– Да какие они мне друзья? – отреагировал я, чувствуя, что уже начали спадать страх и тревога.
Мы сели на жестяные банки, высотой по колено, которые валялись у нас под ногами, и продолжили диалог. Было загадочное поведение у моего нового знакомого. Он передвинулся от меня со своей банкой на приличное расстояние. Я не придал этому большого значения и повторил свой вопрос:
– Так всё-таки, кто вы? И не могли бы вы снять противогаз, хотелось бы знать, с кем я говорю.
– С вашего разрешения снимать пока противогаз не буду, а на вопрос отвечу с удовольствием. Я ваш бригадир, – ответил незнакомый мне мужчина.
– В смысле, – удивился я, – какой бригадир?
– Это ведь вы были у меня в молодёжной бригаде в августе 41 года в эвакуированном тракторном заводе в Красноярске?
– Василий Александрович? Вы здесь? – удивился я.
– Да, Дмитрий Юрьевич, это я. Вы тогда странно исчезли, даже не успели поработать с нами. Куда вы пропали тогда? – спросил он меня.
– Василий Александрович, я сам точно не знаю, – наврал я, потому что не смог бы ему объяснить, что происходило со мной на самом деле.
– Как так? – удивился бригадир.
– Скажите, а разве на территории завода не всплывала немецкая подводная лодка? – перебил я его встречным вопросом.
– Что за бред вы несёте, причём здесь подводная лодка? Кстати, за побег вас записали во враги народа.
– Флаг им в руки, барабан на шею и ведро звёздочек, – шутливо ответил я и спросил уже серьёзно:
– А почему вы в противогазе, в специальном плаще и в резиновых перчатках? Всё это меня удивляет и даже настораживает!
– Что нашёл здесь, то и одел.
– А разве на заводе есть противогазы и плащи специального назначения? Не совсем понимаю, зачем?
– Всё это появилось после Чернобыльской катастрофы, завезли, так сказать, на всякий случай, по новым правилам техники безопасности.
Мне было ещё многое непонятно, и я продолжал задавать вопросы:
– Василий Александрович, объясните, зачем вы прятались в куче мусора и почему вы всё-таки не снимаете противогаз и спецодежду, всё это напрягает меня, если честно.
– Я отвечу, Дмитрий Юрьевич, только отнеситесь к этому спокойно, тем более вам не привыкать.
– Ну! – настаивал я.
– Возможно это прозвучит смешно, но в мусорной куче я готовился к встрече с вами. Противогаз и плащ снимать с себя не буду.
– Почему? – удивленно спросил я.
Наступила пауза.
– Потому что под спецодеждой меня нет.
Снова пауза.
– Ведь я уже давно умер, Дмитрий Юрьевич.
– Как умер? Как нет? – немного заикаясь, спросил я и замялся. А с кем я сейчас разговариваю, с невидимкой что ли?
– Почти. Сейчас я фантом, привидение. Поэтому я отсел от вас в начале нашей беседы. Потому что в стеклянных отверстиях противогаза вы не увидели бы моих глаз, и диалог бы у нас не состоялся.
Мы оба замолчали. Я встал с банки, оставил на пару минут собеседника, потому что решил немного прогуляться по цеху, развеяться и прийти в себя от сказанного. Передо мной сидел не человек, а фантом в костюме и что ожидать от него неизвестно. "А может это обман, – думал я, – и он меня разыгрывает?"
Однако голос я узнал. Похож. Совпадает. Остальное не проверить, ведь в спецодежде пустота. Учитывая, что мне пришлось уже повидать многое, я решил смириться с этим. Вернулся и продолжил беседу.
– Василий Александрович, а что вы делаете на заводе, зачем сюда пожаловали, с какой целью, если вас, конечно, не затруднит ответить?
– спросил я печально и настороженно.
– Просто ностальгия по любимому заводу, хотелось повидать знакомые места. Уже неделю здесь брожу от нечего делать, – спокойно ответил он. – Кстати, хочу признаться, что это я запустил двигатель трактора, мигал фарой и открыл дверь кабины два дня тому назад.
– Вы? – безумно удивился я.
– Да, это я так шалил, играл с вами, – ответил то ли бригадир, то ли привидение. – Правда, тогда я ещё не знал, что мы встретимся в 41 году и будем знакомы. А теперь, осознавая это, решил с вами повидаться и завязать разговор. Предстать перед вами приведением отказался, боялся напугать, поэтому, прячась в куче мусора, одел противогаз, плащ, перчатки и только потом вышел к вам. А по поводу трактора скажу, что я не участвовал в погружении его под землю. Это уже проделки инопланетян, а точнее техники, которую они сюда завезли. Ну вот! В принципе, Дмитрий Юрьевич, все мои желания исполнились. Я побывал на заводе, повидался с вами, пообщался. Пора и домой.
– Подождите, Василий Александрович, – остановил я его и, указывая пальцем вверх, спросил, – вы собираетесь туда?
