Да, мне нравится прогуливаться в такой сумасшедшей обстановке, потому что она успокаивает мои нервы. Профессор Кирби, я должен особо упомянуть в "Информационном бюллетене" за текущий месяц. Работа, которую вы провели, без всяких сомнений великолепна. Доктор Рэт заверяет вас, что двери расходятся в стороны именно так, как вы и хотели, заставляя меня принимать горизонтальное положение. Да, я ускользнул в сторону, думая, что двигаюсь вертикально. Бунтовщики пикетируют эту Инициативную Камеру, заявляя, что ее существование несправедливо, поскольку она расстраивает сознание новорожденных крыс. Я же считаю, что это наилучший способ прийти в себя. Вы уже пришли в себя, парни? Разве вам причинен какой-либо вред?
Теперь я нахожусь в самом центре Камеры, со всех сторон окруженный беспорядочно расставленными, вызывающими путаницу зеркалами. Множество изображений красавца доктора Рэт повторяются вдоль, по-видимому, бесконечного стеклянного коридора, но ничуть не сбивают меня. Обратите внимание на мой профиль, так схожий с Джоном Барримаусом. Ведь если бы я не родился здесь, в этой лаборатории, то наверняка стал бы крысой из разряда бродячих актеров, болтаясь где-нибудь в полях и распевая свои чудесные песенки.
Но такова судьба. Я создан не для легкомысленной жизни. Мое призвание - служить человечеству. Вспомнив об этом, я лучше подберу свой хвост да поищу выход. Насколько помню, он находится где-то здесь, в ускользающем коридоре…
…спокойно… держи равновесие… это фальшивая дверь… здесь электрическая сетка… ай… ай… ай…
***
Семья просыпается, и мы сбрасываем листья с наших лежащих вповалку тел.
– Ты слышишь, кто-то зовет?
– …далеко в джунглях.
Я ползу на самый конец ветки, на которой мы соорудили наше гнездо. Другие шимпанзе просыпаются на соседних деревьях, когда зов приближается. Он похож на грубый низкий голос, но принадлежит обезьянам. Наверное он устал, потому что, как мне кажется, добирался издалека.
Раскачиваясь и прыгая с дерева на дерево, я поднимаюсь на самый верх. Мои руки старые и морщинистые, но я ловко поднимаюсь. Большинство более молодых шимпанзе не могут так легко забраться сюда. Я прыгаю, хватаюсь за ветки и снова прыгаю, эти опытные руки всегда успевают найти опору.
Другие шимпанзе, находящиеся значительно ниже меня, тоже поднимаются. Сквозь темные ветки мы лезем наверх, туда, где в ночном небе висит недостижимый плод. Сегодняшней ночью он выглядит очень полным. А какой, должно быть, он вкусный! Вот я на вершине, подпрыгиваю с вытянутыми руками: недостижимый плод ускользает от меня, как и всегда.
Путешественник, издающий призывы, теперь уже близко, и все наше племя собирается на вершинах деревьев. Я наблюдаю, как молодые шимпанзе подпрыгивают, чтобы ухватить недосягаемый плод. Но совершенно неважно, кто и насколько подпрыгнет, достать его все равно никому не удастся. На него приятно лишь смотреть, такой далекий, несущийся в вышине на быстрых ветрах. Вот так происходит и с нами, состарившимися. Мы начинаем смотреть, смотреть, смотреть на него, и в одну прекрасную ночь исчезаем.
Однажды эта молодежь проснется и увидит, что меня уже нет. Они будут искать меня, но так и не смогут найти. Я буду уже далеко-далеко, на лугу, там, где недосягаемый плод наконец-то коснется вершины деревьев. Они будут звать меня, но так и не найдут.
Чей это зов раздается ночью? Может быть это кто-то из напуганных подростков, который слишком рано отправился отыскивать висящий в небе плод? Наверняка это должен быть молодой, потому что он передвигается очень быстро. Теперь я вижу его, когда он быстро направляется к нам сквозь самые верхние ветки. Смотрите-ка, он едва не бежит среди деревьев. Я готов рассмеяться, потому что кажется, будто его преследует змея!
Мы обращаемся к нему, называя имя своего племени:
– Куу-луу, Куу-луу!
Мы все поем, все, сидящие на верхушках деревьев, приглашая этого щебечущего подростка. А он с восхищением произносит нам в ответ:
– Встреча! Готовится встреча!
– Встреча? Где? По какой причине?
– Почему ты, старая глухая обезьяна, не слышишь крика птиц и рева львов?
