* * *
И вот они сидели за столом в Хижине и пили капучино. Нельзя было обсуждать солнце на открытом воздухе, у него на глазах - оно давило бы своим авторитетом и всемогуществом.
Карлсон излагал свои религиозные воззрения.
- Честно говоря, я никогда не увлекался религией, - говорил он, прихлёбывая обжигающий напиток. - Если бы меня спросили о вере там, на Земле, я, наверное, назвал бы себя православным христианином. В юношестве я читал Новый Завет и понял, что изложенная там нравственная система мне весьма близка. Отлично помню, что мы венчались с женой после ЗАГСа и что крестили сынишку. Однако на Пустоши мне волей-неволей пришлось много размышлять о Боге. Сначала я стал отождествлять с Богом местное солнце, но потом вспомнил, что христианство негативно относится к таким вещам. С другой стороны, я осознал, что обязан чему-то или кому-то служить, чтобы преодолеть затруднительное положение, в котором оказался. Но чему (или кому) можно служить в этом мире, кроме солнца и ближних?
- Это всё - красивые слова, - мрачно сказал Майк. - Хоть мы и вместе, мы все одиноки. Одиночество - в нём главный смысл Пустоши. Каждый обитает в своём собственном мире и не хочет впускать туда других.
- Вот в этом-то и вся суть! - радостно сказал Карлсон. - Мы не можем достучаться друг до друга по той простой причине, что между нами нет связующего звена! И в роли этого звена здесь может выступать исключительно солнце… Вспомните, разве на Земле было по-другому, разве там мы были менее одиноки? Мы все - хорошие люди, а хорошие люди всегда стремятся дружить с другими хорошими людьми. Но возможна ли на Земле полноценная дружба, объединение сущности, сердцевины разных людей? Возможна, но только в одном случае - если их объединяет нечто надмирное, нечто сверхъестественное, трансцендентальное. Земная цель (например, постройка коммунизма) может только до определённой степени объединить людей. Но такие связи неглубоки, непрочны и быстро распадаются. И только религиозная цель, стремление к сверхчеловеческому идеалу, молитва могут сроднить чуждых друг другу представителей рода человеческого до того состояния, в котором они искренне считают друг друга братьями и сёстрами.
- То есть мы с чего начали, к тому и пришли, - резюмировал Колян, - к вопросу о том, надо ли относиться к солнцу как к Богу.
- Солнце и есть олицетворение Бога в мире Пустоши. Разве вы этого ещё не поняли, Николай?
- Пожалуй что, догнал. Осталось только убедить в этом Микаэлло, чтобы, как ты говоришь, "достичь компромисса", - усмехнулся Колян.
- У тебя поистине проницательный ум, мой примитивный собрат, - похвалил Коляна Майк. - Это старая как мир дипломатическая уловка - "достижение компромисса" на своих собственных условиях. Но знаете, я почему-то больше не хочу спорить с нашим гипнотерапевтом и готов признать солнце олицетворением Бога.
Юлька так быстро вскочила со стула и обняла Майка, что он даже не успел увернуться от её объятий.
- Слава Богу, что ты так здорово поработал над собой! - сказала она, усаживаясь на своё место. - Теперь мы обязательно выберемся отсюда!
- Это, конечно, всё хорошо, но я не согласен считать солнце Богом, - вдруг заявил Дока. - И участвовать в ваших безумиях тоже больше не хочу! С тех пор, как рядом с моим жилищем появились ваши домики, всё пошло через ж…у. Я спокойно курю и никого не трогаю - вы лезете ко мне со своими играми, я хочу побыть один - вы пристаёте со своими тренингами, я размышляю о животном мире - вы суётесь со своими гипнозами. Неужели нельзя оставить человека в покое?
Колян посуровел и, сжимая кулаки, прорычал:
- Бунт на корабле? А вот щас как дам по шее, сразу поверишь, во что тебе скажут!
Дока вжался в стул.
- Стыдись, Николай! - заступился за приматолога Майк. - Разве можно убеждать человека таким образом? Я нутром чую: наше божественное солнце не приемлет насилия. А ты, Денис, пойми: наша судьба теперь зависит от тебя. Мы должны стать единым организмом, если хотим отсюда выбраться. Должны одинаково чувствовать, одного и того же желать. Неужели ты хочешь застрять здесь навечно? Да ещё вместе с нами? Только представь, как мы достанем тебя за целую вечность!
