Мистер Лайтфут выбрал одну из отверток. У него были длинные тонкие пальцы хирурга или, может быть, художника. Наблюдение за его работой было пыткой, испытанием на выдержку, но зрители ни на миг не сомневались в том, что мистер Лайтфут знает, что делать. Вскрыв крышку тостера, он несколько минут просто сидел, молча разглядывая внутренности агрегата.
- А-га, - проговорил он после продолжительной паузы. - А-га.
- Что такое? - спросила мама, заглядывая мистеру Лайтфуту через плечо. - Его можно починить?
- Видите вот это? Маленький красный проводок? Мистер Лайтфут указал на нужное место отверткой.
- Контакт ослабился.
- И только-то? Такой малюсенький проводок?
- Да, мэм, и только.
Мистер Лайтфут принялся осторожно и тщательно подкручивать соединение проводка. Наблюдая за его действиями, я чувствовал, что под влиянием гипнотических движений монтера впадаю в странный транс.
- Все, - наконец объявил мистер Лайтфут. После этого он мучительно медленно, но уверенно собрал тостер, включил его в сеть, повернул ручку таймера, и мы все молча дождались, чтобы спиральки покраснели.
- Вот так… - сказал мистер Лайтфут.
Мы ждали.
- ..какая-то мелочь…
Земля повернулась под нашими ногами.
- ..все портит.
Мистер Лайтфут принялся сворачивать свою белую салфетку. Мы немного подождали, но чернокожий монтер либо задумался, либо действительно все сказал. Мистер Лайтфут оглянулся по сторонам и осмотрел кухню.
- Что-нибудь еще нужно починить?
- Ничего, спасибо, остальное, по-моему, в полном порядке.
Мистер Лайтфут кивнул, но я был уверен, что его взгляд ищет тайные неполадки, как нос легавой ищет дичь, сидящую в высокой траве. Сдвинувшись с места, он проделал по кухне несколько небольших кругов, то легонько прикасаясь рукой к холодильнику, то трогая четырехконфорочную плиту и смеситель в раковине, словно своими чуткими пальцами определял самочувствие техники. Мы с мамой озадаченно переглянулись - действия мистера Лайтфута становились все более и более загадочными.
- Холодильник, похоже, стучит, - заметил он. - Хотите, взгляну?
- Нет, не стоит беспокоиться, - ответила ему мама. - Мистер Лайтфут, как вы себя чувствуете?
- Хорошо, миз Мэкинсон, просто хорошо. Он открыл дверцу буфета и тщательно прислушался к тому, как легко поскрипывают петли, достал из пояса отвертку и подтянул винтики в петлях буфета, и в правой дверце, и в левой. Мама снова откашлялась, на этот раз гораздо более нервно, и проговорила:
- Э-э-э… мистер Лайтфут, сколько я должна вам за тостер?
- Все уже… - начал свой ответ Лайтфут. После этого были проверены остальные петли в буфете, потом наступил черед маминого миксера "Мистер Блэндер", который стоял на рабочем столе, но, к несчастью для мистера Лайтфута, все оказалось в полном порядке. - ..уже оплачено, - закончил он.
- Оплачено? Но… я не понимаю. Мама уже доставала из буфета фарфоровую сахарницу, полную долларовых бумажек и мелочи.
- Да, мэм. Все уже оплачено.
- Но я вам еще не давала никаких денег. Пальцы мистера Лайтфута погрузились в другой карман комбинезона, и оттуда появился небольшой белый конверт. Мистер Лайтфут молча передал его маме, и я заметил, что на лицевой стороне конверта голубыми чернилами написана наша фамилия: Семье Мэкинсонов. С другой стороны конверт был запечатан белым воском.
- Что ж, - вздохнул мистер Лайтфут, - думаю, что я закончил… на сегодня.
Он поднял с пола свой чемоданчик с инструментами.
- На сегодня? - потрясение переспросила мама.
- Да, мэм. Вы же понимаете.
Мистер Лайтфут принялся рассматривать выключатели и розетки, словно пытаясь проникнуть в глубину их электрической сущности.
- По телефону, - добавил он. - Если что-то сломается. Он улыбнулся маме, а потом мне.
- Сразу же и звоните.
Мы проводили мистера Лайтфута до машины и долго смотрели вслед, пока автомобиль не скрылся за углом. Мистер Лайтфут помахал нам рукой и уехал на своем дребезжавшем пикапе под аккомпанемент раскачивавшихся в кузове на крючках инструментов и приспособлений, которые приводили собак в неистовство.
- Том мне ни за что не поверит, - сказала мама, обращаясь в основном к самой себе.
Потом поднесла к глазам белый конверт, открыла его, достала оттуда письмо, развернула его и прочитала.
- Вот так так, - проговорила она. - Хочешь послушать?
- Да, мэм.
И она прочитала мне письмо:
- "Имею честь просить Вас почтить визитом мой дом в семь часов вечера в пятницу. Прошу Вас взять с собой сына". И самое интересное: знаешь, от кого письмо?
Мама протянула мне письмо, и я увидел подпись.
Леди.
