Надо сказать, что сердце падает хорошенько и на секунду кажется, что спросила с фальшивой интонацией. Пока она оборачивается, смотрит, разлепляет губы, даже начинает говорить - крутится в голове: вот сейчас спросит - "А зачем тебе?" А зачем тебе? А затем, что я сержант полиции, подосланный к вам сюда агентом, а не маленькая блядь Лесли Тауб, сделавшая себе детский морф, да так и не сумевшая найти богатого папочку, и вот - начавшая зарабатывать деньги разрабатыванием пизды перед камерами. А сказать: "Да так, интересно!" - у меня уже действительно может не хватить невинной интонации, потому что в горле ком,
- А тебя что, в двенадцать лет большие дяди не ебли? А тебя, Кшися, что - в двенадцать лет не ебли? Меня,
Кшисю, в двенадцать лет не ебли; не в последнюю очередь потому, что в двенадцать лет я встала на колени перед диваном, зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и смотрела на красную растертую промежность своей подруги Долли, рыдающей, цепляющейся больно за мое плечо и скулящей: он меня порвал! он мне все порвал!.. Большой, извините, оказалась разница между тринадцатилетним бойфрендом Долли и не знающим стыда сожителем ее матушки. Я, Кшися, хорошо это запомнила - и избегала, избегала, хотя модно было тогда. Да и здешнюю мою ипостась, Лесли Тауб, по личной ее легенде, в двенадцать лет не ебли, Лесли Тауб, по личной ее легенде, прилагавшейся к фальшивому паспорту, начали ебать только в четырнадцать лет ("…; школьное хобби: пела в хоре; домашнее животное: с 6 до 14 лет такса Джордж; первый сексуальный опыт - четырнадцать лет, сверстник; первый морф - 17 лет, уменьшение груди; родители: Кристина Тауб, Ричард Стивен Тауб, врачи;…"). Поэтому Лесли Тауб не знает, что маленькая девочка чувствует при сексе со взрослым мужчиной.
- Нет. Я, знаешь, только поздно и по любви. Аннабел смеется.
- Ну, говорят, больно. Я, правда, в двенадцать лет тоже не пробовала, хотя модно у нас было - у вас было? - у нас девчонки за взрослыми мужиками убивались, считалось - супершик! Но говорили, что больно. Поэтому-то маленькие девочки и не любят на самом деле взрослых мужиков; только так, хорохорятся. А мне, кстати, всегда этих мужиков было жалко: ему тоже неприятно, наверное, - мало что в тюрьму светит, если что, так еще и хнычет она, говорит - больно, больно. А он же не зверь какой, он ее ласково. А она - больно, больно…
- Разрабатывала бы пизду.
От хохота Аннабел давится куском, роняет коробочку с сичуань-тянь, пачкает липким соусом коленки в цветных штанишках. Ну, давай!
- А как же снимают их? Или как раз хотят, чтобы на бионе совсем больно было?
Аннабел утирает слезы и по одному собирает куски курицы обратно в коробку, двумя пальцами каждый держа, как дохлую какую-нибудь пакость, вытирает пальцы о скромный детский топик с отложным воротничком.
- Кто снимает?
- Ну, настоящих. Детское порно. Смотрит недоуменно.
- Лесс! Окстись! Ты же взрослая девка, в чилли попой двигаешь, а говоришь, как если бы тебе, ну… (прыскает) было двенадцать лет! Дорогая, нет такой вещи - детское порно! Детское порно - это мы! Студия "Underage of Innocensc" - это детское порно! На наших сетах ведь не пишут, что тебе двадцать семь!
- Так они же все равно знают, что морф!
- Лесси! Но они же про это - за-бы-ва-ют! Я тоже, знаешь, думала, когда смотрела старое порно, вижуалы, ну, ты поняла; я думала - господи! Да какой же вот это - аматюр? У них же даже свет поставлен и все бабы в одинаковом белье! Я Хави сказала: кто же в это верил? А он мне объяснил - это, говорит, дорогая, и есть порно: человек знает, что постановка, но делает вид, что не знает. Представляет себе, как будто настоящее. Он, говорит, смотрит не нашу с тобой еблю, а ту еблю, которую он воображает, глядя на нашу еблю. В ней тоже мы с тобой, только по-настоящему. Ты теперь, говорит, понимаешь, что для порно значило - бион? Это же счастье было, революция! Первые сеты стоили - по сорок, по пятьдесят азов штука! А просто старый вижуал - пять! А покупали - сеты!
- Чтобы чувствовать, что - по-настоящему? - Да!
- Фу.
- Здрасьте - фу! Нашлась цаца ванильная. Ты не "фу", а понимаешь, почему сейчас трудно актрис искать? Раньше, Хави говорит, брали любую блядь и ставили - лишь бы глаза закатывала и стонала. Говорит, они все сухие были, мужик член мазал, чтоб войти. Потому что - вижуал, дерьмо, фальшивка. Как кино добионное было - дерьмо. И их голливудские актеры почти никто не смогли на бион работать, эпоха сменилась, не было звезд! И с порно то же произошло. Поэтому есть мы,
- Но мы же - все равно ненастоящие! На бионе же ясно - мне не двенадцать лет, тебе не одиннадцать!
- Ну, знаешь, есть предел. Мы стараемся. Я себя на записи почти всегда, натурально, чувствую, как девочка.
