* * *
Шурик и Юрик реже стали заходить к Сапожникову. Они написали письмо Ворошилову и приложили к нему снимки, как тот наносит удар ножом. Снимки сделаны были так, что второй участник событий не был виден, а если и появлялся на снимке, то только спиной.
"Значит, всё было подстроено им, – думал Ворошилов, прочитав письмо. – Если так, то шантаж – его рук дело. Бомжа он нанял, а я как дурак попался в силки". Вячеслав нервно ходил по комнате. "Значит, плёнка действительно существует, – продолжал мозг анализировать ситуацию. – А теперь у него есть и доказательство против меня. И не просто обвинение в измене, этой невинной шалости, а в убийстве!"
Ворошилов упал на кровать и закрыл голову руками. Но это не помогало. То, что приводило Вячеслава в ужас, то, что доводило до безумия, сидело там, внутри головы. Он встал с кровати и снова стал ходить по комнате. Но вот он остановился и замер.
– Раз уж я пошёл этой дорогой, – сказал он сам себе, – надо идти до конца.
Ворошилов снова упал на кровать и закрыл голову руками. На этот раз кошмар не мучил его. Мозг принял решение и успокоился.
Когда Наташа вернулась из-за города, то обнаружила своего мужа спящим на кровати в одежде и ботинках. Она растолкала супруга и недовольно сказала:
– Ты дом скоро в свинарник превратишь. Смотри, что ты с покрывалом сделал!
Муж открыл глаза и с ужасом посмотрел на жену.
– Господи, какое, к чёрту, покрывало?! Как ты вообще можешь говорить о каких-то покрывалах, когда кругом такое творится?
– Что творится? – не поняла жена.
Она вдруг так подозрительно посмотрела на мужа, что ему показалось, будто супруга всё знает или, по крайней мере, догадывается.
– Значит, и ты туда же! – воскликнул муж.
– Куда туда?
– А вот туда!
Наташе вдруг сделалось не на шутку страшно.
"Он догадался, что я всё знаю!" – промелькнуло у неё в голове. Испуганная женщина выбежала из комнаты и спряталась в спальне. Ворошилов, обратив внимание на то, что жена чего-то испугалась, сам сильно испугался.
– Не хватало, чтобы она догадалась о чём-то! – начал он разговаривать сам с собой.
Вячеслав посмотрел в зеркало и увидел себя таким, каким он никогда себя не видел. Его лицо было абсолютно белого цвета, на котором ярко выделялись красные пятна. Нижняя губа тряслась, а со лба стекал пот. Такой пот обычно стекает в русской бане после того, как неуёмные мужички столько нагонят пара, что на расстояние полуметра уже ничего не видно. То ли оттого, что состояние Ворошилова достигло своего апогея, то ли потому, что волнение жены каким-то образом передалось мужу, Вячеслав почти бегом выбежал из квартиры. Он целенаправленно шёл к дому Семёнова. Вячеслав чётко знал, что надо делать и знал, как он это сделает. "Главное, не опоздать, – думал он, – главное, нанести удар раньше него". Вдруг Ворошилов остановился. "А зачем мне наносить удар именно сейчас? – подумал Слава. – Ели он хочет получить от меня денег, то в милицию не пойдёт. Зачем? Ведь, если он обратится в милицию, значит, денег он не получит".
Мертвецки белая кожа на лице Ворошилова стала постепенно приобретать обыкновенный телесный цвет, красные пятна пропали, а пот высох. Молодой человек огляделся, нашёл глазами пустую скамейку, стоящую особняком от бульварной дорожки, сел на неё и с облегчением вздохнул.
– А ведь я сейчас чуть дров не наломал! Нет, надо придумать всё так, чтобы подозрения пали не на меня. А на кого?
Слава задумался, лицо его стало серьёзным. Но вот оно прояснилось.
– На неё. Конечно, на неё. Допустим, она стала изменять мне с Семёновым, тогда она, чтобы замести следы и не разрушить семьи, убирает любовника. Разве это не мотив? Если принять во внимание, что у неё двое детей и что после развода она останется с ними одна – ещё какой мотив! Остаётся обзавестись доказательствами, и тогда дело в шляпе. Тут тоже всё просто: необходимо на орудии преступления оставить её отпечатки пальцев.
Ворошилов поднялся со скамейки, вышел на бульвар и, дойдя до магазина, скрылся в его дверях. Через несколько минут он вышел с бутылкой коньяка. Потом он почему-то вернулся домой, но через пару минут появился снова. Маршрут Вячеслава не изменился, он шёл к Николаю Семёнову, но теперь совершенно с другой целью.
* * *
Доктор встретил Геннадия Малышева, как своего старинного знакомого.
– А я так и думал, что мы ещё встретимся! – сказал он. – Отпить чайку не приглашаю, потому что наперёд знаю, что побрезгуете.
– А если не побрезгуем? – улыбнулся Гена.
Корреспондент с подозрением посмотрел на милиционера. "Неужели он и вправду будет с ним чай пить?" – подумал он.
– А если не побрезгуете, то сделаете правильно. Я ведь доктор, а следовательно, гигиену гарантирую.