Когда папа вернулся домой, мама рассказала ему о визите мистера Лайтфута и письме Леди, наверное, раньше, чем он успел снять свою фуражку молочника.
- Что ей нужно от нас, как ты думаешь? - спросил маму отец.
- Не знаю, но сдается мне, что она решила оплатить услуги мистера Лайтфута, чтобы он стал нашим персональным монтером.
Отец снова перечитал письмо Леди.
- У нее отличный почерк, - заметил он, - для такой-то пожилой женщины. Я всегда считал, что у старух почерк становится корявым.
Он прикусил нижнюю губу. Я понял, что настроение у него портится.
- Знаете, я никогда не видел Леди вблизи. Я, конечно, видел ее на улице, но… Он покачал головой:
- Нет. Не думаю, что я приму ее приглашение.
- Но, Том, - нетерпеливо проговорила мама. - Леди сама просит, чтобы мы к ней пришли. В ее дом!
- Для меня это не важно, - ответил отец. - Я не пойду к ней, и все тут.
- Но почему, Том? Можешь ты мне объяснить?
- В пятницу вечером "Филадельфия" играет с "Пиратом", будет радиотрансляция, - ответил отец, опускаясь в свое удобное кресло. - По-моему, это достаточно веская причина.
- Мне так не кажется, - холодно отозвалась мама. Этот эпизод стал одним из свидетельств того, что я не до конца знал своих родителей. До тех пор я был уверен, что мои мама и папа ладят лучше девяноста девяти процентов семей нашего городка, но, как оказалось, и они не всегда находят общий язык. Как нет ни одного идеального человека, так и брак двух несовершенных людей не может длиться всю жизнь тихо и мирно. Бывало, я слышал, как отец раздраженно кричит на маму из-за потерянного носка, тогда как истинная причина его раздражения крылась в том, что днем ему отказали в прибавке к жалованью. Я с удивлением слушал, как моя всегда такая миролюбивая мама устраивает разнос из-за грязи на ковре, а на самом деле вся беда была в том, что она повздорила с соседкой. И на этот раз в путанице крайностей благонравия и природной ярости, известной нам под названием "жизнь", между мамой и отцом зарождалось новое противоречие.
- Это из-за того, что она цветная, да? - сделала свой первый выпад мама. - Из-за этого ты не хочешь к ней идти?
- Нет, конечно, нет.
- Ты в точности похож на своего отца. Том, копия. Клянусь, Том…
- Замолчи! - внезапно сорвался отец. Даже я вздрогнул. Упоминание дедушки Джейберда, который относился к расизму точно так же, как рыба к воде, определенно было ударом ниже пояса. Отец никогда не страдал глупой ненавистью к цветным, в этом я был совершенно уверен. Но он был сыном человека, который всю свою жизнь каждое без исключений утро встречал поднятием флага Конфедерации и почитал темную кожу знаком, коим человека отмечает дьявол. Этот тяжкий крест отец был вынужден покорно нести, потому что любил дедушку Джейберда; вместе с тем он лелеял в душе веру - которую надеялся когда-нибудь привить и мне, - что ненавидеть любого человека, по любой причине, значит совершать противный Богу грех. Вот почему мне было понятно, что за следующими словами отца стояла только гордость и более ничего:
- От этой женщины я милостыни не приму, ни под каким видом!
- Кори, - наконец обратила на меня внимание мама, - по-моему, тебе нужно было заняться математикой, разве не так?
Я отправился в свою комнату, но это совсем не означало, что я не слышал оттуда продолжение спора.
Нельзя сказать, что дальнейший разговор мамы и отца происходил на повышенных тонах, но держать себя в руках обе стороны особенно не пытались. Как я догадывался, ссора давно уже собиралась на горизонте подобно грозовой туче и зрела словно нарыв, подогреваемая многими причинами: это была и утонувшая в озере машина, и пасхальные осы, и то, что отец не мог купить мне новый велосипед, и переживания, связанные с наводнением. Слушая, как отец объясняет маме, что она не имеет права тащить его на аркане в дом к Леди, я постепенно начал понимать истинную причину, крывшуюся за его категорическим нежеланием знаться с королевой Братона: он ее просто-напросто боялся.
- Ни за что, даже не проси! - кричал он маме. - Я не собираюсь водить знакомство с теми, кто полагает, что эти игры, это дуракаваляние с костями и мертвыми животными - нормальное дело, и кто… - Он замолчал, и тут я уразумел, что в эту категорию людей вполне можно было зачислить и дедушку Джейберда и что отец тоже это понял. - Я просто не пойду к ней, и все тут, - бессильно закончил он.
Мама поняла, что нет смысла загонять лошадей. Я скорее вообразил, чем услышал ее тяжкий вздох:
- Тогда я отправлюсь к ней с визитом одна - это тебя устроит? Нельзя же просто так взять и отказать ей. Это будет неприлично, а она ничего плохого нам не сделала.
Отец немного помолчал, потом ответил:
- Хорошо, можешь отправляться.
- Кори я тоже возьму с собой.
Эти мамины слова послужили поводом для новой вспышки.