Красс удаляется, опустив голову, так, словно хочет показать, что повинуется мне, а может, чтобы спрятать свой негодующий взгляд. Марк явно в сомнении. Он вскидывает брови:
- Что, интересно, у твоего ученика в голове?
- Лично я думаю, что он все выдумал. Никогда он не слышал никаких голосов по ночам. Он придумал эту историю, чтобы лишний раз заговорить со мной об этом проклятом пальто.
- А секретные проходы? Почему он ими интересуется?
- Не знаю. Может, это просто повод обратиться ко мне, а потом перевести разговор на то, что его беспокоит.
- А если история с голосами правда?
- Он хороший актер, этот Красс! Я смотрю, ты готов ему поверить.
- В любом случае тебе надо быть с ним поосторожней, по крайней мере в оставшиеся две недели опекунства.
Сегодня утром Рем еле-еле поспевает на пробежку. Мы думали, нас всех дисквалифицируют из-за опоздания. Нам пришлось долго его расталкивать, чтобы он соизволил открыть глаза.
- Я решил сегодня не вставать, - объявляет он как ни в чем не бывало.
Я спрашиваю:
- Почему?
- Я устал.
- Тебе плохо? Ты заболел?
- Нет. Мне осточертел этот цирк.
- Давай. Вставай, одевайся. А то нам всем достанется.
- Ладно, согласен. Но я делаю это исключительно ради вас.
Соревнования по бегу проходят почти как обычно. Когда я встречаюсь взглядом с Ремом, то чувствую, что он ждет от меня ответа. Что я скажу ему? Я не до конца уверен в том, что Цезарь окончательно закрыл тему. Я слово в слово передам Рему наш разговор, и пусть он сам решит, как это понимать.
Я догоняю его в коридоре, ведущем в зал для отжиманий. Выслушав мой рассказ, он улыбается. Я озадачен. В общении с ним так происходит довольно часто.
- Вы мои друзья, - заявляет он. - И это главное. Я смирюсь с тем, что больше не буду играть. Спасибо.
Урок математики. Мы сейчас в фазе "усвоения". Преподаватель заставляет нас хором повторять уравнение, надеясь, что так нам легче будет его запомнить. Будучи помоложе, я обожал такие моменты, когда ничего не нужно понимать. Просто повторять, и все, иногда горланя или коверкая слова, чтобы посмешить остальных.
Раздается звонок. Это тревога. Как по команде, все дети нагибаются лицом к парте, направляя взгляд на свои ботинки. Самые осторожные закрывают глаза. Учитель открывает дверь и в неподвижности ждет распоряжений. Слышен топот подкованных ботинок.
Как можно медленнее я поворачиваю голову к двери и приоткрываю глаза. Солдат-"монстр", почти такой же, каких я видел двумя неделями ранее, что-то нашептывает нашему преподавателю. Из их разговора совсем ничего не разобрать. Опять звонок. Дверь закрывается. Проходит еще несколько минут, прежде чем раздается команда вставать. На завтраке обязательно попрошу кого-нибудь прояснить мне ситуацию.
Новости разлетаются по коридорам со скоростью света. Оказывается, Синие все видели. Во время еды вокруг них будет полно любопытных. Я сажусь напротив Мария, который лукаво смотрит на меня. Красс, как всегда, рядом.
- Хочешь все узнать?
- Как ты догадался?
Цезарь 1 встает. Все разом затихают.
Красс шепчет:
- Он все нам объяснит?
Я жестом показываю ему, что нет. Я уже знаю, что он нам скажет.
- Ешьте молча! - рявкает наш начальник.
Вздох разочарования пролетает по залу. Слышится скрежет стульев: это все Цезари в полном составе встают и начинают расхаживать между рядами, чтобы никто не смел произнести ни слова. Они вооружены небольшими жезлами, которые нужны не для битья, а для указания виновных, которых следует "охладить" немедленно. Все дети знают это, и даже Красс, которому я никогда ничего не говорил, тут же усваивает новое правило. Я часто задавал себе вопрос, что было бы, если бы все ученики разом вышли из подчинения. Думаю, раздался бы сигнал тревоги.
Я неслучайно выбрал в соседи Мария. Мы умеем общаться молча. Он сдвигает еду на край, освобождая около трети пространства своей тарелки. Я должен украдкой наблюдать за ним и давать знак, что понимаю, чтобы он смог продолжить свое сообщение.
