Может, всё это снится ей, может, ничего такого не было и нет? И Фива решила, что поступит как бабушка. То есть в момент, когда они будут в лаборатории и все приборы перегорят и выйдут из строя от внезапного избыточного напряжения, она прильнёт к Кеше и возьмёт у него что-нибудь на память. Хотя бы пуговицу с нового демисезонного пальто. Да-да, вырвет с мясом, весело подумала она, уверенная, что ничего подобного не произойдёт, потому что всё происходящее – реальность. Однако что это за реальность, если в ней она загодя знает события, которых ещё не было? Обеспокоенная противоречием, Фива нисколько не удивилась, когда уже в лаборатории едва прикоснулась к плечу Кеши, все враз испуганно вскрикнули – кирдык приборам! Она только и подумала: так всё-таки это сон или нет? Подумала и, воспользовавшись тем, что Кеша обнял её, ухватилась за пуговицу его пальто. Пуговица была большой и слегка вогнутой, впрочем, так казалось на ощупь из-за толщины выпуклого ободка. На самом деле пуговица как пуговица, но вот ощущение её присутствия в кулаке благодаря этой выпуклости было настолько отчётливым, что Фива проснулась.
Проснулась и внутренне вздрогнула – она почувствовала, что в кулаке что-то есть. Что именно?
Тихо, чтобы не разбудить бабушку, Фива поднялась с кровати и, выйдя в прихожую, включила свет. Включила, но так страшно было разжимать кулак, что некоторое время стояла в раздумье. Если в нём пуговица с Кешиного пальто – она узнает. Однако Кешино новое пальто Фива видела по-настоящему только во сне. Конечно, у неё ещё будет возможность сличить сон и явь, но само присутствие пуговицы? Пугаясь необъяснимых догадок, разжала кулак и едва не вскрикнула – на ладони лежала большая пуговица с толстым выпуклым ободком. Фива непроизвольно сжала пальцы.
Стало быть, сон и явь каким-то образом пересекаются и сон материализуется. Однако как это может быть?!
Она опять раскрыла ладонь. Ей казалось, что сейчас непременно что-нибудь произойдёт. Но ничего не произошло. На ладони лежала та же большая пуговица с толстым выпуклым ободком. Пуговица была настолько реальной и непритязательной на вид, что сама мысль о её необыкновенности представлялась более всего необыкновенной. Причём с каждой секундой это ощущение усиливалось, а сон как-то стушёвывался и выветривался из памяти. Не будь бабушкиной пуговицы, Фива, наверное, и Кешину положила бы куда подальше, а потом бы благополучно позабыла о ней. Сейчас же подошла к вешалке, откинула полу своего полушубка и на матерчатый мешочек кармана прикрепила булавкой неизвестно откуда взявшуюся пуговицу. И сразу – тёмно-синий всплеск полотнища, и мерцание звёзд, или это блеск синтетических ниток в откинутой шторе? Но главное – запах цветика-семицветика, который теперь, при приближении Фивы, благоухал с таким неистовством, словно стоял не в кефирной бутылке, а в тени лесных дерев, возле звонкого ручья, где был найден, а точнее, сам дался в руки.
Фива осторожно, чтобы не потревожить бабушку, легла на кровать, укрылась одеялом и, закрыв глаза, почувствовала себя как бы в лесу среди знойного лета. Они с синеглазым мальчиком старательно сажают волшебный цветок. И сразу бабушка – радостно выкапывает синюю луковицу, они с нею возвращаются домой (ходили в церковь на Флора и Лавра – тридцать первого августа). А тридцать первого декабря, тоже на Флора, она встретилась с синеглазым Кешей, Кешей-индиго , подумала Фива и, засыпая, улыбнулась. Наверное, бабушка права: их фамильный ангел Флор оберегает её.
Глава 10
Господи, какое это удовольствие – ходить с бабушкой в церковь, слушать рассказы об отце, дядях, тётушках, обо всей родне в пору её комсомольской юности. О том, как жили при советской власти, как избегали в церковь ходить, потому что боялись прослыть умственно отсталыми, а то и вовсе слугами мракобесия.
– Бабушка, а почему комсомольцам нравилось думать, что Бога нет? Они что, не хотели жизни вечной? Им нравилось полагать о себе как о тростнике колеблющемся? Умрём, сгниём, превратимся в навоз – ах, как хорошо! Так, что ли?
– Ну, не совсем так. Во-первых, не все были комсомольцами и не все комсомольцы были комсоргами, которым вменялось в обязанность быть воинствующими безбожниками. А потом, не забывай о главной цели советской власти – построить коммунистическое общество.
– Выходит, что лидеры советской власти получили и в жизни, и в истории как раз то, чего добивались?
– Нет, не выходит. Потому что они не только для себя добивались, а для всех советских людей. Мы же в большинстве своём считали себя советскими. Вот они и призывали нас строить светлое завтра – коммунизм. И представляли коммунизм как земной рай, как Царство Божие на земле, понимаешь?
– Бытиё определяет сознание, бытиё первично – сознание вторично, – сказала Фива.
