И точно. Дед стал из своей бочки пригоршнями доставать дерьмо и швырять его в крутящийся пропеллер. Дерьмо разлеталось, много попадало на деда, но он не расстраивался и все швырял и швырял. Где он столько дерьма набрал? Постепенно стекло перед летчиками стало совсем непрозрачным. Офицер завизжал, вырвал из кобуры пистолет и подскочил к моему окошку, оттолкнул меня и стал возиться со щеколдой. Но как только он окно открыл, дед тут же запулил в него здоровенной пригоршней дерьма, и офицер уронил в воздух пистолет. Он всунулся обратно, тщательно закрыл окно и стал вытирать себе лицо белым платочком.
- Все равно его пули не берут… - очень спокойно сказал он. - Ну ничего, раньше прорывались и теперь пролетим, на полдороге он обычно отстает.
Но дед пока отставать не собирался, дерьма у него хватало. Он швырял и швырял, пока не залепил все окошки с нашей стороны, и тогда занялся другим бортом.
- Как лететь-то? - спросили офицера летчики.
- По приборам, - мрачно ответил он.
Наступила тишина. Темно, тепло, скучно, я сполз пониже и закрыл глаза. Во сне, конечно, сразу попал в знакомую комнату. А там - Цуруль. Вот те на! Сидит в кресле Апулея, курит, ноги в шлепанцах на стол. На нем были треники и тельняшка, а шея повязана клетчатым платком.
- Во. Ты чего тут? - удивился он.
- Я уснул, - говорю. - Я всегда так.
- Это непорядок. - Цуруль поднялся и взял со стола стакан, залпом допил. - Ты это брось… Так ты живой, что ли?
- Ну да.
- Эта… Мао, да? Ты тут не шастай, слышь? Салага. Хотя нет, - он сморщился. - Я ж тебя сам… Да, вот. Значит, этот ишак твой… Кстати, он только в столе выпивку хранил?
- Я не знаю. А он уже не вернется?
- Вернется. Сюда все возвращаются! - Цуруль заржал. - Осел он, одно слово, импортного пойла понатащил, а водки нету. Да, так я сам тебя звал. Вот он по тебе бумажку оставил… Тут три желания… Какого-то… Ты в курсе? Я бумажку потерял.
- Письмо, мечеть и мусульманином стать, - я вспомнил, что забыл про это спросить Райфайзена.
- Короче, так. Даю тебе сутки, чтоб все было сделано, об исполнении доложишь лично. Секунда опоздания - и я докладываю наверх. Понял? Повтори.
- Секунда, наверх.
- Молодец. Кругом, свободен.
Я повернулся и увидел дверь, за которую никогда не выходил. Мне стало интересно, что там за дверью, и я уже хотел ее открыть, но она открылась сама. Вошел Николаев, в зеленом блестящем тренировочном костюме, тоже в шлепанцах и с платком на шее. Он был пьян.
- Что?! Куда прешь, гнида? - Он схватил меня за воротник. - Цуруль, что за фигня тут без подворотничка шастает?
- Да это ж Мао, корефан наш. Пусть идет.
- Куда? Это ж твой череп, куда ты его? На фиг! Лямку тянуть! А ну-ка, на скворешник стройсь! - и Николаев больно ударил меня в грудь.
Я проснулся от боли и в плохом настроении. Подвел меня Апулей, не мог подождать, пока я с задачками его справлюсь.
Мы все так же летели в темноте. Слева ко мне привалился Саид, на колени положил голову Филипп, а на спине у Филиппа лежали ноги двух китайских солдат. Не спали только летчики, они все так же тихо переругивались, и еще Райфайзен с офицером, эти с фонариком листали книжки. Офицер рассказывал что-то про знаменитые книги, которые были дарованы китайцам с неба за хорошее поведение, а Райфайзен время от времени замечал ему, что это совершенно не те книги. Офицер не спорил, но все рассказывал и рассказывал. Райфайзен слушал очень внимательно. Я было уже снова стал под его бормотание засыпать, но тут послышался далекий шум, который быстро приблизился и превратился в самолетный рев, и этот рев стал приближаться и удаляться. Потом раздались звуки выстрелов. Спать стало невозможно, все проснулись, летчики заволновались, как бы крылья не отлетели, а офицер сказал им включить радио. Радио долго не включалось, но наконец они стали крутить ручки, и скоро среди обычной мути мы услышали, как кто-то усталым голосом кричит:
- Биплан! Биплан 1926 года выпуска, грязно-желтого цвета, без габаритных огней, с вмятиной на правом крыле, немедленно остановитесь!
- А кто со мной разговаривает? - смело сказал офицер в микрофон.
- Военно-воздушные силы Бангладеш!!! - заревели в ответ. - Немедленно остановитесь, вы пересекли границу!
- Я что, на велосипеде еду? - не сдался офицер. - Самолеты в воздухе не останавливаются!
- А мне плевать, на чем ты! Ты и так почти стоишь, я тебя даже принудительно посадить не могу с такой скоростью! Но поперек курса больше стрелять не буду, учти, у меня итак последний снаряд остался. Слушай координаты аэродрома…
- Я не могу! - взмолился офицер. - У нас весь обзор говном заляпан! Я не могу сесть!
- А куда ж ты тогда летишь? - озадачилось радио.
