14
Первое, что он почувствовал, пришед в себя, была невыносимая боль в руках. Он уже не владел ими, и руки начинали скользить по гладкому камню.
Тьма растаяла, и он увидел под собой разверстую пропасть.
Это был не Макабр – это была улица какого-то города, скорее даже площадь. Площадь была заполнена людьми – отсюда они казались муравьями и копошились, как муравьи.
Присмотревшись, Северин обнаружил, что на их плечах вместо человеческих голов торчат смешные длинные мордочки. Эти существа тыкали вверх короткими трескучими палками с пляшущими огоньками на конце. Стреляют, понял Северин. Услышав характерный свист пуль вокруг, догадался, что стреляют по нему.
То, во что он вцепился, по-прежнему было шеей огромного, в двух слонов ростом, каменного человекобыка, вздыбившегося на самом краю крыши очень высокого дома, скорее даже дворца. Передняя часть туловища монстра нависала над пропастью, так что перспектива свалиться или спрыгнуть на крышу Северину не улыбалась – хотя и такой высоты ему было бы достаточно, чтобы переломать кости. Чуть приподняв голову, он увидел впереди, на почтительном расстоянии, крыши других домов, везде, во все стороны – одни крыши. Очевидно, здание, на котором он теперь находился, было самым высоким под этим бледным небом. Неба Северин не узнал – впрочем, оно было почти таким же, как небо Инфора. Зато некоторые из крыш разбудили в нём воспоминания из прежних жизней: он узнал вдали двухскатную, уставленную изваяниями каменныхчудовищ крышу Храма Посейдона, дальше – овал театра, ещё дальше – громоздкие строения порта. Какие теперь корабли заходят в каменные врата его гавани? Конечно, в городе полно было и других зданий, которых он не помнил – но эти, более поздние строения, были значительно ниже, и на их крышах не громоздились стада каменных чудовищ, как на величественных сооружениях, которые помнили его молодость. Ибо это была Посейдония – столица Атлантиды, родина Кетсаль Коатля, город, в который он однажды не вернулся.
Он взглянул вниз и узнал площадь: на ней возвышалась статуя Гадира Первого, царя Атлантиды. Следовательно, здание, на котором вздыбился человекобык с Северином на шее – Цитадель Царей Атлантиды, последний оплот Великого Информатора. Должно быть, эти прямоходячие зверьки внизу и есть бесплечие гуллапы, о которых сообщил ему Гадир Девятый? Значит, они уже в Цитадели. Хотя, похоже, стреляют не только они и не только по нему.
Он ещё раз посмотрел вниз, теперь – глазами современника – и был поражён грандиозностью сооружения, на котором висел. Цитадель была сложена из тщательно подогнанных друг к другу каменных блоков, каждый из которых был величиной в небольшой двухэтажный дом. Как могли атланты с их примитивными технологиями сооружать такие громады? Но в следующий миг в нём ожил Кетсаль Коатль, и он вспомнил, что те, кто называл себя атлантами, вовсе не были ни аборигенами Атлантиды, ни строителями её городов.
Гадир Первый был предводителем древнеахейского племени пеласгов, которых стихийные бедствия и воинственные соседи вынудили покинуть родные берега. Долгие месяцы скитались пеласги по морю, пока перед их изумленными взорами не открылись дворцы и храмы Посейдонии. Несколько дней шли мореплаватели вдоль берега, опасаясь враждебной встречи – но ни один человек, ни одно существо не показалось на берегу. Атлантида оказалась покинутой, покинутой давно и непонятно почему – нигде не было ни разрушений, ни следов пожаров, ни следов нашествия – да и кто осмелился бы напасть на людей, соорудивших такие города?
Затаив дыхание, шли пришельцы по мостовой из огромных гладко отёсанных плит мимо циклопических сооружений, с крыш которых, точно живые, свисали каменные чудовища…
Северин застонал и заскрежетал зубами: он вспомнил…
Он оглянулся на крышу Цитадели: их здесь были сотни, тысячи, они застыли в таких неожиданных позах, с такими выражениями человеческих лиц, звериных и птичьих морд, какие не в силах был воспроизвести ни один художник, как бы он ни был гениален. Он оглянулся ещё дальше и увидел далеко позади себя, за крышами древних и новых домов главное их сооружение – зиккурат, лестницу, ведшую к Богу.
…Его тогда тоже звали Пернатый Змей. Но тогда его звали так впервые и он действительно был крылатым змеем с головой человека.
Он был молодым Творцом молодого мира.
Он сам нашёл эту прекрасную, покрытую океаном планету. Он поднял со дна океана землю и вырастил на ней великолепный сад. Он создавал для этого юного мира прекрасные существа. Здесь были и могучие быки с головами людей, и грациозные птицельвы, и гибкие темнокожие химеры, и крылатые драконы с несколькими головами, и многие, многие другие великолепные создания – он не жалел для них ни буйной фантазии, ни пестрых красок, ни могучей жизненной силы. Он вдохнул в них жизнь и выпустил это пёстрое племя на просторы планеты-сада. Он завещал им жить в мире и любви и покинул их…
Когда он через десять тысяч лет вернулся на Землю, он не узнал её – луга превратились в поля, вдоль рек и по всему побережью выросли города, крыши домов которых упирались в небосвод. По морю плавали огромные корабли, от города к городу протянулись широкие, мощённые камнем ленты дорог.
