Получив выигрыш, я отправился домой. Дома я стал представлять, как возьму завтра сто тысяч и удвою, а послезавтра повторю эту увлекательную процедуру. Потом еще раз и все. Через три дня у меня на руках будет нужная сумма, шестьсот тысяч. Этого мне вполне хватит, чтобы полностью оплатить обучение. Сразу за пять лет. И еще останется на питание на первый год. Первый год он самый значимый, поэтому на первом курсе лучше будет посвятить все время учебе. Уже потом, со второго года, когда станет легче штудировать юриспруденцию, можно будет какое-то время посвятить зарабатыванию денег. Устроиться куда-нибудь на выходные дни, или за определенную плату помогать богатым первокурсникам сдавать сессии и экзамены. Ну, в крайнем случае, продавать те же пирожки. Да и сколько мне нужно. За семь лет собирания и экономии я привык жить умеренно, почти по-спартански.
Через два дня я выходил из клуба не имея в кармане ни одной денежной купюры. Сердце мое сжалось и стало тяжелым, как камень. Мне казалось, что это страшный сон, и даже страшнее. Нельзя же в действительности вот так быстро лишиться всего, чем жил в течении семи лет - деньги, мечты. Это как-то не естественно. Вдруг мне почему-то захотелось смеяться, и я минут пять стоял и громко смеялся, даже не замечая на себе косые, испуганные взгляды прохожих.
Мой мозг не понимал, как это я смог все проиграть. Я, человек который экономил на всем, на чем только было можно экономить, за два дня спустил все, что удалось с таким трудом накопить. Я поступил глупее самого последнего глупца. Неужели семь лет строгой, аскетичной жизни не смогли воспитать мой разум, сделать его нечувствительным к тем порокам, которые свойственны другим людям? И неужели, я так просто поддался одному из этих пороков - жажде легкой наживы? Я, считавший себя не таким, как все другие. Я, даже живший не так, как другие. Живший ради своей мечты. Почему же она не удержала меня? Моя мечта…
Я пришел домой. Делать было нечего. Семь лет прожито впустую. Начинать заново - бред.
Я взял веревку и сделал петлю. Привязал ее к трубе отопления, которая проходила вдолб стены под потолком, встал на стул и просунул в петлю голову. Мне вдруг стало так страшно, что я почувствовал, как в пятках закололи тысячи иголочек. И тут в моем мозгу что-то щелкнуло. Громко щёлкнуло. И я отчётливо понял, что это глупо. Есть и другие способы избавиться от невыносимого страдания.
Я вынул голову из петли и присел на стул. Потом понял, что смеюсь, как и там на улице возле клуба. Но теперь в моем смехе появились какие-то новые, интересные нотки.
Целый месяц я продавал пирожки, делая вид что ничего не произошло. Мне приходилось улыбаться, общаясь с покупателями, а их, слава богу, был целый рынок. Не знаю каких это мне стоило сил, но все-таки, я это сделал. Никто из них ни разу даже не заподозрил, что у меня что-то случилось.
В-общем, я старался. Мне нужно было заработать немного денег, чтобы переехать в другой город и на кое-какие другие расходы. Когда все было готово, я наделал огромное количество пирожков и понес их продавать. Тех денег, которые я собрал за этот месяц хватало на то, чтобы устроиться на новом месте, поэтому в последний раз я решил продавать пирожки чуть дешевле, чем обычно. Тем более, что их было много. Понятно дело, я никому не говорил, что продаю их в последний раз, зачем расстраивать людей. Думаю, они бы огорчились узнав, что никогда уже больше не смогут насладиться самыми лучшими на этом рынке пирожками, и потому, я оставил их в мирном неведении относительно этого. С превеликим трудом я продал все, вернулся в квартиру которую снимал, взял собранную заранее сумку, и оставил на кухне записку хозяйке. В записке я сообщал, что уезжаю на пару недель к своей любимой тетушке на север. Записку я положил под тарелку на которой оставил пару моих пирожочков. Она так любила их, что я решил и ее побаловать напоследок. Закрыв дверь, я положил ключи под коврик. Они мне больше не понадобятся.
Я добрался до автовокзала и купил билет в один из южных городов. К сожалению у меня не было тети на севере. Да и северный климат не для меня и не для моих пирожков. На холоде они быстро остывают.
Подошел автобус. Я сел в кресло и посмотрел в окно.
- Прощай любимый город. Спи спокойно - тихо пропел я, и улыбнулся.
Автобус тронулся, медленно вырулил на автостраду, и набрав скорость, понес меня на юг. Я не боялся, что пропаду в чужих краях. Я освоил прекрасную профессию, причем стал настоящим мастером. Мои пирожки придутся по душе всем. Нежное тесто тающее во рту, вкусная начинка. Я могу сделать пирожок с любой начинкой. Что угодно. И пусть кто-нибудь скажет, что ему не понравилось. Я думаю, никто и не скажет.