Сначала он кладет на свободное место кусочек желе, самую светлую часть. Я понимаю: "что-то прозрачное" - стекло! Марий разламывает его на много маленьких частей очень резкими движениями. Перевожу: "стекло разбилось". Марий жует. Думает, как объяснить дальше.
Теперь он рисует в еде борозду. Геометрическую фигуру: это восьмиугольник! План коридоров второго этажа, где мы бегаем по утрам. Сейчас он мне покажет место. Восточный коридор. "Сегодня утром в восточном коридоре разбилось окно". Логично. Учебный класс Синих находится как раз в тех краях.
Он выдвигает три картофелины и смотрит на меня. Я пристально разглядываю его тарелку. Сомневаюсь. Даю знак, чтобы он продолжал, и, может, кусочки пазла выстроятся в картинку попозже.
"Три предмета, брошенные с силой". Стекла в окне очень толстые. "Три камня", конечно же…
Марий снова обращается к картошкам и аккуратно кончиком ножа делает на них насечки. Потом смотрит на меня и все съедает. Все, конец послания.
Я сейчас пойму, я уверен. Я жую и размышляю.
"Камни с насечками" - гравированные камни.
Я отрываю большой палец от ложки. Он делает то же, мы поняли друг друга. Во времена, когда правила поведения были еще жестче, немые обеды случались довольно часто, и многие дети изобретали свой язык для общения.
Как и предполагали старшие, Синих до следующей еды никто не увидит. На выходе из столовой их ждет Цезарь для серьезного разговора, который будет состоять из двух основных частей и недвусмысленного совета. Прежде всего: "Расскажите нам, что вы знаете о событиях сегодняшнего утра", - а потом: "Послушайте, что произошло на самом деле, и заучите это наизусть", - и совет: "Не вздумайте проболтаться об этом хоть одной живой душе!" Каждый ребенок по очереди будет объяснять другому новую версию событий и - как часто случается - добавлять маленькие детали от себя. Я уже приобрел такой опыт, когда был Голубым. К концу дня я становился абсолютно уверен в том, что сначала ошибался.
В тот момент, когда я догоняю Красса в учебном классе, Цезарь 2 жестом зовет меня следовать за ним в его кабинет.
- Завтра займешься инчем, - говорит он. - Мы решили позволить Рему сыграть один раз. Ты сформируешь команды. Матч состоится через семьдесят пять дней. С этого момента можешь начинать уговаривать игроков.
- Надеюсь, что у меня получится.
- Мы рассчитываем на тебя. Это была твоя идея.
- Могу я сказать об этом Рему?
- Да.
Ужин начинается с объявления Цезаря 1:
- Мне хотелось бы вернуться к событиям сегодняшнего утра.
- Видишь, он нам сейчас все объяснит… - шепчет мне Красс.
- Тсс!
- Мы послушаем рассказ Павла, - тихим голосом продолжает Цезарь.
- Шум, - начинает Синий, - который некоторые из нас услышали во время урока, был вызван тремя чайками, которые пробили окно в восточном коридоре. Они были сбиты с пути очень сильным порывом ветра. Две птицы погибли от удара, а третья, поменьше, серьезно поранила клюв и не может больше получать пищу. Вот и все.
- Печально, - вздыхает Красс.
Я не могу сдержать улыбку.
- Ты думаешь, это неправда? - возмущается Красс.
- Что ты! Правда, правда… Мне просто кажется немного странным, что из-за трех несчастных птиц, ударившихся в окно, объявляют тревогу. Но объяснение, несомненно, дано.
Цезарь остается стоять. Он еще не закончил:
- Сегодня вечером будет показан фильм "Дом счастья".
По столам прокатывается довольный шепоток.
Наконец дан сигнал к началу еды.
- "Дом счастья"? Что это за фильм? Ты его уже видел?
- Раз пятнадцать. Других фильмов здесь просто нет.
- А о чем он?
- О нашей истории. О нашем прежнем существовании и о нашей жизни здесь.
- А где его будут показывать?
- Здесь. Ты все увидишь.
- Это хороший фильм?
- Увидишь.
Похоже, Красс обижен моими расплывчатыми ответами.
Он угрюмо передразнивает:
- Увидишь-увидишь…
По окончании ужина дети отодвигают свои стулья и встают вдоль столов. По команде Красных все поднимают и переносят столы с остатками еды в глубину зала. Потом каждый берет свой стул и ставит его на специальную отметку. Красс смотрит и делает как все. Отметки сгруппированы по цветам. Младшие впереди, старшие сзади. Все молча усаживаются. Выключается свет. Слышится звук проектора. Заглавных титров нет. Фильм черно-белый.