"Мне бы такой", - завистливо вздохнул про себя сочинитель и тут же услышал мысленно голос Фарста Кибела:
"Ради Бога! Для этого мы и прибыли сюда…"
Но поначалу Юозас нажал кнопку рядом с динамиком, выведенным у калитки, и динамик отозвался женским голосом:
- Тринадцать!
- Двадцать восемь - ноль пять, - сказал Вилкс и получил в ответ короткое слово:
- Ждите…
Они ждали минуты три. Писатель, переминаясь с ноги на ногу, незаметно огляделся и увидел шевеление в лапах двух здоровенных елей, стоявших по обе стороны от непроницаемых ворот объекта.
- Телевизионные камеры! - сообразил писатель. - Крутые, видать, хозяева здесь поселились…
Но кроме упомянутого уже трехзвездного прапорщика, оказавшегося за калиткой, увидеть кого-либо им было не суждено.
Рослый и моложавый прапор, которого Юозас называл Егорычем, с момента возникновения перед в е л и к о л е п н о й четверкой покивал каждому из прибывших гостей, и только Вилксу он пожал руку, сразу выделив его среди остальных спутников.
С ними он был вежлив, а ежели откровенно, то попросту не замечал никого и пояснения давал, обращаясь к подполковнику из ГРУ.
- Сначала подберем и г р у ш к и, - бесстрастно объявил прапор и, не впадая в подробные объяснения, повел боевую группу в правое здание-блок, внушительное двухэтажное строение, но без окон.
Это был склад стрелкового оружия. Чего только не было там! В залитых мертвенным, но ярким светом люминесцентных ламп комнатах, стояли открытые и закрытые ящики с автоматическими винтовками, пулеметами, современными фауст-патронами, короткоствольными автоматами без прикладов всех систем.
Разнообразные пистолеты и револьверы красовались за стеклами в специальных витринах, расположенных вдоль стен, вперемежку с различными гранатами, дымовыми шашками и напалмовыми бомбами.
Станислав Гагарин, как любой нормальный мужчина, любил оружие, умел пользоваться им, уважал человека с ружьем и понимал, как важно сто раз отмерить прежде чем в з я т ь с я за стреляющее устройство.
Разбежавшись глазами по небывалому изобилию средств уничтожения людей, ведь этот арсенал собирался вовсе не для охоты на зайцев, писатель усилием воли сдержал чувства и вопросительно глянул на Вечного Жида.
Но Агасфер взглядом показал на Юозаса, определяя в нем руководящую на данный момент личность.
- Сами будете подбирать для себя игрушки или доверимся Егорычу? - спросил Вилкс.
- И так, и эдак, - ответил Олег Геннадьевич с Лубянки.
Остальные промолчали.
Сочинитель выбрал для себя к а л а ш н и к калибром 5,45 и четыре запасных магазина к нему. Затем он подобрал с т е ч к и н а, к этому пистолету всегда, с той поры, когда он впервые стрелял из него в Ораниенбауме на военно-морских сборах, было у Станислава Гагарина уважительное отношение.
К а л а ш н и к и предпочли и лубянец с гэрэушником. Юозас взял еще револьвер системы н а г а н, а Геннадьевич - м а к а р о в а. А вот Вера выбрала израильский автомат у з и и немецкий п а р а б е л л у м. Этот пистолет - оружие неплохое, но для женской руки несколько неподъемное.
Но хозяин - барин…
- А вы, Федор Константинович? - спросил Юозас у Вечного Жида.
Фарст Кибел усмехнулся.
- У меня оружие особого свойства, - пояснил он. - Не беспокойтесь… Покрепче вооружайтесь сами.
Они подобрали еще три гранатомета, по одному на каждого мужчину, прихватили два ящика зарядов, а Станислав Гагарин показал пальцем на деревянную упаковку с гранатами Ф-1, удобными такими штучками-дрючками, с глубоко нарезанными параллелями-меридианами, по которым рвутся эти "лимонки" на смертоносные осколки.
- Опасное оружие, - равнодушным тоном заметил прапор Егорыч. - Бросать их надо только из укрытия.
- Знаю, - просто ответил сочинитель.
…Ему захотелось подняться. Перед сном напузырились чаю, обсуждали и обсуждали грядущую операцию, Вера не успевала заварник опорожнять.
Агасфер пил больше всех, нахваливал индийскую заварку типа СТС. Ее он сам и приволок откуда-то, целых три пачки.
"Где он сейчас?" - подумал Станислав Гагарин, поднимаясь с широкого ложа, свешивая ноги и пытаясь нащупать ими тапочки, входившие в инвентарь конспиративной квартиры.
Его собственные тапки сиротели в писательской больнице на Каширке.
Электричества Станислав Гагарин не зажигал, и плохо ориентируясь в чужой квартире, задел в коридоре горку оружия, сложенного у стены стволами кверху, на подходе к туалету.
Автоматы с грохотом свалились на пол.
Едва прекратился шум, как в дверях возникли с о с е д и с обнаженными пистолетами в руках.
Физиономии их вовсе не смотрелись заспанными, мужики были как огурчики, хотя и в трусах.