Да, кстати о начинках. Я потратил уйму денег (а ведь я по натуре человек скупой) на Интернет, прежде чем нашел подходящее средство. Мне нужен был такой яд, чтобы подействовал примерно через двенадцать часов после употребления, когда все мои клиенты будут мирно спать ни о чем не подозревая. И главное, чтобы он заставил их проснуться прежде чем убить. Представляете, сотни людей практически одновременно открывают в темноте глаза, ощущая нехватку воздуха. Они резко вскакивают и бегут, к открытой форточке, к окну, на улицу, но удушье только усиливается. По лбу струится холодный, липкий пот, тело начинает дрожать, сердце биться неритмично и с каждым ударом все слабее. И вот они не могут уже вдохнуть ни кубического миллиметра воздуха. Они вцепляются в свое горло руками, пытаясь расширить его, чтобы хоть капля кислорода проскочила в легкие. Но все бесполезно. Я выбрал хорошую начинку. Не даром же я весь последний месяц как крот рылся в Интернете. И не даром же я весь этот месяц старался расширить круг покупателей. В этом деле, самое главное прикормить как можно больше клиентов.
Сотни загубленных жизней? Я думаю этого количества еще не достаточно, чтобы забыть о своей одной загубленной судьбе. Но все впереди. По всей стране много городов, жители которых обожают пирожки. А я всегда готов их печь и продавать. Главное прикормить…
Я вдруг заметил, что снова смеюсь, но тут же подавил смех. Не хотелось, чтобы кто-нибудь из пассажиров автобуса расслышал в нём новые, интересные нотки.
У неё счастливые глаза
Она ещё рядом, наверное, как и я смотрит внутрь себя и думает о чём-то дорогом только ей, полуприкрыв свои бездонные глаза. Мы молчим. Слово опасная штука, оно умеет не только создавать, но и разрушает. Оно было в начале, оно же будет и в конце.
БОГ.
НИЧТО.
Мы прекрасно понимаем это, и потому храним тишину, как другие хранят дорогой хрусталь. И то, и другое можно легко разбить.
Минуту назад мы были единым, мы были БОГОМ, мы любили и творили, а сейчас всё вновь стало хрупким, и тысячи чертенят крадутся к нам, неся на своих обгорелых плечиках мешки с НИЧТО. Они спешат выложить из них гору, которая разделит нас до следующего единения. Я закрываю документ 1 и слепо смотрю на рабочий стол.
Что она нашла во мне? Боже, как банально. Мы так недооцениваем себя, что всегда удивляемся, когда нас выбирают. Мы сгораем на кострах самоуничижения, потупив глаза, сжав до хруста зубы, чтобы не закричать от одиночества, и не верим, не верим, не верим в себя.
Впрочем, мы - это сильно сказано. Таких единицы, все остальные в норме. Идут по Земле уверенной, здоровой походкой, озаряют улыбкой мир, ничего сверхъестественного не требуя от своего разума, довольно и того, что помнят с сотню имён, большую часть цен на рынке и номер своего телефона. Им не нужно ничего доказывать жизни, она сама доказана ими. К чертям собачим все эти искусства, вершины и пьедесталы!
Господи, ты сделал меня больным, не способным идти уверенной походкой, не способным улыбаться от избытка счастья, не способным радоваться жизни. Ты сам не трясёшься от страха, слыша мой сумасшедший смех мертвеца? А ты знаешь, Господи, что это я так плачу?
Что она нашла во мне? Нет, совсем не банально…
Она вновь появилась два года назад, скрипнув заржавевшими петлями, открыла моё сердце и с ужасом огляделась. Стало мне легче? Я до сих пор не знаю. Но теперь мне хотя бы не так безразлично.
Она ещё рядом. Минута, две, и она уйдёт, как всегда неслышно, и я узнаю о её отсутствии лишь по врывающейся вихрем пустоте - в мозг, в сердце, в лёгкие, в глаза…
Я молчу. Слово умеет разрушать. Когда мы с ней разговариваем, я чувствую насколько мы чужие и разные. Она любит дорогие автомобили, славу, восторженные визги толпы, и ещё плитки шоколада с фундуком. Мне на всё это наплевать, но я всегда говорю ей, что тоже люблю всё это. Особенно фундук в шоколадных плитках. И мне становится не по себе на душе от вечного вранья, от вечно не того сказанного. Я хочу говорить правду, но в правде нет необходимости. Она ей не нужна.
- Скажи мне, как ты меня любишь? - спрашивает она.
- Очень.
- А ещё.
- Очень-очень.
- Нет, не так. Скажи, что до сумасшествия.
- Ну, до сумасшествия.
- Без ну.
- До-су-мас-шест-ви-я.
- Ты меня не любишь…
Я молчу. Слово умеет убивать. Надежду, жизнь, любовь, Вселенную. Я молчу, но мне так хочется спрашивать. Для чего всё это? Зачем ты приходишь? Как отказаться от Бога? Почему ты несчастна?
Но я молчу. Там, где много вопросов, там мало жизни. Нормальная, Земная жизнь не знает сомнений. Она пробует, рискует, рвётся вперёд, никогда ни о чём не спрашивая, это её стиль, её кредо. Жизнь - авантюристка, не жалующая сомневающихся.
- Почему ты всегда такой… загруженный?
- Не знаю.
- Ну, улыбнись.
- Не хочу.
- Давай же, разве ты не счастлив?
- Что такое счастье?
- Счастье это… это…
- Только отсутствие страха.