* * *
Наверное, он всегда был таким. Просто она ничего не хотела замечать. Неужели она когда-то действительно думала, что он способен любить? Пусть не ее, пусть кого-нибудь. Хоть собаку на коврике, но любить.
Куда все уходит? Почему люди, еще вчера делившие хлеб и постель, вдруг разом становятся чужими? Почему не могут вспомнить моменты близости, запах волос и кожи, вкус поцелуев?
В щеки бил холодный снег. Сапоги месили сизое тесто. На ум пришла старая песенка: "Я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила". Сотни женщин поступают точно так же – выбирают не тех мужчин, подстраиваются, растворяются в них. Искренне верят, что сила их невероятной, чистой, красивой любви способна из плохого человека слепить хорошего. Слепо убеждены, что такая любовь вызовет столь же сильное ответное чувство.
Что ж, так и происходит. Только ответное чувство напоминает насилие. Изощренное, продуманное, безжалостное.
Мужчине нравится день за днем уничтожать женщину, живущую рядом с ним. Сначала он забирает ее уверенность, затем независимость, затем веру и напоследок втаптывает всю ее суть каблуком в грязь, стараясь сделать это как можно больнее и унизительнее. И каждый раз требует нового подтверждения: "Ты все еще любишь меня? Дура! Так получи за это!"
Однажды осознаешь, что его больше нет в твоей жизни. Ушел, забрав все нажитое имущество, твое настоящее и будущее. Уговариваешь себя, что придет день, и станет легче. Недели сменяются месяцами. Месяцы годами, а легче не становится. У тебя нет тебя самой. Все уничтожено. Выжжено. И снова, и снова извечный бабий вопрос: "Мой милый, что тебе я сделала?"
Если ты любишь, ты уязвим, слаб и беззащитен перед тем, кто любит тебя чуть меньше, чем ты сам, или не любит вовсе.
Но как же тогда пирожное "картошка"? Вадим встречал ее каждый вечер (Сара тогда работала допоздна) и всегда приносил с собой ее любимое пирожное: "Спасибо, любимый! – Что ты, это такая мелочь".
Собственно, за эту мелочь она тогда его и полюбила. Никто не покупал пирожных, никто не признавался в любви, никто не восхищался ее телом, никто не хотел от нее детей. Только Вадим. Куда же тогда все исчезло? Почему все это случилось с ней?
Отец и мачеха говорили: если ты будешь хорошей, все в твоей жизни будет хорошо. В ней будут хорошие люди, хорошая работа, хороший дом и хорошая семья. Всего-то и надо: быть хорошей для всех. Сара старалась. Видит бог, как она старалась. Только ничего путного не получилось.
– Приняли? – сияющий Данила протянул розу. – Замерз, пока тебя ждал.
Притянул ее к себе за воротник и по-хозяйски поцеловал в губы.
Сара ответила на поцелуй, но ничего не почувствовала.
Данила казался довольным. Все шло так, как ему хотелось. Девушку по его протекции приняли на работу. Он ее ждал, встретил. Поцеловал, она не сопротивляется. Все отлично! Бинго!
– Отпразднуем?
– Отпразднуем.
Все-таки он много для нее сделал.
В ресторане она застыдилась – и старого твидового костюма, и слежавшихся под шапкой серо-рыжих волос, и мокрых следов от разбухших сапог на белом ковролине.
Данила не шел, а танцевал, не замечая ничего вокруг. Галантно провел к столику, усадил, вручил меню.
– Ты что любишь – рыбу или мясо?
– Мне все равно. Закажи сам.
Он произнес несколько непонятных названий. Официант кивнул и удалился, держа белую спину. Они остались одни.
– Как мама? – спросила, чтобы заполнить паузу.
– Неплохо. Отдала мне фирму, развивает новый бизнес. Надеюсь, ты не держишь на нее зла? Не обижаешься?
– Я вообще ни на кого не обижаюсь, – пригубила вино.
– Даже на Вадима? Неужели ни разу не хотелось отомстить?
– За что?
Дэн укоризненно коснулся ее руки:
– Милая Сара… Месть – это квинтэссенция обиды. Когда-то и я, и Вадим обидели тебя. Твое право поквитаться с нами.
– Мне незачем тебе мстить, Даня. Я сделала свой выбор. И ты сделал свой. Наш выбор оказался неправильным. И что с того? А Вадим… За что мне ему мстить? За то, что он позволял себя любить? За то, что не смог сказать "нет", когда мы подавали заявление? Или за то, что испытывает удовольствие, когда говорит мне, что я ничтожество? Так оно и есть. В этом он солидарен с твоей матерью. Алиса Михайловна уже не первый раз доходчиво мне объяснила, кто я и зачем. Надо сказать, ее позиция за годы и годы нисколько не изменилась. Да и ты в глубине души тоже знаешь: раз я позволяю так обходиться с собой, значит, я – ничтожество.
– Самоуничижение, Сара! Оно тебе не идет. Как не идет этот костюм и тусклый цвет волос. Твой стиль – яркие платья и каскад рыжих волн, веснушки и туфли на высоких каблуках. Знаешь, почему женщина должна носить высокие каблуки? В них походка становится летящей и одновременно неуверенной. Такую женщину хочется подхватить на руки и нести, вдыхая аромат ее духов.