- Виноват, - смущенно улыбаясь, промолвил сочинитель. - В гальюн, значит, собрался, а тут железяки…
Оба с о с е д а синхронно вздохнули и вернулись к себе, не промолвив ни слова.
А Станислав Гагарин, о т м е т и в ш и с ь, возвратился на широкое ложе, и тут вскоре возник разговор о женщинах и варенье.
- Вам не спится от того, что с вами в одной комнате женщина или потому, что на рассвете начнется бой? - спросила Вера. - Придется убивать людей…
- Да, - сказал сочинитель, - придется убивать… Именно п р и д е т с я. Поверьте, удовольствия мне сие не доставит… Но я всегда помню, что уничтожаю не людей, а носителей Мирового Зла. Ведь я уже видел, как действует сейсмическое оружие, я уже, Вера, был в завтрашнем дне.
А вот на первый ваш вопрос я отвечу позднее.
- Согласна, - ответила Вера, и по голосу ее было слышно, как молодая женщина лукаво ухмыльнулась. - Что же касается зла… Да, если з л о выведено за скобки нравственности, оно подлежит неумолимому уничтожению. Но как быть со злом моральным? Если зло суть неотъемлемое качество определенного сорта душ человеческих? Как у Федотовой, например, которую вы зовете с о с у д о м з л а, или у Павленко с Литинским, у Ларисы Панковой, которая не задумываясь, уничтожила набранную в типографии дюжину книг. Для полиграфиста сие вдвойне преступно…
- Я смотрю - вы прекрасно осведомлены о делах Товарищества, - проговорил Станислав Гагарин. - Н-да… Что же касается морального зла… Да, вы правы, тут существует логическая опасность. Признать естественным существование зла в душах этих монстров - значит, как-то оправдать их действие. А сие для общества, для нас с вами, Вера, непозволительно. Ни оправданию, ни прощению Ирина Васильевна Федотова, жена полковника Генерального штаба, отставники, похерившие честь и достоинство офицера, Павленко, Литинский и Голованов, примкнувшие к ним Красникова и Калинина, Панкова, наконец, другие заговорщики-путчисты, а ежели проще, то мелкие душой хапуги, никакому оправданию существа эти не подлежат.
- Видимо, такими они были от рождения, - задумчиво произнесла Вера. - Флорентиец Макиавелли считал необходимым считать всех людей злыми… Понимаете, Папа Стив, в с е х без исключения! Надо постоянно помнить, предполагать, что люди, и ваши н о в ы е сотрудники в том числе, всегда проявят з л о б н о с т ь собственной души, едва лишь им представится к тому удобный случай.
Далее Макиавелли говорит: "Ежели чья-нибудь з л о б н о с т ь некоторое время не обнаруживается, то происходит это вследствие каких-то неясных причин, пониманию которых мешает отсутствие опыта…"
- Однако, - подхватил Станислав Гагарин, - з л о б н о с т ь эту все равно обнаружит время, называемое отцом всякой истины!
- Справедливо, - согласилась молодая женщина, - ибо з л о б н о с т ь людской натуры имеет самые разнообразные проявления.
- Я читал книгу Николая Макиавелли "Государь", - вздохнул сочинитель, - и догадался откуда изрекаемая вами истина, Вера. Да, люди неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману. Все это так. Многих, если не всех, отпугивает опасность, но влечет нажива. Пока ты делаешь им добро, они обещают ничего для тебя не пожалеть, клянутся отдать за тебя имущество и жизнь. Но когда у тебя появится нужда в этих людях, они тотчас от тебя отвернутся…
- Вам, Папа Стив, необходимо навсегда избавиться от иллюзии, будто людей можно преобразовать, - наставительным тоном произнесла Вера. - Помните завет флорентийца: "Тот, кто желает исповедовать добро во всех случаях жизни, неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру".
Вас это не убеждает? Тогда вспомните три заговора-путча, которые вы пережили в 1989–1991 годах, за два года предпринимательской деятельности…
- Кто вы? - спросил Станислав Гагарин. - Вам-то к чему эти разговоры о добре и зле…
- Пытаюсь понять этику земного человека… Вы сами, Станислав Семенович, типичный землянин, хотя и общаетесь с космическими пришельцами, по сути дела с Богами.
- Вы знаете, кто есть Федор Константинович?
- Разумеется… И про ваши подвиги, похождения с вождем знаю тоже. Роман "Вторжение" три раза взахлеб читала. Ведь я же призналась вам сразу, Папа Стив, вы мой любимейший писатель.
- Ладно уж, - смущенно, но растроганно отозвался Станислав Гагарин.
Слаб человек! Очень ему стало приятно после этих слов. Но зародилось сомнение: не слишком ли она хорошо меня знает? И как могла прочитать "Вторжение", если книга еще не вышла?
- А набор в Электростали? - спросила его, будто прочитав мысли, молодая женщина. - Оригинал и вёрстка Четвертого тома "Современного русского детектива", куда вошел этот роман? З а р у б л е н н ы е Федотовой вёрстки Пятого и Шестого томов серии "Фантастика, приключения и история", куда роман тоже входил двумя частями?
Прочитать ваш роман, Папа Стив, для меня проблемы не составило, поверьте.