– Вот-вот, – согласилась бабушка. – На эти темы любил дед рассуждать. "Битиё определяет сознание, битиё первично".
– Он что, часто бил папу?
– При чём тут "часто"? И при чём тут "бил"? Зазря дед никого не наказывал, да и наказывать избегал, предоставлял мне, а уж я, если кто заработал (в том числе и твой отец), шлёпала без зазрения. Когда дед говорил "битиё" вместо "бытиё", он имел в виду, что советская власть гнала всех в коммунистический рай палкой, а насильно мил не будешь, вот и рухнуло всё. Тебе бы об том надо было с ним, дедом, разговоры разговаривать, а я что?
Бабушка как-то враз сникла и так тяжело стала опираться на палку, что Фива вдруг неожиданно для себя сказала – снился ей дедушка, она и его расспрашивала обо всём, что у неё на сердце.
Бабушка приостановилась, выпрямилась, и это уже была как бы другая бабушка, хотя и не грозная боярыня, но весьма строгая старуха.
– И что же он ответил на твои расспросы, если не секрет? – спросила бабушка и вдруг опять сникла, превратилась в неуклюжую старушку в громоздком кожухе и валенках.
– Сказал, что хотя и наступило время Звёздного Ребёнка , а всё же он может не исполниться, если не преодолеет заслон-оберег. Всего-то и надо ему отвергнуть – никогда, не буду, не хочу и принять как данность – всегда, буду, хочу !
– Ничего себе данность! – воскликнула бабушка и, прикрыв рот, заоглядывалась по сторонам, смущаясь своего внезапного восклицания.
А смущаться было кого. Днём шёл снег, а к ночи распогодилось, луна так ярко сияла над макушками деревьев, что полотно дороги казалось белой-белой бумагой, на которой и группами слов, и алфавитной россыпью как бы виднелись люди-буковки. Впрочем, и воздержаться от восклицания Фива Феодосьевна не могла – в этой данности: всегда, буду, хочу – она почувствовала гораздо больше неистовости, чем в коде-обереге. А весь опыт жизни ей подсказывал, что добро не бывает неистовым. Наверное, она совсем уж стара, опечалилась Фива Феодосьевна, и принимает за неистовство обычную жизненную силу, свойственную молодости? А может, действительно, уже наступило новое время и необыкновенные способности, данные им Богом, которые утаивали, теперь уже нельзя утаивать? И они должны быть пущены в оборот, чтобы проявились не только и не столько в родной внученьке, сколько во всех людях?
Фива уже давно пожалела, что обмолвилась о дедушке, но и внутреннее несогласие требовало выхода.
– Я тебя не понимаю, бабушка, ты пугаешься того, чего не надо пугаться. А всё потому, что во всём прежде всего видишь плохую сторону. Но я тебя не виню – у тебя такое зрение, а у меня другое. Сама не знаю почему, но я во всём вижу хорошую сторону. Скажу даже больше, если мой суженый – Кеша, и пусть он на самом деле не звёздный , а обыкновенный, всё равно я буду относиться к нему так, словно именно он звёздный. Я употреблю все свои способности, чтобы он не прятался от жизни под замком – никогда, не буду, не хочу ! А радовался ей, отдавал в жизни предпочтение открытости – всегда, буду, хочу ! И все должны так же поступать. Тогда уж точно мы не пропустим времени Звёздного Ребёнка. И он исполнится. Дед сказал, что Звёздный Ребёнок есть будущее человека, когда мы разовьёмся, мы все станем такими, как он. И увидим и новую землю , и новое небо !
– Ладно-ладно, успокойся, – сказала бабушка.
– А то что, люди оглядываются? – с вызовом спросила Фива.
Ей почему-то захотелось огорчить бабушку и всех-всех этих людей, которые спешат к всенощной на праздничное богослужение, а того не понимают, что им всем надо заново рождаться или перерождаться, потому что любое время, в том числе и новое, начинается в человеке и с человека.
– Нет-нет, внученька, будь на то моя воля, я бы твои слова ещё громче высказала.
Она горделиво оглянулась и прошептала, что ныне им надо поторапливаться, но теперь ей точно известно, почему дед, прощаясь, говорил, что она нужна ещё здесь.
– Я буду тебя оберегать.
Фива Феодосьевна так радостно посмотрела на внучку, что она растерялась – хотела огорчить бабушку, а получилось, что обрадовала. Впрочем, любая радость приятнее огорчения, а нечаянная тем более. Ничего не спрашивая и ничего не выясняя, они поспешили к храму – ещё как бы две прописные буковки на белом листе, или на странице Книги жизни? Как бы там ни было, а не этими ли буковками сам себя изъяснял Господь: "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец…"
В церкви во время богослужения народу было не продохнуть. Чтобы затеплить свечечку в честь праздника, приходилось её передавать через головы верующих. Надо сказать, что и раньше так бывало, но сегодня и Фиве, и бабушке хотелось самолично поставить свечечки – и за здравие, и за упокоение. И они добились своего.