– А ты?
– Что я?
– Тебе хочется подхватить меня на руки?
– Хочется.
– Не ври.
– Нравится страдать? Выглядеть на двадцать лет старше? Одеваться, как старая тетка? Всего бояться, от всего отказываться?
Она задумалась.
– Наверное, нравится, если я так выгляжу.
– Зачем жить и не испытывать от этого удовольствия?
– А от жизни надо испытывать удовольствие? Всегда?
– Каждое мгновение. Попробуй этот салат. Вкусно?
– Вкусно.
Нежный краб в суфле из авокадо таял на языке.
– Вот так и жизнь должна быть вкусной. Не вчера, не завтра, не послезавтра. Она должна быть вкусной здесь и сейчас. Человек рождается, чтобы быть счастливым. В этом его главное предназначение. Все проблемы, страдания, рефлексии придумываем мы сами. Заслоняемся от счастья многочисленными отговорками: у меня нет времени, нет сил, нет возможностей. И в итоге перестаем жить.
– А как же болезни, смерть, горе, увечье? Или их в твоей счастливой жизни не бывает?
– И это случается. Любое чувство – показатель качества жизни. Если ты испытываешь боль – живешь, если ты плачешь – живешь, страдаешь – живешь. Но именно из этих граней и складывается полнота бытия. Важно не само событие, а то, как ты к нему относишься, твоя оценка происходящего. Можно на годы погрузиться в скорбь, а можно прожить боль и отпустить ее, не чувствуя вины.
– У меня так не получится. Есть грехи, которые не стоит перекладывать на других. Они твои. Их не искупить. Они вечные. Ни бог не поможет, ни черт. Это вот здесь сидит, – она коснулась области сердца.
– Нет, это сидит вот здесь, – Данила ласково переложил ее ладонь ко лбу. – Вина и боль сидят в твоей голове, Сара. Проблема не в ком-то, а в тебе. Это ты не хочешь, чтобы было иначе, потому, что так тебе УДОБНО, так тебя все устраивает.
Она резко отодвинулась, словно прикосновения Данилы стали ей неприятны.
– Зачем я тебе? Только не делай вид, что не понимаешь, о чем я. Вадим сказал, что вы поспорили на меня. Его отношение – нынешнее и прошлое – известно. Тебе-то я зачем? Для развлечения? Самолюбие потешить? Или в постель потащишь? – Грустно улыбнулась. – На трезвую голову вряд ли. Разве что напьешься.
– В постель не потащу. По крайней мере, сейчас. Ты все равно ничего не почувствуешь. Не то время у тебя, чтобы любить.
– А какое у меня время?
– Возрождаться.
Она долго смотрела на Дэна – такого легкого, молодого и красивого. Рядом с ним особенно остро чувствовала свою старость, убожество и никчемность.
– Ты не знаешь главного обо мне. А если бы знал, стал бы презирать. Точно так же, как я сама себя презираю. Поэтому давай договоримся: с этого мгновения каждый из нас идет своей дорогой. Я не мешаю тебе, ты не мешаешь мне. Еще раз спасибо за протекцию. Мне пора.
Неуклюже выбралась из-за стола и почти бегом бросилась к гардеробу. Выхватила из чужих пальцев пальто, бросилась на улицу. Пожалуй, впервые за многие годы могла бы заплакать, но сдержалась.
– Даме у нас не понравилось? – официант выглядел озадаченным.
– Дама пришла в восторг, но внезапно вспомнила о назначенной встрече. Продолжу обед без нее. Еще вина, пожалуйста.
Данила любил говорить про счастье. Все его знакомые реагировали так же, как и Сара: нельзя быть счастливым всегда, счастье, как балык или красная икра, полагается по праздникам, в будние дни довольно и повседневных проблем. Данила вырос в обеспеченной семье, балык и икру ел, когда хотел, и потому был в корне не согласен с большинством. Счастье – не эйфория, счастье – состояние духа и тела, когда все в тебе гармонично и сбалансировано, когда ты каждое мгновение чувствуешь вкус бытия и способен не только его оценить, но и насладиться им.
Они впервые встретились на новогодней елке, когда им было по девять лет. Рыжая Сара в костюме лисы, тучный Петька Сухопаров в костюме Пьеро, юркий Вадик Лемешев в образе мушкетера, и он, Данила, в костюме Меркурия. Он как сейчас помнил золотистые сандалии с крылышками и смешную шапочку, из-под которой во все стороны лезли вихры. Сара подошла к нему и сказала:
– Ты очень красивый, и я хочу с тобой дружить.
У нее на носу была россыпь веснушек, и ему захотелось прикоснуться к каждой из них. Очарование нарушил Вадик – дернул Сару за натуральный лисий хвост, пришитый к бархатной юбке.
– Мы с Петькой поспорили, что я могу взглядом пододвинуть елку.
– А на что спорили? – заинтересовался Дэн.
– На новогодний подарок. Петька не верит.
К тому моменту все дети уже были в зале, где шло представление, и в холле остались только они.
Вадик поднатужился, уставившись на россыпь разноцветных игрушек. Ничего не произошло.
Попытка Сухопарова тоже не имела успеха.