"Еще одна информация, - с бесшабашной веселостью подумал странный путник, в полном беспамятстве оказавшийся в древнем Иерусалиме. - Меня считают чужеземцем… Это уже что-то. Но веселиться-то с какого фуя? В эти времена иностранцев не жаловали нигде. Чуть что - и в конверт. Лазутчик, дескать… Да еще нож за пазухой держит".
Но любая дорога кончается. Завершилась и эта. Рыжий проводник нырнул в некое замысловатое сооружение у стены Иродова дворца, напоминавшее примитивный подъемник, опущенный на землю, втянул костлявой, но сильной Рукой замешкавшегося чужеземца.
В подъемнике, сплетенном из тростника, было достаточно светло, солнце настойчиво просвечивало сверху, и только теперь человек увидел, что поводырь его о д н о о к и й. Правая глазница была пуста, образовалась внушавшая сострадание впадина на заросшем рыжей редкой бородой лице, второй же зрак дерзко, но с потаенным страхом, всматривался в того, кого он привел в столь опасное по близости к дому судей место, в котором обитал римский наместник Понтий Пилат, дом его называли еще Преторией, и столь же укромном, ибо с этой стороны дворец Ирода не охранялся.
- Не знаю, кто ты, и ни к чему мне запоминать твое имя, - начал рыжий иудей. - Тогда меньше скажу во время пыток и облегчу себе страдания…
Иерусалимец усмехнулся.
- Меня послал к тебе Иисус Христос.
"Как он похож на Виктора Юмина, этот одноглазый! Но ведь Юмина уже нет… Вот уже скоро год, как его прибрал Господь Бог или кто-либо еще", - подумал человек.
И смутился.
И тут вспомнил, что сообщил ему о кончине Виктора Юмина один из активистов борьбы за трезвость из клуба "Оптималист", и случилось сие 20 ноября 1992 года от Рождества Христова…
Юрий Александрович Ливин, да-да, именно так его звали… Сначала он позвонил вечером, а утром был сам в резиденции Товарищества в подмосковном городе Одинцово.
"Но как я мог подумать об этом сегодня, в жаркий полдень месяца ф а м м у з, на тридцать третьем году Иисусовой жизни? - удивился человек. - Виктор Юмин еще не родился и не успел, естественно, предать русского писателя Станислава Гагарина и их общего дела, которому они обязались служить вместе… Все это еще случится в будущем. Но как похож этот одноглазый посланец Иисуса на того рыжего якобы борца с л о м е х у з а м и, которому я доверился спустя столетия?!"
Вслух он спросил:
- Это правда, что тебя направил ко мне Христос?
- Да-да-да! - закивал рыжий одноглазец, столь похожий на Виктора Юмина, успевшего родиться в глубине грядущих веков и умереть преждевременной смертью.
"Не явилась ли эта смерть карой за предательство? - подумал тот, за кем якобы послал Иисус Христос, несколько смущенный сходством одноглазого иерусалимца и криводушного коммерческого директора в будущем. - Могу ли я верить этому типу?"
- Как зовут тебя? - спросил человек.
- Что в имени тебе моем? - вопросом отозвался рыжий. - И тебе будет легче на дыбе, когда палач начнет прижигать чувствительные места. Меньше знаешь - меньше отвечаешь.
- Зачем же ты привел меня сюда?
- Так просил Учитель… Ты веришь ему?
- Верю, - просто сказал странник по Времени.
- Тогда выполни его просьбу. Надо зарезать Понтия Пилата.
- Об этом просил Учитель?
"Не вяжется… Лапшу мне вешает на уши, паренек. Не по Христу затевать подобные хохмы".
Промолчавшему рыжему он сказал:
- Не верю! Не мог Христос просить об этом… Не верю!
- А в историческую необходимость ты веришь, козёл? - озлился одноглазый. Ситуация в Иерусалиме революционная сложилась, ты понял!? Иудеи идеологически и социально готовы взять в руки оружие, изгнать римских легионеров из Святого Города, истинного святилища Иеговы во всем царстве Иудейском… Нужен сигнал! Нужен психологический толчок! Ты и подтолкнешь боязливых иерусалимцев. Выбор пал на тебя…
- Но почему?
- Ты пришлый, тебя никто не знает. Пришел-ушел… Главное - смерть Понтия Пилата. Насильственная смерть! Она всколыхнет город… Легионеры начнут репрессии, это озлобит иудеев, они восстанут, и мы провозгласим Царство Божие на земле.
- А при чем здесь Иисус Христос?
- Христос здесь абсолютно не при чем. Мы объявим, что убийство Понтия Пилата освещено его и з б р а н н о с т ь ю и объявим Христа Сыном Божьим. Будем править его именем. Только и всего.
- Так поручал он мне убивать Пилата? Нет? Или это только часть плана вашего подпольного комитета?
- Поручал-не поручал… Мы, кстати, называем себя греческим словом с и н к л и т. Иисус Христос входит в синклит, который и принял решение убить Понтия Пилата. А уж мне было поручено найти тебя и передать решение…
- Политбюро, - закончил чужеземец и усмехнулся.
