- Нет.
- Не говорит, будто у нее такое чувство, что ее голову словно распирает изнутри?
- Нет.
- И на бессонницу не жалуется?
- Нет, она спит крепче меня.
- А других галлюцинаций у нее не бывает, кроме "небесного голоса"?
- Вы знаете, последнее время с ней стало твориться что-то странное. Однажды она вдруг якобы увидела в саду цыгана с ручным медведем, хотя никого там не было. Мы с доктором Ренаром тут же уложили ее в постель, и она быстро успокоилась. А на прошлой неделе ей показалось, что в сад забежал волк и прячется в кустах. Она умоляла нашего садовника застрелить его. Мы обшарили все кусты, но никакого волка не нашли. Все ей пригрезилось.
- Может, эти галлюцинации ей тоже внушает голос?
- Не знаю, она ничего не говорила.
- Это может быть и болезнь, - в глубокой задумчивости, забавно наморщив лоб, пробормотал доктор Жакоб. - Но в этом безумии есть явная система. Я сильно подозреваю, что ваша любимая тетя стала жертвой ловких мошенников.
- Как? - испугалась я.
- Вот это-то нам и предстоит узнать. Уж больно подозрительны "небесные голоса", дающие совершенно конкретные и весьма земные приказания. Ваша тетка богата?
- По-моему, да, хотя я никогда не интересовалась особенно… Дядя оставил ей значительное наследство, он был богат, удачливо играл на бирже, пока не заболел.
- Вы ее единственная наследница?
- Послушайте! - вспыхнула я.
- Не обижайтесь, я вовсе не хочу вас уличать в каких-то корыстных замыслах.
- Я неплохо зарабатываю и вполне могу обеспечить тете спокойную старость, если она пожелает раздарить все свои деньги. Показать вам чековую книжку?
- Не надо. Я вполне верю, что вы искренне любите свою тетю и хотите ей добра. А какая у вас профессия, если не секрет?
- Художница.
- То-то я никак не мог догадаться, хотя у нас в Швейцарии перед женщинами не слишком велик выбор жизненных путей. Как говорят англичане: "Если у тебя слишком много способностей, не отчаивайся: ты еще можешь стать вольным художником…"
- Что еще вас интересует? - перебила его я.
- Мне надо знать, есть ли кто-нибудь на свете, кому было бы выгодно, чтобы деньги тети перешли в руки каких-то жуликов.
- Не знаю и не хочу обсуждать эти вопросы, - резко ответила я. - Одно могу сказать совершенно твердо и определенно: никого из членов этой секты тетя не знает, ни разу даже в глаза не видала, так что сразу упрекать людей, которых вы совершенно не знаете, в преступных намерениях - это, мне кажется, бесчестно.
- Странно, что она и не пытается с ними познакомиться, - пробормотал он, не слушая меня. - Похоже, они готовят себе алиби.
- Вы так об этом говорите, словно уже уличили их в чем-то.
- А вы верите, будто ваша тетя в самом деле слышит некий божественный голос свыше? Почему же "глас небесный" советует давать деньги именно этой секте, а не какой-нибудь иной? Почему небеса так благоволят к ней? Почему сделали эту секту своей божественной избранницей и хотят ее щедро наградить за счет вашей тети? Согласитесь, вопросов возникает немало, и в них очень любопытно разобраться. Я материалист, медик, психолог, в "небесные голоса" и божественные откровения не верю, поэтому первым делом задаю вопрос древнеримских юристов: "Cui prodest?" - "Кому выгодно?" Вам - явно нет. Доктору Ренару? Вряд ли он связан с этой сектой…
- Послушайте! - опять гневно перебила я его.
- Я просто логически рассуждаю, - пожал он плечами и, заботливо подлив мне горячего кофе, добавил: - А что касается ловкости шарлатанов, то, верьте мне, я их повидал куда больше вашего.
Он сказал это с такой горечью, что я сразу почувствовала: видно, доктору Жакобу тоже досталось от них. Но расспрашивать его не решилась, а он между тем продолжал с забавной гордостью:
- Свыше сотни разоблачил и посадил на скамью подсудимых…
- Вы?!
- Я. Разве Анни вам не рассказывала? Наверное, поэтому она посоветовала вам обратиться ко мне. Я давно занимаюсь охотой на всяческих пройдох и шарлатанов.
Я покачала головой:
- Доктор философии, ловкий факир и фокусник, да к тому же беспощадный разоблачитель шарлатанов, - и все это в одном лице! Невероятно! Как вы ухитряетесь успевать? Утром занимаетесь научной деятельностью, вечером развлекаете простаков ловкими фокусами, а когда же ловите шарлатанов? И почему вы их ловите, если сами тоже обманщик? Опасаетесь конкурентов? Но это, по-моему, не очень этично. За что вы набросились вчера на этого несчастного старика? Он выглядит таким больным и усталым, что - тоже ваш конкурент?