Дока задумался, и в его глазах отразился реальный испуг.
- Но как я могу поверить в то, до чего мне нет дела? - спросил он минуту спустя.
- Ну так прояви волю, сделай так, чтобы тебе было дело! - сказал Майк. - Или ты, правда, приравниваешь себя к обезьянам, которыми управляют инстинкты и рефлексы? Человек отличается от примата тем, что он властен над своей судьбой и над самим собой. Даже здесь, на Пустоши!
Майк пробудил в Доке какие-то воспоминания, и глаза приматолога загорелись.
- Я - не примат! Я - не примат! - стал повторять он, как заклинание. А потом вдруг расслабился и улыбнулся. - Да я просто проверял вашу реакцию на мой отказ. Я же учёный! Сами подумайте, куда мне деваться, кроме как быть со всеми заодно?
Юлька бросилась было к Доке с объятьями, но он ожидал этого и успел спрятаться за Коляна.
- И каков будет наш следующий шаг? - спросил Майк.
Колян, Юлька и Карлсон посмотрели на него, и Майку показалось, что они о чём-то сговорились заранее.
- В общем так, братан, - серьёзно сказал Колян. - Пора нам заняться, как ты выражаешься, "групповушной" молитвой. Иначе вспомнить свою смерть ни хрена не получится.
Майк хотел что-то сказать, напрягся, но потом сдержал себя.
- Ну и как это делается? - спросил он.
- Примерно так, как вы говорили, Михаил, - сказал Карлсон. - Обратиться к солнцу с любовью и благодарностью. И постараться сделать это нелицемерно.
Майка опять передёрнуло, но он совладал с собой. "Я - не примат", - стал он про себя повторять слова Дениса.
- Хорошо, - выдавил он наконец. - Когда приступим?
- Предлагаю всем разойтись по своим жилищам, - сказал Карлсон, - и побыть какое-то время наедине с самими собой. Свой домик я уступлю Юле, а сам посижу в палатке, которая уже давно стоит у меня в углу в собранном виде. А потом соберёмся под открытым небом, помолимся солнцу, попросим его даровать нам прозрение и начнём сеанс гипнотерапии.
Когда четверо людей вышли из Хижины, они увидели, что солнце ещё немного увеличилось в размере.
* * *
Оставшись наедине, Майк уселся в своё кресло и принялся размышлять. Что-то в глубине него успокоилось и не хотело больше сопротивляться. В его уме родилась странная фраза: "свобода в рабстве, рабство в свободе", - и он знал, что в ней скрывается какой-то глубокий смысл. Потом фраза стала расшифровываться. "Истинная свобода человека - в равной дружбе с Высшим Существом. Чтобы стать другом Высшего Существа, надо пройти через стадию раба. Поэтому свобода достигается посредством рабства. Истинное рабство человека - в подчинении законам природы и естества. Освобождаясь от законов духа, человек становится рабом природы и естества. И сие рабство достигается путём стремления к свободе".
"Какой же философ это сказал? - мучительно вспоминал Майк. - Эта частичная амнезия кого хочешь доведёт до белого каления! И что хочет мне сказать моё подсознание? Что я зря так боялся стать рабом?"
Тут на него напал приступ бешенства. Он сорвал со стены полочки с моделями поездов и повыбрасывал их на Пустошь. Устроился тут, как барсук в норе! Пытается сделать вид, что не умер… Раньше надо было чухаться, на Земле! А он прожёг жизнь, как последний тупица, и теперь расплачивается за своё безответственное отношение к той высокой материи, которая называется "бытием"!
Глава 10
Вспомнить всё
После общей молитвы Карлсон погрузил всех в гипнотический сон и дал установку вспомнить, как они умирали. У него был план, о котором никто не знал. Он надеялся, что если ребят никто не разбудит, они никогда больше не проснутся в мире Пустоши.
Он полагал, что у них у всех в процессе умирания что-то пошло не так. Какой-то механизм дал сбой, их души не понеслись к свету по тёмному туннелю, а попали в этот мир. Но теперь есть возможность всё исправить. Вспоминая момент смерти, души перенесутся в этот момент времени, увидят, что нужно сделать, и отправятся к Богу, потому что путь в мир Пустоши будет закрыт.
Оставаться в этом мире один Карлсон не собирался. Он закрыл глаза, дал себе установку вспомнить, как умирал, и начал вводить себя в гипнотический сон.