Волгры – так называли себя существа, созданные им – жили в любви и согласии. Они создали развитую цивилизацию, которая отличалась высокой культурой и великолепным искусством.
Они жили небольшими, по одной особи каждого вида, семьями: такую семью могли составлять человекобык, лемуроптерикс, грифон, сфинкс, киноцефал, – то есть существа, обладающие самыми различными физическими данными, большие, маленькие, ловкие, цепкие, сильные, зоркие и так далее. Вместе такая семья составляла великолепный ансамбль, способный решить любую задачу – от плетения тонких кружев до строительства зданий, крыши которых достигали облаков. Детей у волгр не было, – они не знали плотской любви. Они не нуждались в продолжении рода, поскольку Пернатый Змей создал их бессмертными. Если же ко всему добавить, что каждый вид волгр обладал собственным складом мышления, то можно представить, какой интеллектуальной мощью обладала их цивилизация. К тому моменту, когда Пернатый Змей вернулся, волгры уже завершили планетарный этап развития и взоры их обратились к небу. Однако в отличие от большинства технократических цивилизаций с олимпийским принципом развития – быстрее, выше, дальше, – мысль волгр не зациклилась на притяжении планет, излучениях звёзд и кружении миров. Они решили построить зиккурат – храм-лестницу, которая бы вела к небу Сверхсуществ. Пернатый Змей застал зиккурат уже почти построенным. Они не забыли его и встретили с почестями, как своего творца – однако с самого начала Пернатый Змей почувствовал, что он и его создания недопонимают друг друга. Они ничего не скрывали от него – наоборот, с юношеским пылом и потаённой гордостью – так дети хвастают перед отцом своими успехами – они рассказывали ему о своих открытиях, достижениях, о лестнице в небо. И Пернатый Змей, как отец, снисходительно выслушивал их и терпеливо объяснял, что небо – это совсем не то, чем они его представляют, что каждая звёздочка в нём – это солнце, вокруг которого вращаются десятки планет, подобных Земле, что нет никакой небесной тверди и так далее.
И тогда они повели его в зиккурат. Они поднялись по лестнице и вошли в арку, которая оказалась входом в очень длинный тоннель. Когда они вышли из тоннеля, над ними было новое небо и новая земля внизу под лестницей. Земля была голой и неприветливой, с редкими озёрами дымящейся магмы: в тяжёлом малиновом небе, точно в крови, купалось дынеобразное розовое солнце.
Пернатый Змей был ошеломлён: противоречивое чувство восхищения своими созданиями, гордости и страха за них переполнили его. Волграм каким-то непостижимым образом удалось уплотнить пространство до такой степени, что расстояние, которое луч света преодолевал за сотни тысяч лет, покрывалось в считанные минуты: они вторглись в миры Богов с такой же лёгкостью, с какой сами Боги вторгаются в бренные миры водимых ими существ.
Пернатый Змей начал уговаривать волгр остановиться, не достраивать зиккурат: обитатели высших миров бывают очень жестоки к тем, кто посмеет к ним добраться. Но волгры беспечно смеялись в ответ: они не знали слова "жестокий". Они повели его дальше и показали ему остывшую землю с руинами городов и фиолетовое небо в огромных, как яблоки, звёздах. И снова Пернатый Змей убеждал их прекратить строительство: вскоре за этой Вселенной начнутся владения Парящего в Свете, а Он приходит в бешенство, если кто-то осмелится явиться перед ним иначе, чем распростершись ниц. Но волгры опять не понимали его: "простираться ниц" они поняли, как "кувыркаться", и это снова их развеселило. Они подвели его к последнему, седьмому ярусу и показали чёрное жерло арки в нём. "Ещё совсем немного – и тоннель будет пробит, – сказали они. Пернатого Змея охватил ужас: "Не делайте этого!" – закричал он. – Он… Он страшно накажет вас… Он поразит нас всех лютой смертью!" – Но волгры опять беспечно смеялись: их никто никогда не наказывал, и они не знали, что значит" смерть".
Они пробили стену и добрались до Света, но Свет ослепил их. Разверзлись хляби небесные: хлынул ливень, который не прекращался ни на минуту и лил сорок дней и сорок ночей. Вся Атлантида – поля, леса, луга, холмы, улицы городов – оказалась под водой.
Только крыши самых высоких зданий оставались над водой: на этих крышах и спаслись от потопа обитатели Атлантиды.
Пернатый Змей умолял Бога пощадить неразумных. Но Парящий в Свете был непреклонен.
Несколько часов над Атлантидой светило солнце: затем его снова закрыли тучи. Эти тучи были багровыми и ворочались с таким грохотом, будто кто-то перекатывал по небу огромные жернова. Из этих туч на растерянных и напуганных волгр, облепивших возвышавшиеся над водой крыши, хлынул огненный ливень.