5
"Мне надоели твои звонари. Постарайся управляться со своими делами до моего прихода - я ведь успеваю улизнуть со свидания вовремя, чтобы не пугать своих ухажеров. Ты же ставишь меня в неловкое положение - мне вовсе не интересно то, что волнует тебя. Вчера, как дура, полтора часа я заглядывала с твоими чокнутыми друзьями в трещину и ничего не высмотрела. Занимайся в дальнейшем этими глупостями сама, а к моему появлению изволь сидеть дома".
Астрик с грустью прочитала записку сестры и подумала: "Какая она все-таки недобрая. Когда хочет избавиться от надоевшего кавалера, сталкивает его с нею, и приходится наблюдать испуг и изумление бедолаги, ставшего свидетелем того, как его красивая подружка превратилась в уродку. Стоило же задержаться пару раз со звонарями, как устроила скандал. Почему моя внешность не делает ее лучше? Тинг говорит, что Гастрик все более портит мое прежнее лицо, оно становится холодно-жестким, черты искажаются. В конце концов оно станет неузнаваемым, и тогда уже никто, никогда не будет любоваться им. Как же быть?"
Грустные мысли прервались приходом маленькой Ватрины: ей хотелось взглянуть на шкатулку.
- А крышка все не открывается, - разочарованно протянула девочка.
- Вероятно, потому что еще не проявился у коня кончик хвоста, - решила Астрик. - Но ждать осталось совсем немного.
- А почему мы все время только ждем? Почему бы не поторопить события? - с этими словами Ватрина приложила указательный палец к сандаловому дереву крышки и тщательно потерла там, где намечался кончик хвоста. Не прошло и минуты, как на том месте вспыхнуло огненное пятнышко, и в тот же миг крышка медленно с мелодичным звоном открылась.
От неожиданности Астрик и Ватрина замерли, затем не сговариваясь склонились над шкатулкой. От того, что они увидели, перехватило дыхание. Дно шкатулки выглядело как окно в сад, нежно цветущий яблоневыми деревьями. 'Под одним из них сидел Шарп, прислонившись к стволу, и печально смотрел прямо в их лица.
- Сыночек, - прошептала Ватрина, и Астрик было так странно услышать это из уст десятилетней девочки. - Где ты и что с тобой?!
Шарп взмахнул лохматой лапкой, его длинная янтарная голова с бирюзовыми глазами склонилась набок.
- Вот мы и встретились, - глухо сказал он. - Встретились, чтобы теперь уже расстаться навсегда.
- Нет! Нет! - воскликнула Ватрина, прижимая шкатулку к груди. - Никогда!
- Моя дорогая, - мрачная тень скользнула по лицу Шарпа. - Я бы тоже не хотел этого. Но, к сожалению, мир не всегда движется нашими желаниями. Будем счастливы и тем, что довелось увидеться в столь тяжелую для меня минуту: надзирателю надоело лицезреть мою необычность, и он от нечего делать хлестнул меня электроплеткой так, что теперь я уже не встану во весь свой гигантский рост, и вряд ли доживу до вечера.
- Где ты?! Я сейчас приеду к тебе! - закричала Ватрина.
- Успокойся, моя маленькая мама, - сказал Шарп со стоном. - Ты уже не успеешь, да тебя и не пустят ко мне. Но не горюй. Кто знает, может, я, как и ты, стану любимчиком природы, и тогда мы еще встретимся… Возможно, это благо для меня - принять иную, более целесообразную, не испорченную людским невежеством и жестокостью форму… А пока еще осталось немного времени, и я хочу сказать… В шкатулке есть второе дно. Откроете его в тот день, когда на главной площади соберется весь Асинтон - а это будет очень скоро. Не удивляйтесь, ни одно явление и ни одна жизнь не обходятся без второго дна, второго смысла… Но люди столь односторонни, что не желают замечать этого. Тингу передайте, что он - молодец: не клюнул на обманчивость позолоты, остался верен своей привязанности и любви. Астрик же пусть помнит: за свое лицо нужно бороться. Впрочем, она это и делает, но не так прямолинейно, как хотелось бы Тингу. А тебе, мама, я благодарен, что в свою новую жизнь ты взяла с собой самое святое - материнское чувство. Именно им согревается все живое… Прощайте, дорогие. И - до встречи!
Шарп слабо помахал лохматой лапкой, и волшебное окно в сад погасло, будто кто выключил его. Дно шкатулки замерцало космической чернотой.
