Небо с утра оккупировали плотные серые тучи, по-разбойничьи свистел ветер, и дело шло к метели. Она и разразилась часов в семь, а когда я без десяти восемь поднялся на ступеньки "Золотого колосса", дело приняло уже нешуточный оборот. Оранжевый пуховик спасал от холода, но щёки и нос драло сухим, удивительно колючим снегом. В лиловом свете фонарей кружащиеся хлопья обретали странные очертания. Вихри закручивались, сталкивались, распадались – и вновь соединялись в какие-то безумные фигуры. Поневоле вспомнишь – "домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают".
Интересно, как мы с Валерой в такой замяти найдём друг друга? Да и будь сейчас тихий вечер – как узнаем? Примет никаких в батюшкиной бумажке не описывалось. Надо бы как в классическом фильме – журнал "Огонёк" в кармане. "Огонька", правда, уже тридцать лет как нет, но его можно было бы заменить "Сетевиком" или "Сверхновым миром". Особенно хорошо смотрелся бы "Сверхновый мир" – этот еженедельник с самого своего рождения с каким-то распалённым сладострастием обличал гримасы православия. Звёздный час его настал девять лет назад, когда грянуло самарское дело.
Я вспомнил тот жаркий во всех смыслах день, седьмое августа. Сеть просто взбесилась, новости множились тысячами, отличаясь друг от друга даже не мелкими деталями, а градусом патетики. Шутка ли сказать: двое православных террористов, Примухин и Костюкевич, взорвали молодёжный гейский лагерь под Самарой! Пластид-гамма. Сорок девять трупов – в возрасте от четырнадцати до тридцати восьми лет, восемьдесят один раненый. Выразили, так сказать, церковное отношение к содомитам. Пойманные полутора часами позже, раскаяние не выказали, назвали себя мучениками за святую веру, заявили, что действовали по благословению духовника и что всякому истинному христианину надлежит подхватить их знамя… Заявление патриарха Афанасия, что дело тут нечисто и нужно тщательно разобраться, тут же подали как церковную поддержку негодяев. "Понеслось дерьмо по трубам", как ёмко выразился у нас в приходе пожилой алтарник дядя Лёша.
"Сверхновый мир" взошёл на этом дерьме, как крапива на куче навоза. И теперь заслуженно считается рупором борьбы за толерантность, за расширенное мышление, за жизнь без тупых предрассудков. И обложка характерная – взорвавшаяся звезда пронизывает острыми лучами тёмный и косный космос.
– Добрый вечер, Саша, – раздалось сзади. – Это я, Валерий.
В снежной свистопляске я не сразу его разглядел. Да и дядька был ничем не примечательный. Ниже меня на полголовы, худенький, в очках. Меховая шапка с опущенными ушами, синяя лёгкая куртка – похоже, из дорогих, с электроподогревом. Возраст определить я бы не взялся, но что за сорок – это очевидно.
– Добрый, – отозвался я. Поёжился, глядя на снежное буйство, и добавил: – В некотором смысле. Кстати, а как вы меня узнали?
– По фотографии, Саша, по фотографии, – наверное, он усмехнулся, но за метелью это было не разглядеть. – Всё очень просто. Наш общий знакомый назвал мне ваше фио, а дальше секундный поиск по базе. Ну а умение узнавать людей по фоткам у меня профессиональное. Я ж в полиции работал, оперативником… пока не вычистили. По той же причины, что и вас из программеров.
– Отец Алексий сказал, что вы можете помочь, – решил я взять быка за рога.
– Саша, на будущее старайтесь не называть имён, если и так ясно, о ком речь, – перебил меня Валерий. – Просто так спокойнее. Сейчас-то нас не ведут, я принял меры… да и погода просто замечательная, очень подходящая для конфиденциальных разговоров. Но просто имейте в виду.
– Хорошо, – согласился я. – Так вот, у меня сложилась тяжёлая ситуация, и наш общий знакомый сказал, что вы можете выручить мою семью, переправить её в безопасное место. Ну, вы понимаете.
– Я понимаю, – кивнул Валерий, и ушанка при этом сползла ему на глаза. – Но и вы поймите вот что. Я просто посредник. Я лично не занимаюсь никакими делами, я свожу таких, как вы, с теми, кто непосредственно решает их проблемы. Поэтому сценарий у нас будет следующий: вы подробно описываете свою ситуацию, я внимательно слушаю, запоминаю, сообщаю вам способ дальнейшей связи. Информацию передаю тем, другим, и они уже начинают действовать, они уже выходят на вас. Чем длиннее цепочка, тем меньше риск. Это понятно?
– Вполне, – согласился я. – Это разумно. Но только учтите, времени осталось мало. И каждый день дорог. Потому что каждый день… мой сын…
Я справился с комком в горле и сухо, без лишних эмоций рассказал ему всё.
– Что ж, понятно, – выслушав меня, ответил Валерий. – Проблема сложная, она распадается на две. Вторая – это переправить вас троих в Китеж… не удивляйтесь, это мы так между собой называем сибирское Убежище. Кто-то когда-то пошутил, ну и прижилось… А первая – вытащить вашего Кирилла из гейского притона. Тут непростое дело, может, потребуются силовые мероприятия. Соответственно… – он многозначительно помолчал.
