Я снимаю сандалии и иду к прохладной воде. Ноги до щиколоток проваливаются в тёплый, бархатный песок, ещё два шага, песок становится холодным, ещё шаг, и я вхожу в реку.
Настоящая река шумит, она растерянна, я улыбаюсь.
Я вернулся, чтобы отдать тебе твой яд река, яд, в миллионы раз усиленный страданием, и теперь его хватит на всех. Он растворится в твоей воде, теплый воздух поднимет его в небо, и очищающими дождями прольёт на этот мир, чтобы навсегда изменить его. Он наполнит собою воздух, и они будут вдыхать его.
Пусть ложь и желчь разъедят мозги миллиардов, пусть ядрики убивают их, пока они не опомнятся, пока не изменятся, пока не станут людьми, умеющими не ненавидеть тех, кто рядом. Ведь именно тот, кто рядом с тобой, тот и есть ближний тебе.
Ведь именно тот человек, кто не позволяет себе зла, кто смиряет ненависть любовью. Всё остальное могут и звери.
Ещё несколько шагов, и вода обнимает меня. Я быстро выплываю на течение и перестаю грести.
Я вернулся река. Я вижу твоё удивление, ты не узнаёшь то, чем отравила меня. Ты и не узнаешь, страдание умеет изменять вещи, теперь это не яд, теперь это лекарство, но исцелятся не многие.
Вода проникает внутрь меня, я тяну её в себя всё сильнее и сильнее, тело заходится дрожью, и я чувствую, как растворяюсь в бездонной реке, распадаюсь на миллиарды крошечных красных и фиолетовых ядриков. В моём сердце взрывается водородная бомба, но оно уже не нужно мне, мои глаза окутывает мгла, и я радостно ощущаю, как тёплый воздух поднимает меня в небеса…
Куда уплывают озёра?
В нашем городе часто идут дожди. Ливневые и слепые, с яростною силой бьющие в оконные стёкла и падающие отвесно, едва слышные мирные дожди, холодные, и те, под которыми хочется стоять часами, согревающие и очищающие.
Ливневые и злые приходят с запада, растут тёмной стеной над горизонтом, обрушиваясь на город сначала буйным, крутящимся в бесноватой пляске ветром, а затем ледяной, нещадно колотящей по крышам и земле водой. Тихие и добрые появляются с юго-востока.
Порой тучи рождаются прямо над городом. И тогда я, отбросив всё в сторону, выхожу смотреть, как уменьшается клочок чистого неба в зените, как стягиваются со всех сторон косматые белые облака, наливаясь фиолетовым соком, словно кожура неестественно быстро зреющих слив, как вода наверху уверенно и необратимо превращается из доброй в злую.
В эти моменты деревья не шелохнутся, птицы не обронят ни единой ноты, день меркнет и наполняется ожиданием, а вместе с ним наполняется ожиданием и душа. Нет мига напряжённее для меня.
А иногда, по несколько дней кряду, дожди проходят мимо, и ликующее над городом солнце, оттеняет и без того чёрные, ползущие у горизонта огромные тучи. И издали становится по-настоящему понятно, какие они грозные и бездонные эти блуждающие небесные озёра.
Я просыпаюсь рано, и сквозь остатки сна слышу мягкий шум за окнами. Идёт добрый дождь, а значит, день будет тоскливый. Значит, сегодня опять мне бродить по комнатам, вспоминать и ждать, а там, за мокрыми стёклами будут подрагивать в такт падающим каплям поникшие листья.
Добрый, юго-восточный дождь идёт второй день, но мне тоскливо не оттого, что не слышно радостных переливов щеглов, живущих в конце двора, среди колючих веток акации, не оттого, что мир не наполнен жужжанием ос и стрекотанием кузнечиков, и уж совсем не оттого, что не видно солнца. Мне тоскливо без другого - без завываний ветра, без ослепительных, змеящихся молний, без грома через полсекунды после вспышки, от которого дребезжат стёкла и в лёгкие врывается озон, а в сердце страх. И я терпеливо жду, когда сменится ветер и вода станет злой.
На столе, позвякивая, вибрирует телефон. Я медленно привстаю, опираюсь на руку и беру трубку. Мне незачем спешить, сегодня идёт добрый дождь.
Звонит друг. У него непыльная работа, выезжать по заявкам и ремонтировать вышедшие из строя водяные счётчики, а когда заявок нет, он пьёт чай в своей маленькой коморке. Но чаще мы пьём чай вдвоём, полусонно разговаривая о незначительных вещах и слушая, как за окнами шелестит добрый дождь. Место его работы недалеко от моего дома, достаточно сделать несколько шагов и я в его коморке.
Я умываюсь, надеваю старые джинсы, лёгкую куртку, и делаю эти несколько шагов.
У него, как всегда, всё давно готово. Гранёные стаканы, на удивление не знавшие ничего крепче чая, пачка сигарет, и только что вытряхнутая пепельница, смастерённая из пивной банки, которую, скорее всего мы сегодня вновь наполним.
Я падаю в скрипучее кресло и закуриваю.
