять, - косноязычно выговорила работница и показала на пальцах.
Ребята подарили ей на прощанье яблоко.
- Не очень–то гостеприимный народ, - заметил Хайли, когда они бодро топали по газону в указанном направлении.
- Они не понимают, что мы стараемся и для них тоже, - хмуро сказал Джереми. - И для их близких, которые где–то там, далеко… Чтобы их дети не голодали. Не умирали от болезней. Мы это делаем для них, - повторил он упрямо.
- Да ну, Дже, забей! - Боб хлопнул его по плечу. - Тетка просто запуганная какая–то. Они все какие–то запуганные, - он пожал плечами с недоуменным видом. - Я вот никого не боюсь!
- Ну, началось, - махнул рукой Джереми и поспешил вслед за длинноногим Хайли, - догоняй! - крикнул он Торопыге.
Общаться с работниками приходилось нечасто - они настолько тихо и аккуратно занимались своими делами, что воспринимались так же, как извечный музыкальный фон. Вроде, есть, но не всегда замечаешь. Однако все, с кем довелось перекинуться парой слов, говорили, хоть и с акцентом, но грамотно. Может, эта женщина в платке - новенькая? Должно быть, работники не живут в Эколе постоянно, а сменяют друг друга. Одни возвращаются домой, к семьям, другие - приезжают на их место.
Друзья нашли дверь с цифрой пять и Хайли надавил кнопку звонка.
Дверь распахнулась - на пороге возник рослый мужчина, с худым, небритым лицом и забинтованной головой. Одет он был не в привычный синий халат, а в шорты и майку. При виде гостей работник неуверенно улыбнулся и отступил вглубь комнаты, словно приглашая их за собой.
Ребята вошли, один за другим, с любопытством озираясь. Стол со стульями, шкаф - все из крапчато–серого пластика. Диван у стены и маленький холодильник в углу - а на нём микроволновка. Простая комната, но уютная, чистая. "Функциональная", - как выразился бы Хорёк. Они сложили подарки на стол.
Рамон - а это был, без сомнения, он - взял в руки банку кофе, повертел, понюхал…
- Грацио, ниниос, - сказал робко улыбаясь.
- Что? - опешил Джереми.
- Он поблагодарил нас, - объяснил Хайли.
- А ты откуда знаешь?
Хайли пожал плечами. Вид у него был озадаченный.
- Он что, по–нашему ни бум–бум? - спросил Боб, а Хайли перевёл:
- Но хаблес ен инглес?
- Нон, - ответил Рамон виновато.
Улыбка получилась кривоватой, и двигался он немного кособоко. Вероятно, последствие травмы.
- Что это за язык? - спросил Джереми. - Где ты его выучил?
- Не знаю, - признался Хайли. - Просто он говорит, а я понимаю. И могу сказать так, чтобы он понял, - он поскреб голову, нервно и сильно, утопив пятерню в густых кудряшках. - Чёрт возьми, парни, в жизни не учил иностранных языков.
Рамон бочком опустился на диван - очевидно, ему было трудно стоять - оперся о подушку и, кивком указав гостям на стулья, заговорил. Его речь, напевная и странно–красивая, лилась ручьем, а Хайли слушал, озабоченно сдвинув брови, и переводил.
- Он немного понимает по–английски, но сам говорить не может. Особенно после падения с крыши.
- А, - догадался Боб, - память отшибло!
- Ну, типа. Он больше со своими земляками работал, потому и не выучил язык. Он сожалеет и просит его извинить.
- А давно он здесь? - поинтересовался Джереми.
- Где, в стране? Чуть больше трёх лет. Своими руками строил Эколу. Раньше, два с половиной года назад, на этом самом месте начиналась степь… А они, строители, в смысле, в бараках жили. Вода - привозная. Кондиционеров в бараках нет. Земля, как раскалённая печь. Ничего на ней не росло, одни колючки. Сейчас Экола - рай. Настоящий рай, цветущий сад. И такие приятные молодые люди, то есть, мы…
- Да погоди, не тараторь, - поморщился Джереми. - О чем ты? Какие два с половиной года? Экола уж никак не меньше тридцати лет стоит, а то и больше. Может, тридцать два с половиной?