– Соответственно – что? – уточнил я.
– Соответственно, это будет стоить соответственно, – спокойно объяснил Валера. – Вы же не наивный ребёнок, Саша, вы понимаете, что подобного рода деятельность требует серьёзных расходов, и наши, так сказать, клиенты участвуют финансово.
Что ж, этого следовало ожидать. Робин Гуд берёт по таксе.
– Сколько? Вы учтите только, что у нас с женой с деньгами весьма негусто Я работаю на стройке, она – в мелкой рекламной фирме…
– У нас у всех, Саша, сейчас негусто, – назидательно заметил Валерий. – Но у вас есть квартира. Зачем она вам, когда вы попадёте в Китеж? Там у вас будет своё жильё. Места там много, леса тоже, всем новоприбывшим сообща ставят избы.
– Но… – к такому повороту я был как-то не готов. – Но мало ли, как повернётся дальше… спустя несколько лет… мало ли что изменится в стране…
Валера посмотрел на меня укоризненно.
– Александр Михайлович, – тон его сделался официален, – ну поймите же вы, насколько серьёзный шаг собираетесь сделать. Это ж не в отпуск с семьёй съездить на курорт. Убежище – это дорога в один конец. На что вы надеетесь? Что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и скинет поганый режим? Да ещё объединит Россию в могучую православную сверхдержаву, которая покажет европейской цивилизации кузькину мать? Не смешно. Неужели сами не видите, что с каждым годом тут всё хуже и хуже? И это не московские локальные особенности, это мировой тренд. Христиан давят всюду. Они лишние для современной цивилизации. Дело-то сами понимаете, куда идёт. Вы ж грамотный человек, Апокалипсис читали. Да, конечно, конечно, не нам знать времена и сроки, но движемся-то мы именно туда.
– Но если ещё при нашей жизни начнётся, – заметил я, – то ни в каком Убежище конец света не пересидеть.
– Так его и в городской квартире не пересидеть, – парировал Валерий. – В общем, думаю, вы меня поняли. Технически это делается так: уже там, в Китеже, вы подписываете документы на продажу квартиры, доверенности там, все дела… Эта накатанная схема, не волнуйтесь. Никто у вас квартиру не отберёт… пока вы здесь.
Звучало убедительно. В самом деле, снявши голову, по волосам не плачут.
– Ну и как же со мной свяжутся? И когда?
– Кафе "Зимушка" на Никитинской. В среду, в три часа дня. Сядете за столик, закажете чего-нибудь… ну, как бы в перерыв пообедать зашли. К вам за столик подсядут. А за эти дни ребята выяснят, где держат Кирилла. Всё, Саша, разбегаемся. Жене, кстати, ничего не говорите до самого последнего момента. Бабий язык, уж простите за грубость, что помело.
И он растворился в метели. Только что был – и вот нет человека, а есть только снежные вихри, на миг обретающие почти человеческое обличье. Бывший опер сноровки не потерял.
13.
Григорьич был кисл. Да, всё он понимал, но сдача приближается как гильотина к шее, недоделок море, каждый человек на счету, а я… а у меня то одно, то другое. Он даже сомневался, смогу ли я работать в фирмочке его шурина, при такой-то загадочной занятости. Но скрипеть – скрипел, а отпустить – отпустил.
Кафе "Зимушка" оказалось приличнее, чем я думал. Не пафосно, без дубовых панелей и танцпола, но чистенько. В дальнем углу метровая голографическая рамка показывает боевик про народного мстителя Япончика, на столиках присутствуют салфетки. И, главное, народу здесь не то чтобы пусто, но и явно не густо. Делить с посторонним столик не придётся.
Я сел подальше, почти под Япончика, вежливо грабившего безбашенных олигархов. Взял распечатку меню, глубоко задумался. Цены тут всё же оказались пафосными. Пожалуй, без супа можно и обойтись, равно как и без салата. Всё равно ничего хорошего от здешних супов ждать не приходилось. Разве может серийное производство сравниться хотя бы с Ленкиной работой? Не говоря уже о бабы Машиных супах.
В детстве, когда я решительно заявлял, что суп не буду, она растеряно моргала и спрашивала: "Как же так? Зачем же я тогда варила? Зачем ты так, Санечка?". И лицо у неё делалось такое, что вот сейчас она заплачет. И ведь порой плакала – не из-за отказа есть первое, а по более серьёзным поводам. Драка с соседской девочкой Лизой, порванные о забор тёти Тамары новые штаны, возмущённые записи в дневнике. Я привык уже к этому, и когда тихонько напевал любимую свою "колыбельную", в словах про дальнюю дорогу, которая "как матушкины слёзы, всегда она с тобой" заменял "матушкины" на "бабушкины". Особой разницы не видел.
Так оно, по сути, и было. Когда я родился, Деду стукнуло пятьдесят, а бабе Маше – сорок семь. Как бабушку из детских книжек – коей положено быть седой, сгорбленной и морщинистой, я её не воспринимал. Такая, классическая, из сказок, бабушка тоже была – соседка баба Люба, и всё в итоге сходилось: баба Маша занимала место мамы, старенькая баба Люба – бабушки. Дед, который и по возрасту вполне ещё мог бы стать отцом, был для меня таковым в принципе.