- Так оно, наверно, высохнет и обвалится… - предположил офицер. Он был весь красный - ему было стыдно перед бангладешцами. - Ну, пока до Пекина долечу…
- Тьфу… - радио помолчало и потом брезгливо посоветовало: - Налево поворачивай. Так бы и сказал, что китаец. Тьфу.
Самолет проревел мимо нас последний раз и больше не вернулся. Офицер выключил радио и с достоинством сказал:
- Сам знаю, что налево, бандерлог хренов.
Потом он посмотрел на летчиков, и они вроде стали поворачивать налево, трудно было разобраться, у них ведь даже руля не было. Офицер тем временем залез в рюкзак Вана и стал прихлебывать из бутылочки. Я попросил, но он покачал головой:
- Только членам партии и кандидатам. Видишь, я даже летчиков не угощаю, хотя они тоже офицеры.
- Да, да! - сказали летчики.
- Вы летите, так и летите молча, - говорю. - Райфайзен, у меня к тебе есть три вопроса…
И тут самолет тряхнуло, как будто на колдобину налетели, и мотор замолчал. Офицер поперхнулся, закашлялся, я его по спине стал стучать и бутылку забрал, и пока он не отдышался, порядком успел выпить. Солдаты и летчики мне не мешали, они все перепугались и затихли, и даже Райфайзен и Саид притихли. А Филиппу все было трын-трава, молодец, я ему даже дал отхлебнуть, но он не успел, офицер отобрал бутылку обратно. Глотнул, и кричать:
- Доложите обстановку! Мы летим или нет?
- Мы почему-то не падаем, - сказали летчики. - Может, дверь открыть осторожно, посмотреть? Только самолет не раскачивайте, мало ли что там. Может, на скале какой застряли.
Один солдат подполз к двери и тихонько ее открыл. В самолет ударил яркий зеленый свет. Солдат повернул зеленую рожу и, прежде чем потерять сознание, сказал, глядя прямо на меня:
- Хана. Мы в Америке. Мама!
Все, конечно, немного остолбенели. Потом летчики один за другим решительно прошли по нам и вышли из самолета. Почти сразу один из них всунул обратно голову и сказал бесчувственному солдату:
- Ну и дурак же ты!
И опять исчез. Солдат тогда очнулся и снова из самолета выглянул. И тут его обхватила зеленая змея и вытащила наружу. И не успели мы ничего на это сказать, как змея вернулась и схватила за ногу другого солдата. Солдат заверещал и схватился за ящик, так она его с ящиком и вытащила. Райфайзен стал толкать офицера:
- Пистолет! Где твой пистолет?
Солдаты очнулись и схватились за автоматы, но змея и их вытащила, да вообще это было похоже не на змею, а на хобот какой-то или даже язык. Солдаты в него стреляли, пока язык их тащил, но язык не обращал внимания. Следующим самолет покинул Ван, это Саид его подтолкнул к языку, потом офицер, его мы уже вчетвером толкали, потом язык схватился за меня. За меня схватился и Райфайзен, но язык был сильнее нас, и даже сильнее нас с Филиппом и Саидом. Я хотел было его дверью прищемить, но не успел. Язык поднял меня в воздух и понес куда-то. Мне трудно было осмотреться, потому что на мне три человека висели, и я боялся, что порвусь, но я видел внизу какие-то большие ящики. В ящиках кто-то был, наверное, наши китайские товарищи. Потом язык неожиданно выпустил меня, и мы всей кучей свалились в такой же ящик.
Когда мы немного разобрались с запутавшимися ногами, тут же одна стенка ящика стала прозрачной, и через нее мы увидели двух каких-то здоровых зеленых кальмаров с четырьмя клешнями каждый или еще каких даров моря, с глазами, привязанными примерно к голове. Я сразу понял - марсиане, мне про них на сборочном пункте один студент рассказывал, когда допился до кошмаров.
- Привет, - говорю, - как дела на Марсе?
- На Марсе все по плану, - прогнусавил один. - А тебе-то что? Ты туда не попадешь. Там космозоопарк только в следующем цикле откроют. Так что давай по порядку: где зародилась ваша раса?
- Что за шутки? - спросил Саид. - Какие зоопарки? Я тебе морду сломаю за такие слова. Чумо. Открывай ящик, пока я сам не открыл!
- О, и вторая голова тоже разговаривает! Но, мне кажется, она смыслит не больше первой. Видимо, у нее запугивающая функция, - сказал второй кальмар и ткнул клешней в сторону Филиппа. - А ты что умеешь?
- Я умею быть, - завернул Филипп по своей привычке.
- Ух ты! - поразился первый кальмар. - Вот ведь какой организм! Это на пару докторских потянет, даже если одну только мимикрию рассматривать! Так, а ты?
- А я хочу вам сказать, - заговорил Райфайзен, протирая очки, - что вы нарываетесь на серьезные неприятности. Где зародилась наша раса - не ваше дело, мы не мешаем жить вам, вы не мешайте нам. Мы не претендуем на господство, но всегда сможем за себя постоять. Нужно ли говорить, что другие расы поняли это и оставили нас в покое? Ведь вы никогда еще не слышали о нас, четырехтелесных, не правда ли?
- Правда, - сказали кальмары хором. - Мы передадим твои слова в Центр, умная голова. Наше дело маленькое, а пока скажите, чем вас кормить.