- Ты, конечно, опять будешь скептически улыбаться, - сказал Сильвобрук Артуру Баату, доставая из кейса папку с чертежами. - Но в этот раз я изобрел нечто совершенно необходимое человечеству. - Он взволнованно протер стекла очков о свитер, из которого не вылезал месяцами. - Я понимаю, никому не хочется быть прозрачным для других, все скрывают свои червоточины, потому и не пошло мое "Око" дальше этого дома. Не оценили и магнитосферу для связи с космосом - слишком все зарылись в свои земные заботы и ленятся поднять голову к звездам. Но уж если не обратят внимание на мой аэроноос, тогда можно уверенно сказать, что человечество выродилось и должно уступить место более разумным существам.
- Что же вы изобрели на сей раз? - поинтересовалась Астрик, подавая гостю чашку кофе. - Как я понимаю, аэроноос - это прибор?
- Точнее, установка для передачи мыслей.
- А не опоздал ли ты лет на сто? - усмехнулся Баат.
- Ты имеешь в виду радио и телевидение? Но у меня нечто совсем иное. Правда, и более действенное. Представь себе эдакое устройство, вблизи которого мысль человеческая становится подобна радиоволне, отрывается от своего носителя и улавливается, скажем, всеми жителями Асинтона. Причем, усиленная аэроноосом, эта мысль западает в подсознание человека и в дальнейшем может влиять на его деятельность и поведение.
- Сильвобрук, - воскликнул Баат, - ты опасный человек! Но если в тебе сохранилось хоть немного благоразумия, ты уничтожишь свое чудовищное изобретение!
- Оно не менее чудовищно, чем спички, - обиделся Сильвобрук. - Все дело в том, кто и для какой цели пользуется ими.
- Мне тоже почему-то не очень нравится ваш аэроноос, - задумчиво сказала Астрик. - Но если бы его сконструировали, я бы внушила всем, чтобы прекратили дурацкие споры и драки по поводу названия Асинтона, обратили внимание на Великую Трещину, которая с каждым днем становится все шире.
- Баат, я отдаю свое детище в руки твоей дочери!
- Но что я буду делать с этими бумагами? - растерялась Астрик. - Впрочем, знаю…
- Вот и отлично, - растроганно сказал Сильвобрук, - я почему-то уверен, что ты и есть тот самый надежный человек, кому можно доверить столь опасное изобретение. Конечно, если бы я не был бедным, как церковная мышь, я бы сам занялся его конструированием. Но ведь и ты не богаче… И вот опять выходит, что я зря потратил силы и время. - Его пухлые губы по-детски оттопырились, уши покраснели, и Астрик испугалась, что он вот-вот заплачет.
- Вовсе нет, - сказала она так уверенно, что Баат и Сильвобрук взглянули на нее с удивленным интересом.
На следующий день Астрик пришла в кабинет Грога Казинаки и чуть ли не с порога спросила его:
- Хочет ли самый богатый человек Асинтона стать и самым щедрым, самым благоразумным?
- Не совсем ясно, - насторожился шеф. - До сих пор я не считал себя скрягой, довольно большие суммы жертвовал детдомам и интернатам для престарелых. И что в твоем представлении означает быть "самым благоразумным"?
Астрик рассказала об аэроноосе Сильвобрука. Казинаки долго молчал. Затем, криво улыбнувшись, проговорил:
- Хорошо, я потрачу энную сумму на это фантастическое изобретение. Быть может, тем самым спасу Асинтон. Но буду ли счастлив лично я, Грог Казинаки?
- Разве может быть несчастным тот, кто сделает счастливым других?
- Ты в этом уверена? Какая, однако, ты наивная. - Он с досадой стукнул по столу авторучкой с золотым колпачком. - Кстати, еще раз хочу напомнить о том, что ты катастрофически теряешь фирменный шарм: глаза уже не столь выпуклы, и губы приобрели некоторую полноту. В чем дело? Учти, фирме и мне дорога именно твоя некрасивость, ибо красоточек вокруг пруд пруди… Итак, предположим, я сделаю этот аэроноос. Означает ли это, что можно надеяться на твое расположение ко мне?
- Но я и так уважаю вас.
- Святая простота! - Он рассмеялся и схватился за голову: - Какой ты еще ребенок. Между прочим, я наметил на завтра поездку в приют доктора Валька. Возьмем с собой и ту девчонку, которая уверяет, что Шарп - ее сын.
- Шарп вчера умер.
Казинаки досадливо крякнул:
- Ах ты ж, черт возьми, опоздал! Ладно, неси свои чертежи, найму лучших инженеров, и посмотрим, что из этого выйдет. В конце концов, лестно, что можешь кого-нибудь осчастливить.
Дом на пустыре, неподалеку от "ПЛАТы", давно не привлекал внимания стражников - мутанты вели себя мирно, никому не мешали. Да и не самые заметные собирались здесь. Те же, кто мог внести беспорядок одним своим видом, находились вдали от людских глаз, в тайном приюте доктора Валька.