– Да, – ответил он уверенно.
– Скажите, пожалуйста, откройте секрет, очень вас прошу. Так есть Бог? – задал я вопрос со страстным желанием получить на него ответ, хотя сам был пока далёк от всего этого.
– Не буду отвечать из-за принципиальных соображений! Вам будет жить труднее, если узнаете правду. Вы поменяете веру на знание. Однако лучше верить, чем знать. Знания дают человеку технологии, комфорт и удовольствие, а вера силу воли и твёрдость духа. Отними у человека веру, дай ему истину, и он станет слабым и беспомощным. К тому же вера в обнимку с надеждой ходит. Если вера умрёт, ещё надежда останется. Вот простой пример: течь на корабле. Человек узнал истину и сдался. А стал верить, надеяться на лучшее, – и выжил. Мой вам совет, Дмитрий Юрьевич, верьте, а не гоняйтесь за истиной.
– Но я готов с вами поспорить, Василий Александрович! Если я точно буду знать, что Бог есть, тогда отпадут сомнения, и мне уже не нужны будут вера и надежда. Мне кажется, именно истина делает человека сильным.
– Истина имеет границы, предел, а вера бесконечна. Люди знают, что есть луна, однако только слепая вера в далёкие миры побуждает человека строить современные космические корабли и бороздить просторы вселенной. Правда горькая, а ложь сладкая. Предположим, Бог есть. А если он окажется не таким, как вы его себе представляли, не таким всемогущим – это будет горькая правда, обидная истина для вас. Пока вы представляете, вы верите в неограниченные его возможности, и именно это делает вас максимально сильным. Поэтому истина, правда и знания всегда будут проигрывать вере.
– Спасибо, Василий Александрович!
– За что?
– За приятную и содержательную беседу, хотя и короткую. Я и не знал, что вы такой глубокий человек.
– Уже не человек, Дмитрий Юрьевич, был когда-то, прощайте!
Бригадир стремительно удалился и больше мы с ним не встречались. Не знаю почему, но после этой встречи во мне образовалось пустота или, если правильно выразиться, наступило опустошение. Возможно, от психологического напряжения, а, может, от физической усталости. А, может, от разочарования, что жизнь превратится в пустоту, и я даже не смог узнать, будет её продолжение или нет?
Кто бы мог подумать, что я буду беседовать с мёртвым человеком. Порой трудно бывает поверить в то, что происходящие со мной события не являются сном. Да, Василий Александрович был прав. Вроде бы истина, а верится в это с трудом.
Я вернулся к работе. Наполнив до конца оконную решётку очередной партией металлических отходов, отправился в последний рейс. Сегодня не хотелось больше утруждать себя. Встреча с бригадиром выбила меня из колеи. Погревшись немного возле костра, откинулся на кровать и стал думать. Вместо мыслей о школе в голову лезли думы о Боге. О настоящем, значит, и будущем. Стоп. "Для пользы дела надо заставить свою голову думать о прошлом", – твердил я себе. "Школа, школа, школа", – говорил я вслух, чтобы вернуться к размышлениям о детстве. Надо вспомнить что-нибудь весёлое, чтобы отвлечься от грустных раздумий.
Был у меня школьный дружок, с которым мне часто приходилось сидеть за одной партой. Боже мой, какой же он был псих? Если у него не получалось решить задачу по математике или он делал ошибки в задании по русскому языку, он начинал психовать и весь гнев и недовольство обрушивал на меня, ещё и ругался при этом: "Ну всё, закончится урок, ты у меня получишь по роже!" Я всегда возмущался по этому поводу, как будто я виноват, что у него не получается. Очень странный был товарищ.
Вот ещё вспомнил такого же ненормального – учителя труда. В классе мы звали его Михалыч. Видно было, что он человек старой закалки. Курил, иногда высказывался матом. Когда у него было хорошее настроение, говорить было с ним одно удовольствие. Когда он злился, приходила чума. Как-то раз я нарушил тишину в классе на его уроке. Просто забылся и что-то сказал своему школьному товарищу, который сидел напротив меня. Михалыч взял длинный деревянный шест у стены, и чтобы меня наказать, как шандарахнет меня по спине, аж почки заболели. Меня родные так не наказывали, как пытался нас воспитывать чужой человек. Зато на его уроках всегда тишина была и послушание. Однажды он стул запустил в моего одноклассника. Тот был смелый малый, ответил ему тем же. Михалыч чудом увернулся, иначе неизвестно, чем бы закончилась эта история. Кстати, после этого случая он присмирел и больше не использовал для наказания деревянные предметы.
А вот вспомнился мне урок физики. Меня вызвали к доске решить задачу. Тогда я был трусливым и неуверенным в себе мальчиком и немного растерялся. Учительница решила мне помочь, и, чтобы подтолкнуть к правильному ответу, спросила меня: "Что мы пьём обычно утром?". Она предполагала воду, а я возьми и скажи, как есть в жизни: "Чай". Помню долго тогда класс смеялся.