"Все правильно, Папа Стив, - подумал он, - все путем… Триста включают в синклит, о чем сам Иисус даже не подозревает. Но его именем шайка-лейка эта уже освящена. Они принимают преступное решение, которое приведет к гибели тысяч ихних же единоверцев, но подают собственное решение как санкционированное Христом, о чем Учитель не ведает ни сном, ни духом.
Ну и ловкачи! Впрочем, разве мало их, рыжих в наше Смутное Время?!"
В сознание его пробился знакомый голос:
- Мы на Лифастротоне сейчас… Оба идите сюда.
- Что значит Л и ф а с т р о т о н? - спросил Папа Стив у рыжего члена синклита. - Нам надо срочно пройти туда.
- Так ты согласен убить Пилата?
- Вот так?!
Он мгновенно выхватил из под мышки нож и приставил к горлу рыжего иудея.
Лицо последнего перекосило страхом.
"Как он похож на Виктора Юмина и на Павленко с Литинским одновременно!" - подумал гость древнего Иерусалима, хотя три предателя из Двадцатого Века вовсе не походили друг на друга. - Хлипкие на расправу, беспредельно вонючие козлы!"
Но сейчас он, прежде не будучи кровожадным, не задумываясь, уничтожил бы всех троих.
- Не бойся, - сказал онемевшему от смертельного ужаса иудею, убирая за пазуху нож. - Твое время еще не приспело… Как нам пройти на Лифастротон?
- Это каменный помост перед жилищем Пилата, - объяснил рыжий. - Мы, евреи, зовем его Гаввафа…
"Да-да, я вспомнил, - подумал Папа Стив. - Именно оттуда начнет крестный путь Учитель".
- Пойдешь со мной, - строго сказал он рыжему провокатору, и тот послушно закивал.
Едва они оказались на Гаввафе, к ним подошли двое.
Агасфера чужеземец узнал сразу, а затем и вспомнил собственное имя.
"Далеко же меня занесло! - весело подумал Станислав Гагарин. - Впрочем, мезозойская эра, где я резвился в обличье тираннозавра, находится еще дальше".
Лицо спутника Агасфера показалось ему знакомым, впрочем, он и догадался, кто перед ним, но ждал, когда Вечный Жид представит товарища.
- Я обещал вас познакомить, - сказал Фарст Кибел. - Пользуясь случаем. Ваш гость из Двадцатого Века, писатель Станислав Гагарин. А это мой друг - Иисус Христос.
- Здравствуйте, - приветливо улыбаясь, негромко произнес приветствие Христос и протянул русскому сочинителю руку.
Держался он так естественно и просто, что Станиславу Гагарину показалось, будто они знакомы тысячу, нет, без малого две тысячи лет.
- Рад с вами познакомиться, - проговорил он, несколько озлясь на себя: не сумел приискать иных слов, кроме таких затертых и банальных.
- Я вижу, что с Иудой вы уже встретились и беседовали, - проговорил Христос, проницательно посмотрев на рыжего иудея, стоявшего чуть поодаль, с потупленным долу половинным взглядом.
- Так это и есть партайгеноссе Иуда! - воскликнул Станислав Гагарин, и рука его инстинктивно дернулась к левой подмышке. - Ах да! Иуда был рыжим…
"Жаль, что не зарезал тебя в тростниковой корзине, - подумал сочинитель. - Может быть, все рыжие - предатели? Ахнуть тебя, суку переметную, ножом, и некому будет бежать к Анне и Каиафе за тридцатью серебрениками. И честного служаку Пилата не подставишь, не придется старому пердуну лишний раз мыть руки и оставаться оболганным на века. Сейчас я тебя и кончу, Иуда из Кариота!"
Он нащупал рукоятку ножа, крепко сжал ее пальцами и уже потянул было жадное и хищное лезвие из ножен, как вдруг услышал внутренний голос Агасфера:
- Охолоньте, письме́нник! Мы здесь вопреки закону причинных связей. Нельзя убивать Иуду прежде, нежели предаст он Иисуса Христа. Оставьте нож в покое… Мы уходим! Попрощайтесь с Учителем… А и у д а м воздастся по делам их.
VI
Вернувшись из древнего Иерусалима, Станислав Гагарин с надеждой и уверенностью в полезном для Отечества исходе ждал Седьмого Съезда народных депутатов.
Конечно, сочинитель, как и многие его земляки, давно утратил веру в народных избранников, р а з м я т ы х той злобной пародией на демократию, каковая воцарилась на огромных территориях-кусках безжалостно и цинично Разорванной Державы.
И в глубине души верил Станислав Гагарин лишь тому еще неизвестному миру человеку, который скажет однажды х в а т и т бобонисам, зухраям, козырьманам, четвертушкам и прочим похмельцыным.
- Наполеон! - восклицал Станислав Гагарин. - Когда же явится русский Наполеон и разгонит ф а н т а с е г о р и ю?!
Наполеон не появлялся.
Едва намечался-обозначался н е к т о, похожий на кандидата в общенациональные герои, вырисовывался лидерский протеже из рядов оппозиции, как на него набрасывались теле-егоры и отпопцовывали так, что становилось до слез обидно за ошельмованного вконец парня.