- Дождь идёт? - спрашивает он, и дует на горячий чай.
- Идёт - отвечаю я.
- Да-а. Уже второй день.
- Да-а - я пытаюсь сделать из дыма кольца.
- Тоскливый, добрый дождь. Так ты его называешь?
Я грустно улыбаюсь и киваю головой.
- Уже три года прошло - мой друг вновь заводит этот разговор, хотя может ради этого разговора я и прихожу сюда - Может пора найти замену?
Я пожимаю плечами.
- Подумай сам, это ведь добром не кончится. Не кончается такое добром - мой друг умеет нагнать страха на пустом месте. Это его стиль - Просто забудь, и всё. Да, это тяжело, я понимаю. Но надо ведь дальше жить, правильно?
Забыть? Возможно, я бы и забыл, если бы в нашем городе дожди не шли так часто.
- Давай сменим тему - мягко говорю я.
- Хорошо. Слышал, Серёга новую машину купил?..
Когда идёт добрый дождь, время почти не движется. Мы успеваем наговориться до отвращения к друг другу и по-моему даже к самому умению использовать для общения слова. Совсем по-иному время ведёт себя во время дождей злых. Оно спешит, ускользает, мелькает молнией, и я никогда не успеваю сказать, и совсем не успеваю услышать.
Но как бы не вело себя время, как бы оно не упрямилось и не сопротивлялось само себе, день рано или поздно заканчивается. Мой друг уже дома, в окружении своей семьи, ему всё равно, какой идёт дождь, и идёт ли вообще. Ему не надо ничего терпеливо ждать, на что-то отчаянно надеяться, ему уже не надо искать, всё у него хорошо, и в душе и вокруг. Но я его не виню, я никого не виню. Я курю, сидя на порожке, и рука с сигаретой дрожит.
Добрый дождь закончился три часа назад, а дальше может произойти что угодно. Несколько дней кряду проплывающие мимо, бездонные озёра, внезапно появляющийся западный ветер, дарующий ещё одну надежду, всё что угодно, нужно только ждать. И я жду, один за одним бросая окурки на мокрый асфальт двора. Я чувствую, злая вода уже близко.
Тёмный силуэт высокого тополя резко вздрагивает, словно чего-то испугавшись, и начинает раскачиваться, холодное дыхание приближающейся воды касается моего лица. Я поднимаю глаза. Над головой разбухшими пятнами шесть звёзд. Я вижу, как исчезает одна звезда, потом ещё одна, и моё сердце замирает, оно даёт себе передышку, ведь через несколько минут оно разлетится на сотни брызг, на сотни капель слёз и дождя. Я достаю из кармана телефон.
Силуэт тополя вновь замирает, мы с ним сейчас в самом эпицентре, где нет ни дыхания, ни жизни, где есть только надежда и крадущаяся боль. В темноте не разглядеть неба, но по отсутствию звёзд, я знаю, что там происходит. Я знаю, что прямо надо мной огромное чёрное озеро, готовое обрушиться вниз. Небо крест на крест расчёркивает неуловимая вспышка молнии, и через две секунды воздух вздрагивает от мощного хлопка. В землю втыкаются первые, холодные капли, и мой телефон дрожит от звонка, как запуганное стихией животное. И эта дрожь пробегает по моей руке и врывается в сердце.
- Привет - вместе с её шёпотом подкравшаяся боль хищницей бросается на мой мозг, и я снова теряю контроль, и отчаянно кричу в трубку.
- Детка, ты где?! Скажи же, наконец! - я слышу, как рыдаю.
- Я скоро буду дома - как обычно, полушёпотом говорит она и хихикает - Представляешь, до полной посадки звонить нельзя, а я всё равно звоню. Потому что я тебя люблю.
- Я тоже тебя люблю! Ну, ответь же, пожалуйста, где ты?!
Я помню тот день и тот разговор наизусть.
- Привет.
- Привет.
- Я скоро буду дома. Представляешь, до полной посадки звонить нельзя, а я всё равно звоню. Потому что я тебя люблю.
- Ты у меня настоящая хулиганка.
- А ты в аэропорту?
- Я подъезжаю. Здесь такой дождь был, что пришлось останавливаться на обочине. Но сейчас поменьше.
- Дождь?.. Ты знаешь, тут в иллюминаторе вроде чист… нет, нет, туча. Представляешь, мы прямо в неё влетели. Здорово. Даже капельки на стекле.
- Самолёт уже снижается?
- Вроде да. Тут непонятно… Смешно, в этой туче, как будто в озере. Прямо нереаль…
- Что нереаль? Детка? Ты меня слышишь? Детка!
Самолёт, с раскуроченным молнией правым двигателем рухнул с трёхкилометровой высоты за семь минут до того мига, как его шасси должны были коснуться взлётной полосы. Я помню и тот день, и тот разговор наизусть.
Дождь обрушивается стеной, я едва слышу её шепот, сквозь нарастающий гул.
- Вроде да. Тут непонятно… Смешно, в этой туче, как будто в озере. Прямо нереаль…
- Где ты? - обречённо спрашиваю я сквозь слёзы.