Внизу раздался грузный удар о пол, и сразу вслед за этим Рон приглушённо вскрикнул. Голос его звучал удивительно близко – словно эта бездонная дыра была в глубину не более десятка футов.
– Энжи? Ты там?
Дрожа всем телом, Анжела наклонилась над дырой. Неестественная, нарисованная темнота скрывала всё, что находилось на дне. Рона не было видно.
– Я тебя вижу! – бодро закричал Рон снизу. – Прыгай, Энжи, здесь вовсе не глубоко. Правда, ни черта не видно. Похоже, склад или что-то в этом роде…
– Я боюсь, Рон, – пролепетала Анжела, встав на четвереньки у края. – Не спущусь…
– Да ладно тебе, Энжи. Вот, я даже вижу дверь выхода, и… боже!
Дыра вздулась и плеснула мокрой темнотой в лицо Анжелы, окрашивая мир в цвет дёгтя. Она подалась вперёд, забыв обо всём:
– Рон!
Молчание. Анжела увидела боковым зрением, как края дыры стали покрываться коростой инея. Но когда она повернула голову, иней исчез, как будто его и не было.
– Рон!!!
То, что она услышала в ответ, ввергло её в шок.
– Апельсины, – сказал Рон. Мгновением позже он взорвался смехом – громким и хриплым, смехом безумца, который собирается сброситься со скалы. Анжела почувствовала, как сердце в груди превратилось в льдинку.
Апельсины.
Кончай шутить, Рон. Это ни капельки не смешно.
– Рон, что с тобой? – отчаянно закричала она и начала медленно отползать от дыры, которая превратилась в ощерённую пасть неведомого монстра.
– Иди сюда, Энжи! – весело прокричал брат; одновременно с этим она услышала отвратительные чавкающие звуки, словно кто-то с неуёмным аппетитом поглощает те самые апельсины. – Иди сюда, и маму возьми с собой! Апельсины, Энжи. Много апельсинов – хватит на всех!
Дзинь! Дзинь! У стойки швейцара в двух шагах позади с упоением затрезвонил звонок. Анжела, уже приготовившаяся было выскочить в фойе, застыла на месте.
Отель оживал. Он торопливо сбрасывал с себя личину благородного старца, гнёздышка покрытых пылью воспоминаний… и принимал истинное обличье – лицо оплота ужаса, порождения белого тумана, из которого выходят неименуемые чудовища. Стены каморки заходили ходуном. Дыра растягивалась, искривлялась, как чудовищный рот, расплывшийся в торжествующей улыбке. Звонок бесился за тонкой фанерой двери; его визг впивался в мозг. Внизу в дыре Рон продолжал что-то твердить про апельсины и хлопать в ладони.
– Нет! – закричала Анжела, закрывая уши ладонями. – Нет!!!
Мир перевернулся. Она успела увидеть, как стены поворачиваются вокруг неё, отплясывая игривый танец смерти, а дыра стремительно вращается, размазываясь по сторонам, как капли чернил на бумаге. Она вскрикнула и попыталась отползти в сторону, за что-нибудь ухватиться. Но всё, чего она касалась, тут же рассыпалось в пыль – ручка двери, полки шкафов, даже стены. В какой-то момент она перестала ощущать под ногой опору – пол канул в небытие, превратился в сплошную чёрную дыру, и Анжела упала в неё. Канонада звонка превышала все допустимые пределы, а Рон из глубин космоса всё повторял в эйфорическом восторге, что их ждут апельсины, их много, эти апельсины, апельсины, апельсины…
Глава шестая
ДЕНЬ НОЧИ
Анжела.
"Отстань, – огрызнулась она, не желая выплывать из сладкой истомы. – Не сейчас. Ещё рано, я хочу спать…"
Анжела.
Голос настойчиво повторял и повторял её имя, медленно вытаскивая из пустоты. Анжела поморщилась, не открывая глаз. Она лежала на чём-то жёстком и холодном, причём в самой неудобной позе – на левом боку, раскидав руки по сторонам, закинув одну ногу за другую. Правая нога, которая оказалась внизу, нещадно гудела, выражая протест.
Анжела…
Голос пропал вдали, оставив её в одиночестве. Она нехотя открыла глаза. Ничего не изменилось. Вокруг была темнота, полная и бескомпромиссная. Что поднимай веки, что не поднимай – всё равно.
Где я?
Она приподнялась на локтях и огляделась. Страх ещё не пришёл, но по спине пробежал неприятный холодок. Анжела рывком села и провела трясущимися руками перед собой, как слепая. Пусто. Кромешная звенящая тьма.
Шаг за шагом, как киноплёнка, прокручиваемая обратно, она вспомнила своё падение в дыру, чудовищную трансформацию отеля, и Рона, который кричал: "Апельсины!". Калейдоскоп ужаса пронёсся через мозг мокрой вереницей. Почему-то пришла лихорадочная мысль: "Встать", словно это могло что-то изменить. Она поднялась сначала на колени, потом на ноги. Немного кружилась голова – наверное, от полного отсутствия понятия, где верх, где низ. Анжела зашаталась на месте и снова прощупала окружающее пространство, чтобы опереться обо что-нибудь, но ничего не нашла.
Вытянув руки вперёд, она сделала шаг. Под ногами захрустело разбитое стекло.