- Я не обманщик, а иллюзионист, - наставительно сказал он. - Мы выступаем на сцене или цирковой арене перед зрителями, которые хотят, чтобы их развлекли интересными фокусами. Они хотят быть обманутыми - для того и приходят. А шарлатаны и жулики обманывают простаков, спекулируя на их суевериях. И я считаю своим долгом разоблачать таких проходимцев. Для меня это, если хотите, своеобразная форма атеистической пропаганды. К сожалению, наши законы в этом отношении весьма либеральны. Всякие "Церкви света небесного", теософские общества, "Божественное исцеление", "Церковь научного познания" - сколько их развелось! Но все-таки порой удается некоторых поймать с поличным. Или хотя бы просто обезвредить, разоблачив их проделки. Старик этот - талантливейший мастер, настоящий гений по части иллюзионной техники. Мы с ним раньше работали и придумали немало отличных трюков. И шарлатанов вместе разоблачали. Но они его затравили, сломили. Он сдался, спился, стал с ними заигрывать. Связался с жуликами и теперь помогает им дурачить простаков. Не могу ему этого простить.
- Ладно, бог с ним, со стариком, хотя мне его жалко. - Но вы в самом деле думаете, будто моя тетка стала жертвой ловких мошенников? Каким образом?
- Чтобы выяснить это, нам придется поехать к вам. Вы меня приглашаете?
Я на какой-то миг помедлила с ответом, но он сразу заметил мои колебания и спросил:
- В чем дело? Вы же специально приехали ко мне за помощью? Или не доверяете мне?
- Нет, что вы! - поспешно ответила я. - Просто подумала: может, лучше предупредить тетю, а то нагрянем как лавина с гор.
Он пожал плечами и насмешливо спросил:
- Ваша тетя - строгая женщина? Требует соблюдения этикета?
- Нет, она человек очень добрый и простой и всегда рада гостям.
- Тогда едем, - решительно сказал он, вставая из-за стола.
- Но вы же хотели отдохнуть…
- Ничего, успеется, - отмахнулся он.
Явление апостола
Через четверть часа мы уже сидели в машине. Матушка Мари все же успела напихать на заднее сиденье столько свертков со всякой едой, словно мы отправлялись на Северный полюс.
- Не спорьте, - тихонько сказал мне Жакоб. - Бесполезно. Самое вкусное мы оставим, а остальное выбросим, когда выедем за город.
Так мы и сделали, остановившись в тени древнего могучего дуба, дуплистый ствол которого был весь опоясан железными обручами и хозяйственно укреплен подпорками. А потом помчались по зеленой долине вдоль Роны на юг, где ослепительно сверкала в лучах закатного солнца семиглавая ледяная вершина Дан дю-Миди.
Свежий ветерок посвистывал в ушах и раскачивал узловатые ветви старых грушевых деревьев, выстроившихся вдоль дороги. Доктор Жакоб вел машину на хорошей скорости, очень плавно и мягко и расспрашивал меня о нашей жизни. Сперва я немножко насторожилась: "Уж не устраивает ли он мне допрос?" - и отвечала суховато, односложно. Но постепенно он сумел разговорить меня.
- А кто еще живет у вас в доме?
- Прислуга.
- Много?
- Трое. Антонио - он у нас и садовник, и шофер, но чаще я сама вожу машину. Его жена - Лина, наша кухарка. И горничная Розали. Вот и все.
- И все они давно у вас служат?
- Давно. С детства, - ответила я и тут же поспешила поправиться: - То есть с моего детства, конечно. Антонио - испанец…
- Испанец?
- Да, он попал в наши края в тридцать восьмом году, еще подростком. Ну, знаете, когда шла гражданская война в Испании, многие тогда приезжали в нашу страну. Лина чудесно готовит, мастерица и во французской кухне и в немецкой. Но когда на Антонио нападает тоска по родине, он гонит жену от плиты и сам готовит бобовую похлебку по-испански и поет при этом грустные песни. И меня всегда угощает. Очень вкусная похлебка, "фабада де Астуриас" называется. Не пробовали?
- Нет, к сожалению, не приходилось. А ваша горничная - Розали, кажется?
- Да. Мы с ней почти однолетки, росли вместе. А прежде у нас была горничной ее мама, милая Анна-Мари…
Он расспрашивал меня, не отрывая глаз от дороги и сбавив скорость. Шоссе здесь шло над самой Роной, под нависшими скалами. Дорогу ограждала от осыпей высокая проволочная сетка. Но все равно местами на шоссе попадались груды камней: наверное, в горах был недавно обвал, их еще не успели убрать.
В таких местах нельзя кричать и даже громко разговаривать, чтобы не разбудить лавину. Мы ехали медленно. Я понизила голос, как заговорщица, и придвинулась поближе к Жакобу.
Рассказала я ему о докторе Ренаре: как он каждый день обедает с нами, попыхивая неизменной глиняной трубочкой, а потом украдкой дремлет где-нибудь в укромном местечке, в саду, и как он рисковал жизнью, высасывая у меня в детстве из горла чуть не задушившие дифтеритные пленки…
- Вы рано потеряли родителей?