Он меня гладит - а я думаю: господи! как же он в меня войдет, такой большой! - и верю почти. Ты не так?
Я не так? Нет, я не так. Я не почти, я совсем; я не могу представить себе, что я взрослая в эти моменты. Это все, чего я хочу, - быть маленькой. Чтобы на меня смотрели, как на маленькую. Чтобы как с маленькой говорили. Чтобы ни за что никогда не отвечать, а быть ребенком. Чтобы взрослым все было виднее. И тело отзывается, поддакивает.
- Ннну… примерно так.
- Ну вот. Было б им где брать настоящее - нас бы с тобой уволили. Ты бы себе сделала деморф, а? Или маленькой бы осталась?
Она действительно, я думаю, ничего не знает. И это плохо, очень. Потому что она жена Хави, потому что если бы Хави делал сеты на сторону, она бы знала. Потому что она дура и не смогла бы врать мне так немедленно и так наивно.
Потому что, кажется, отдел ошибся. Здесь чисто.
Глава 18
Двадцать три биона на левой руке, двадцать два на правой, - лесенкой, как кружочки прозрачной колбасы. Двадцать две кнопки на правой руке, двадцать три на левой, - полосочкой, как пуговицы на кукольном платье. За два года научился виртуозно класть, вся процедура занимает примерно четыре минуты - от момента надевания на нос темных очков, чтобы не слепило радужное сияние, испускаемое кожей там, где находят один на другой пятнадцать-двадцать прозрачных переливающихся бионов, до момента, когда разобранный на детали крошечный дезактивирующий щуп пылью улетает в унитаз. С этого момента есть тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд на то, чтобы пройти регистрацию, таможню и паспортный контроль - все места, где тебе могут заглянуть в сумку, - добраться до туалета на другом конце аэропорта и скатать двадцать три биона с левой руки и двадцать два - с правой. Опоздать, дорогой Лис, будет крайне неприятно: начнут активироваться раскатанные бионы, и ты почувствуешь себя одновременно маленьким мальчиком, которого насилуют большим вибратором, и извивающейся под электрошокером мазохисткой, и тем, кто держит электрошокер, и морфом с рыбьим хвостом вместо ног, обнимающим под водой маленькую русалочку, и нежной лижущейся лесбиянкой…
…Уронена сумка. Поднять, отряхнуть. Четыре секунды. Раскалывается голова, черт, ну почему именно сегодня мигрень? Набрать в рот воды из крана, найти таблетки, выдрать из упаковки, засунуть одну в рот (козел, почему нельзя было сделать это до того, как накатал бионы?!). Одна минута восемь секунд…
…Ты, в один миг познавший все наслаждения мира, все испытавший и предавшийся всем негам разврата одновременно, сможешь ли снова вернуться к себе и снова с собою же слиться, себе возвратить разум и продолжить свой путь, как обычно? Нет, не сможешь. От неосторожного смешения бионов, "биомиксинга", сходят с ума, а пятьдесят без малого бионов-чилли, будь уверен, общими усилиями откроют тебе двери в такой ад, какого не видывали ни Джеффри Шней, ни "мама биомикса" Papa Годоли…
…Маленькая старушка тихо ругается с девицей за регистрационной стойкой - хочет тащить за собой в самолет этот нереальный гигантский саквояж. Шесть минут четыре секунды. Сбой в компьютере, твой билет выплевывает обратно, потом принимает. Пятнадцать секунд. Очередь на паспортном контроле - двенадцать минут двадцать одна секунда…
…Весь аэропорт сделали красивым - круглым, синим, современным, - а рожи все те же. На эскалаторе мерзкая бабка саданула корзиной - корзиной! - в самолет с собой??? В буфете час назад деваха, отпускающая кофеистую бурду, ткнула пальцем в переливающуюся холорекламу: крутится уродливая толстая чашка с дымком пожарища над нею, вокруг наматывает круги липкая на вид плюшка. "Купите большую чашку кофе и получите булочку бесплатно". - "Бог с ней, с булочкой; дайте просто кофе мне". - "А мы просто не даем, только с булочкой". Но зато взлетная полоса отливает шелком, стены расписаны пагодами и лугами, и к стойкам регистрации багажа спускаются от потолка роскошные холодраконы, навьюченные по самые рога ярким и красивым призрачным багажом. Примерно три раза в месяц я летаю из Быково-3. Нет, даже четыре иногда, - туда-обратно, туда-обратно. Когда-то меня колотило от адреналина, когда-то даже так сильно меня колотило от адреналина, что я боялся - не забыл ли дезактивировать какой-то из бионов? Мой ли это расколбас от предстоящего нарушения таможенного закона - или у меня под кожей какой-нибудь семнадцатилетний мальчик крадет у своей сестры ее нижнее белье? Теперь я понимаю, что таскание на себе пятидесяти дезактивированных чиллов через границу - это худший из рисков, которые мое воображение может себе нарисовать. Я бы предпочел таскание на себе бомбы, готовой взорваться через тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд: я бы знал, что просто умру - и все. А вот что станет с моим мозгом, и сколько я протяну, и в каком кошмаре я протяну те годы, которые протяну, если не успею скатать на себе шарики до истечения тридцати четырех минут и шестнадцати секунд - этого я не знаю ж знать не готов…
…Девочка в военной форме пытается открыть мой паспорт не с той стороны. Восемь секунд…