"Что это за место?"
Ещё один шаг. Анжела снова ни о чём не думала, просто шла вперёд. Наверное, такова защитная реакция психики, перегруженной пыткой впечатлениями. Так продолжалось, пока она не задела ногой что-то твёрдое. Тяжёлый предмет не шелохнулся, а вот Анжела вмиг потеряла равновесие и оказалась на полу. Чуть было не впечаталась лицом в пол, но успела инстинктивно выбросить руки. И не напрасно: битое стекло лежало везде, и мелкий осколок с готовностью впился ей в палец. При другом раскладе он мог бы проткнуть ей глаз.
Присев, Анжела осторожно обследовала предмет, на который наткнулась. Что-то продолговатое, деревянное и с острыми углами. Не успела в уголке сознания вспыхнуть мысль: "Гроб", как пальцы схватились за что-то круглое и мягкое. Первым порывом было бросить непонятную штуку прочь, но Анжела заставила себя обследовать её тщательней. Когда она поднесла упругий мяч к лицу и втянула воздух, нос уловил знакомый праздничный аромат. Апельсин – солнце в кармане, маленькое чудо. Они с Роном в детстве обожали их.
Апельсины! – вспомнила она, и пальцы непроизвольно разжались. Фрукт с шуршанием покатился по полу прочь от неё.
Рон должен быть где-то рядом. Он, наверное, увидел ящик с апельсинами и… что с ним тогда случилось? Он сошёл с ума? Как это иначе назвать? Этот истерический смех, поросячье хлопанье в ладоши…
– Рон, – тихо позвала Анжела, стараясь унять дрожь в голосе. – Ты здесь?
Тишина. Она поднесла руки к лицу и ущипнула себя за щёку, чтобы убедиться, что не спит. Щека отозвалась болью.
– Рон! – громче окликнула она, уже не пытаясь совладать с собой. – Чёрт возьми, Рон, куда ты делся?
Брат не ответил. Анжела обхватила колени руками и придвинулась вплотную к ящику. Приём, действенный со времён детства – просто закрой глаза, и тебя никто не тронет. Она сидела так долго, чувствуя, как её со всех сторон обступают злобно усмехающиеся тени.
Спасительная мысль пришла нескоро – может быть, через час заточения в непроглядной пустоте, может, через два. Анжела потеряла чувство времени. Она ощущала себя брошенной в самый глухой, самый тёмный уголок мира, в темницу, откуда нет выхода. Боялась, что если шевельнётся хоть раз и оторвёт спину от шероховатых досок ящика, то на неё набежит орда кровожадных крыс… может, других чудовищ… и разорвёт на куски. Но потом, когда она уже пребывала в полубессознательной кататонии, над ухом раздался явственный крик брата: "Вот, я даже вижу дверь выхода, и… боже!". Анжела вздрогнула и открыла глаза.
– Рон, – прошептала она.
… я даже вижу дверь выхода…
Очень осторожно она встала на ноги, до боли сжимая руками края ящика. Рон говорил про дверь. Может быть, он очнулся, пока она лежала без сознания, и ушёл через ту самую дверь?
Она нашла стену и пошла вдоль неё, сообразив, что таким образом рано или поздно найдёт дверь. По пути столкнулась со странным предметом, прислонённым к стене. Предмет отдавал холодом под пальцами и казался покрытым коростой льда. Задержав дыхание, Анжела обошла его и продолжила путь. Вскоре рука нашарила заветный выступ ручки двери. Без малейшего шума дверь оторвалась от косяка под её нажимом. Темнота и безмолвие остались неизменными. Во тьме за дверью Анжела увидела оскал отчаяния.
Я знала… Не давая пламени паники сжечь здравомыслие, она сделала шаг вперёд. Под ногами вновь хрустнуло стекло, и… появился запах, который Анжела заприметила, когда ещё они с Роном были в коридоре отеля. Горькое зловоние, застоявшееся и окислившееся. Но на этот раз она поняла, что это. Точно так же пахли стойки для барбекю после использования. Сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз выехала в пикник со своей семьёй… Тогда запах был резким, пряным и не лишённым прелести. А здесь…
Анжела едва не споткнулась о ступеньку. Лестница вела вверх. По краям тянулись перила. Ей понадобилось несколько минут тщательного манипулирования пальцами, чтобы понять это.
Путь наверх растянулся на смазанные века. Не то чтобы лестница была такой длинной. Просто Анжела не могла отделаться от мысли, что рядом в темноте кто-то есть, и это не Рон. И в отличие от неё, этот кто-то отлично видит в темноте, потому что это его родная стихия. Мысль парализировала её, как дождь жидкого азота. Анжеле казалось, что его тяжёлое дыхание слышно слева, за плечом… нет, справа… Она попыталась призвать на помощь разум, чтобы он объяснил маленькой глупой Анжеле, что все страхи бессмысленны. Но разум виновато молчал. Молчал, потому что не мог объяснить странную дыру, тёмного человека и ватную тьму, окутавшую её.
Но всё кончается. Кончилась и лестница, и почти сразу Анжела упёрлась в очередную дверь. Всё это жутко что-то напоминало…
Лестничная площадка. Вот оно что. Лестница, ведущая из подвала на первый этаж.