- Хайли не знает цифр на своем тарабарском, ага, - ухмыльнулся Боб.
- Нет, он говорит два.
Обратно в "детский городок" друзья возвращались налегке, в глубокой задумчивости. Вернее, Джереми и Хайли задумчиво молчали, а Боб косолапо пританцовывал и беззаботно подпевал репродукторам.
- То ли замок,
То ли город на холме,
Степной мираж…
- А что он ещё сказал? - нарушил молчание Джереми.
- Он сказал, что это его любимый сорт кофе.
Глава 8
Вилина лежала на спине, уставившись в тёмный потолок, и под ровное сопение мужа перебирала в уме недавние события.
Напутствия Хорька, сладкое шампанское и янтарная капсула, взрыв красок и эмоций. Оживленные лица, белый пух в волосах, на ресницах, на платье. Казалось, ещё немного, и она сама обернется огромной чайкой, и, кувыркаясь в воздухе, в чистейшей, праздничной синеве, захлебнётся от восторга и эйфории.
Но вот они с Робертом - рука об руку - подходят к радуге, и тело теряет легкость. Его резко и хлестко сводит в дугу. Когда Вилина уже близка к тому, чтобы закричать от боли, пытка неожиданно кончается.
Все её существо словно раздваивается. Голова невесомая, точно изнутри заполнена горячим паром. Улыбка - пушинкой - пристала к губам, а сердце наливается непонятной тревогой. Сможет ли она стать хорошей женой? "Ты должна, обязана стать идеальной женой Роберту" - стучит в ушах так, словно она учила эту фразу наизусть. "Должна, должна, должна", - отзывается эхом в пустой голове. Должна стать матерью его детей. Преданной подругой и великолепной любовницей.
Наверное, она старалась. Наверное, ему было хорошо. Как жаль, что в памяти не осталось воспоминаний о той, первой ночи. Лишь синяки по всему телу и запёкшаяся кровь на губе.
Что это - радуга или таблетки? Что одурманило её до потери себя? Она была, словно хмельная, не ведала, что творит и что творят над ней. Вилина вздохнула и покосилась на мужа.
Счастливчик - спит безмятежно, как ребёнок, поджав колени к животу и заткнув огромные кулаки под подушку. Устал - слишком много впечатлений. Упал, как подкошенный, и заснул. Даже не притронулся к молодой жене.
А ей не спится. В первый раз за всю свою жизнь, она не может понять, что именно её печалит. А, может, просто не хочет? Нет, это совсем на неё не похоже. Она всегда честна и откровенна с собой и другими.
Выходя замуж, Вилина собиралась покончить с детской привычкой вести дневник. Возможно, она поторопилась с этим решением. Возможно, написанное на бумаге само выстроится в гладкую, ровную цепочку, так, что сразу станет ясно - почему вместо обещанного счастья в душе поселилась непонятная тревога.
Вилина осторожно, чтобы не разбудить мужа, соскользнула с кровати, подобрала с пола просторный, расшитый драконами халат, накинула и на цыпочках вышла из комнаты.
Бесшумно сбежала по широкой лестнице вниз и отыскала в прихожей не распакованный рюкзак. Увы, дневника в нём не оказалось.
Она снова и снова перебирала немудрённые одёжки, книжки и блокноты, заколки и браслетики из бисера. Дневник пропал.
Теперь она огорчилась по–настоящему. Он был её самым близким другом. Даже ближе, чем Джереми.
И вот, у неё не осталось друзей.
"Но ведь у тебя есть муж, - зазвучал в ушах вкрадчивый голос Фреттхена, - отныне и навеки, он и есть твой лучший друг, партнёр и вторая половинка".
И ведь не поспоришь. Так и есть.
Но почему на сердце так тяжело, а глаза слезятся, точно от лука? О том, чтобы лечь и уснуть, не может быть и речи.
Вилина сложила в рюкзак рассыпанные по полу вещи, подумала и вытащила обратно любимые старые джинсы и футболку с шутливой надписью: "Если ты можешь это прочесть - ты подошёл слишком близко".