- Вот именно. Очень плохо. И вам не следует его беспокоить. Ни сегодня, ни в другие дни.
Кажется, я пришел вовремя, подумал я. И надеюсь, не опоздал.
- Вы его родственник? - спросил я. Я был очень миролюбив.
Он осклабился.
- Я его друг. Самый близкий в этом городе. Можно сказать, друг детства.
- Это очень трогательно, - сказал я. - А вот я - его родственник. Все равно что брат. Давайте вместе зайдем и вместе посмотрим, что могут сделать для бедняги Римайера его друг и его брат.
- Может быть, брат уже сделал для Римайера достаточно?
- Ну что вы… Я только вчера приехал.
- А у вас нет здесь случайно других братьев?
- Я думаю, их нет среди ваших друзей, - сказал я. - Римайер - исключение…
Пока мы несли всю эту чушь, я внимательно его рассматривал. Он не выглядел слишком уж ловким человеком, даже если учесть мое больное плечо. Но он все время держал руку в кармане, и хотя я был почти убежден, что он не станет стрелять в отеле, рисковать мне не хотелось. Тем более что мне приходилось слышать о квантовых разрядниках ограниченного действия.
Мне много раз ставили в упрек, что мои намерения отчетливо видны на моей физиономии. А Оскар, по-видимому, был достаточно проницательным человеком. С другой стороны, в карманах у него ничего подходящего явно не было, и руки в карманах он держал зря. Он отступил от двери и сказал:
- Заходите…
Мы вошли. Римайер действительно был плох. Он лежал на кушетке, накрытый сорванной портьерой, и неразборчиво бредил. Стол в номере был перевернут, посредине комнаты валялась в луже спиртного разбитая бутылка, и всюду была разбросана смятая мокрая одежда. Я подошел к Римайеру и сел так, чтобы не терять из виду Оскара, который встал у окна, опершись задом на подоконник. Глаза у Римайера были открыты. Я наклонился над ним.
- Римайер, - позвал я. - Это я, Иван. Ты узнаешь меня?
Он тупо глядел мне в лицо. На подбородке у него виднелась под щетиной свежая ссадина.
- Ты уже там… - пробормотал он. - Рыбарей… Чтобы долго… Не бывает… Ты не обижайся… Мешал очень… Не терплю…
Это был бред. Я посмотрел на Оскара. Оскар жадно слушал, вытянув шею.
- Нехорошо, когда просыпаешься… - бормотал Римайер. - Никому… просыпаться… Начинают… Тогда не просыпаться…
Оскар не нравился мне все больше и больше. Мне не нравилось, что он слушает бред Римайера. Мне не нравилось, что он оказался здесь раньше меня. И еще мне не нравилась ссадина на подбородке Римайера, совсем свежая. Рыжая морда, подумал я, глядя на Оскара, как же от тебя избавиться?
- Надо вызвать врача, - сказал я. - Почему вы не вызвали врача, Оскар? По-моему, это делириум тременс…
Я сейчас же пожалел о сказанном. От Римайера, к моему немалому изумлению, совсем не пахло спиртным, и Оскар, очевидно, хорошо знал это. Он ухмыльнулся и спросил:
- Делириум тременс? Вы уверены?
- Нужно немедленно вызвать врача, - повторил я. - И сиделок.
Я опустил руку на телефонную трубку. Он моментально подскочил ко мне и положил ладонь на мою руку.
- Зачем же вы? - сказал он. - Давайте лучше я вызову врача. Вы тут человек новый, а я знаю отличного врача.
- Ну какой там у вас врач… - возразил я, глядя на ссадину у него на костяшках пальцев. Эта ссадина тоже была свежая.
- Отличный врач. Как раз специалист по белой горячке.
- Вот видите, - сказал я. - А может быть, у Римайера и нет никакой белой горячки.
Римайер вдруг сказал:
- Так я велел… Альзо шпрахт Римайер… Наедине с миром…
Мы оглянулись на него. Он говорил высокомерно, но глаза его были закрыты, а лицо в складках дряблой серой кожи казалось жалким. Сволочь, подумал я про Оскара, имеет наглость торчать здесь. У меня вдруг мелькнула дикая мысль, показавшаяся мне в тот момент очень удачной: свалить Оскара толчком в солнечное сплетение, связать и заставить немедленно выложить все, что он знает. Знает он, вероятно, много. А может быть, и все. Он смотрел на меня, и в его бледных глазах были страх и ненависть.