Видимо, по лицу корреспондента было видно, что только от одного этого предложения ему становится плохо.
– И товарищ не побрезгует? – хитро спросил доктор Геннадия, кивая головой в сторону корреспондента.
– Товарищ? Какой товарищ? – забеспокоился корреспондент, поняв, что речь идёт о нём. – Я не товарищ, я корреспондент криминальной хроники.
– Прошу простить, коли обидел. Мой дед никак не мог привыкнуть к обращению – товарищ, а я теперь отвыкнуть не могу. Слово товарищ выброшено на городскую свалку вместе с его хозяином.
Корреспондент ухмыльнулся.
– Интересное сравнение: слово выброшено на свалку вместе с его хозяином. Надо будет вставить это в какой-нибудь очерк.
– Вставляйте, – позволил доктор. – Приходите сюда почаще. Здесь на свалке много интересного есть. Сюда выкидывают не только слова и людей, здесь хранятся и старые добрые мысли.
– И опять великолепная фраза!
Корреспондент как-то по-особенному посмотрел на своего собеседника. В его глазах больше не было брезгливости, там было уважение.
– Ну так как насчёт чайку? – хитро спросил его доктор. – Не побрезгуете?
– Отчего же? С удовольствием выпью, – ответил корреспондент.
Они прошли за хозяином в центр свалки и очутились перед бытовкой, в каких обычно переодеваются рабочие-строители.
– Вот мы и пришли, – сказал хозяин.
Доктор открыл дверь бытовки и широким жестом пригласил гостей зайти. Войдя в жилище доктора, гости обратили внимание на огромную разницу между внешним и внутренним убранством жилища. Если снаружи бытовка была грязная, косая и кривая, то внутри всё сверкало чистотой. Бытовку перегораживала шторка за которой был рукомойник и подобие кухни. В центре гостиной стоял хороший стол со стульями. К стене бытовки был прикреплён фотопортрет хирурга, со скальпелем в руке и маске. Корреспондент подошёл к портрету и стал разглядывать его.
– Ваш покорный слуга, – прокомментировал хозяин, заметив любопытство корреспондента.
– Так вы действительно доктор? – удивился тот.
– Доктор медицинских наук, с вашего позволения.
– Ну, тогда всё ясно. А то я думал: какой такой доктор? Теперь осталось выяснить всё относительно трёхкомнатной квартиры.
– Я, кстати, её ещё не заселил, – это доктор говорил уже следователю.
Он достал откуда-то стаканы с подстаканниками, сахар и чай в пакетиках. Обслужив гостей, доктор сел за стол и вопросительно посмотрел на следователя.
– А почему вы решили, что мы ещё встретимся? – спросил тот.
– Я подумал, что, если вы будете расследовать это дело, то обязательно должны прийти ко мне, чтобы забрать то, что не взяли тогда.
– Что я не взял?
– Фонарик. – Доктор указал пальцем на полочку, прибитую к стене.
– Фонарик? А при чём тут фонарик?
– В ту ночь, – начал свой рассказ доктор, – меня разбудил луч света. Я уже человек немолодой и, стало быть, сплю очень чутко. Вначале я подумал, что это свет фар от машины, а потом подумал: какая машина может быть на городской свалке ночью? Пока я выходил из своей бытовки, свет пропал. Я подумал, что мне всё это почудилось. Хотел было вернуться, но мне показалось, что мелькнули две тени из трёхкомнатной квартиры.
– Той самой квартиры, куда мы шли? – почему-то шёпотом спросил корреспондент следователя.
Тот, стараясь не мешать рассказчику, в ответ только кивнул головой.
– Когда я подошёл к трёшке, снова всё было тихо и темно. Утром, когда расцвело, я зашёл к Владимиру Петровичу и обнаружил его мёртвым. Дальше вы всё знаете. Я вызвал милицию.
– А почему вы мне не рассказали про луч света и тени в прошлый раз?
– А же говорил вам, что мне казалось, что всё мне причудилось.
– А почему сейчас рассказываете?
– Потому что нашёл фонарик.
– Мало ли фонариков на помойку выкидывают? – спросил корреспондент.
– Это тот самый фонарик, – твёрдо сказал доктор. – У него свет особенный – лунно-белый.
Корреспондент хотел взять фонарик в руки, но следователь остановил его.
– Одну минуточку. – Малышев вытащил из кармана целлофановый пакет и положил туда фонарик. – Здесь могут быть пальчики.
– Вот так, – сказал корреспондент. – Пришли узнать одно, а узнали другое.
– А что же вы хотели узнать? – спросил доктор.
Геннадий вытащил фотографию Виктора и показал доктору.
– Вы, случайно, не знаете этого человека.
Доктор изменился в лице.
– Его тоже убили? – вместо ответа задал вопрос он.
– Да, но вы не ответили на мой вопрос.
– Знаю. Он из нашей когорты.
– Из какой когорты? – спросил Геннадий.
– Из нашей, из бомжей перестройки.
– У вас общество тоже классовое? – удивился корреспондент.
– А как же? Есть люди опустившиеся, спившиеся, а есть такие, как мы, кого перестройка лишила всего и выбросила на свалку.