- Хорошо, - сказал я. - Пусть врача вызовет портье.
Он убрал руку, и я позвонил портье. В ожидании врача я сидел возле Римайера, а Оскар ходил из угла в угол, перешагивая через лужу спиртного. Я следил за ним краем глаза. Он вдруг нагнулся и поднял что-то с пола. Что-то маленькое и пестрое.
- Что это там? - спросил я равнодушно.
Он поколебался немного, а затем бросил мне на колени плоскую коробочку с пестрой этикеткой.
- А, - сказал я и поглядел на Оскара. - "Девон".
- "Девон", - отозвался он. - Странно, что здесь, а не в ванной, правда?
Черт, подумал я. Пожалуй, я был слишком зелен, чтобы драться с ним в открытую. Я еще слишком мало знал.
- Ничего странного, - сказал я наобум. - Вы ведь, кажется, распространяете этот репеллент. Наверное, это образец, который вывалился у вас из кармана.
- У меня из кармана? - Он страшно удивился. - А, вы имеете в виду, что я… Но я уже давно выполнил все поручения и теперь просто отдыхаю. - Он помолчал. - Но, если вы интересуетесь, я мог бы помочь.
- Это очень интересно, - сказал я. - Я посоветуюсь…
Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении двух сестер.
Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно голый.
- Ну конечно… - сказал врач. - Опять… - Он поднял Римайеру веки, оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. - Сестра, кордеин… И вызовите горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска… - Он выпрямился и посмотрел на нас. - Родственники?
- Да, - сказал я. Оскар промолчал.
- Вы нашли его уже без сознания?
- Он лежал и бредил, - сказал Оскар.
- Это вы перенесли его сюда?
Оскар помедлил.
- Я только укрыл его портьерой, - сказал он. - Когда я пришел, он лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.
Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:
- Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.
- А что с ним, доктор? - спросил я.
Врач пожал плечами.
- Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение… Кроме того, он, по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком весело. До свидания.
Мы вышли в коридор.
- Пойдемте выпьем, - предложил я.
- Вы забыли, что я не пью, - заметил Оскар.
- Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить. Римайер всегда был таким здоровяком…
- Ну, в последнее время он сильно сдал, - сказал Оскар осторожно.
- Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел…
- Я тоже, - сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему тоже.
- Где вы остановились? - спросил я.
- Здесь же, - сказал Оскар. - Этажом ниже, восемьсот семнадцатый номер.
- Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо поговорить.
- Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. - Он помолчал. - Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и зайду к вам. Около десяти - вас устроит? Или вы позвоните мне…
- Отчего же… - сказал я и дал ему свой адрес. - Честно говоря, меня очень интересует "Девон".
- Я думаю, мы сумеем договориться, - сказал Оскар. - До завтра.
Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я спустился на лифте в вестибюль и дал телеграмму Марии: "Брату очень плохо чувствую себя одиноким бодрюсь Иван". Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер снова вышел из игры - по крайней мере на сутки. Единственный намек, который он мне дал, - это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был "Девон", который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с "Девоном" и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но, несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший "Девоном" пористый нос… В конце концов, я здесь всего сутки, подумал я. Время есть. И на Римайера, в конце концов, можно еще рассчитывать, и Пека, может быть, удастся найти… Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму Зигмунду: "Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю Иван". Потом я подозвал портье и спросил, как быстрее пройти к Старому Метро.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
- Приходили бы вечером, сейчас слишком рано.
- А мне хочется сейчас.
- Приспичило, значит… А вы, может, адресом ошиблись?
- Да нет, не ошибся.
- И вот именно сейчас вам и надо?
- Именно сейчас. И не позже.
Он поцокал языком и дернул себя за нижнюю губу. Он был коренастый, плотный, с круглой, гладко выбритой головой. Говорил он, едва шевеля языком, и утомленно заводил глаза под верхние веки. По-моему, он не выспался. Его приятель, сидевший за барьером в кресле, по-видимому, тоже не выспался. Но он вообще не говорил ни слова и даже не смотрел в мою сторону. Помещение было мрачное, затхлое, с отставшими от стен покоробленными панелями. С потолка свисала тусклая от пыли лампочка без абажура на грязном шнуре.
- Почему бы вам все-таки не прийти попозже? - промямлил круглоголовый. - Когда все приходят…
- Так уж мне захотелось, - скромно сказал я.
- Захотелось… - Он пошарил в столе. - У меня вот и бланка не осталось… Эль, у тебя есть бланки?