– Прости меня, прекрасный юноша, должно быть я спал.
– Наверняка спал, потому что все сейчас говорят только об этом.
– Ну, тогда расскажи теперь об этом нам, путешественник. Открой наши уши, если сумеешь.
– Завтра, старый шимп, ты должен привести все свое племя. Идти нужно за недосягаемым плодом, пока он не исчезнет и не появится вновь семь раз. Тогда ты должен оказаться на краю большой равнины.
– И там будет встреча с кем?
– Там будут все. А мне пора идти…
– А по какому поводу этот сбор?
– Каждый, у кого ты спросишь, назовет тебе разные причины. Много историй носится по джунглям, так много, как листьев на этом дереве.
– Но что думаешь ты, смышленый подросток, чьи глаза так же разумны, как целых два недосягаемых плода? Поделись своей мудростью с глупой старой обезьяной.
Нетерпеливый подросток взглянул на меня с совершенным презрением. Его самоуверенность была просто очаровательна. Я уже видел много таких же молодых как он, подвешенных вниз головой между плеч человека.
– Тогда слушай внимательно, старая обезьяна. Мы собираемся только по одной единственной причине.
– Мои уши торчат как грибы-поганки, юноша, и готовы услышать твою историю.
– Время пришло собраться нам всем вместе в огромном количестве, чтобы мы смогли объединить потоки своих мыслей в один. Все существа, населяющие этот лес, объединятся, как объединятся все, кто населяет другие леса, даже самые дальние, потому что орлы уже оповестили всех и везде.
– И какая же цель такого объединения, а, молодец? Пожалуйста, раскрой ее мне, потому что мои уши сейчас стали такими же большими, как у слона.
– Как только мы таким образом соберемся, человек тоже придет туда. Он поймет, что мы все - одно существо, и перестанет убивать нас. Его прозрение будет мгновенным и удивительным.
– Тогда поторопись, молодой шимпанзе. Торопись завершить свой путь. Беги так, словно змея гонится за тобой. Потому что ты уже заставил мои уши превзойти все ожидания, и вот-вот они начнут уже привлекать местных охотников, которые сделают из них обувь. Пожалуйста, поторопись, пока мои уши не оказались на ногах какого-нибудь большого Человека-хозяина.
И он уходит, гордо ступая, разнося молву о большой встрече. Итак, это правда, все эти истории, которые я уже слышал раньше. А я-то думал, что это всего лишь очередная глупая обезьянья сплетня.
– Старейшина, взгляни!
Поперек огромного недостижимого плода проносятся тени огромных птиц.
– А когда мы отправимся на встречу, старейшина? Мы отправимся прямо утром?
Сегодня ночью молодежь моего племени не будет спать. Они вернутся к развилке дерева и отряхнут с себя остатки листьев, которые их укрывали. А утром они будут колотить по сучкам, готовые идти.
– Иди сюда, старейшина, приляг рядом со мной.
Это самка, Та-которая-знает-меня, осторожно потянула меня за руку.
– Это очень опасно - идти всем племенем в одно место.
– Но, старейшина, подумай о том, что мы увидим и услышим.
– Недалеко отсюда есть небольшой ручей. Разве ты слышала все, что он может сказать?
– Старейшина, как я могу услышать все? Этот маленький ручей говорит, не останавливаясь, он говорит, и говорит, и говорит.
Я ложусь около нее и укрываюсь листьями. Ничто теперь не развеет это желание, которое сейчас охватило всех. Поэтому даже я, достаточно старый, чтобы оценивать спокойствие вершин деревьев и коварство загадочных голосов ручья, даже я, несмотря на то спокойствие, что окружает меня здесь, на нашей территории, ощущаю стремление отправиться утром на эту встречу.
– Ты вздыхаешь, старейшина. Положи свою голову мне на грудь.
***
Извините, я только что съел несколько чрезвычайно засекреченных лент. Когда мы выдергивали пальцы у нашего шимпанзе, то, естественно, записали те крики, которыми он выражал восторг по этому поводу. Но на факультете нашлись возмутители спокойствия, из гуманистов, которые угрожали использовать эти ленты против нас перед Конгрессом. Можете себе представить? Ведь это может подвергнуть опасности наш грант! Дело не в том, что на этих записях было что-то не так, но то, как именно кричала шимпанзе, когда мы отрезали ей голову, могло быть неправильно истолковано. Я счел, что наилучшим выходом будет похоронить эти доказательства на дне моего желудка. Хочу сказать, что кто же еще может держать свой рот на замке лучше, чем крысы? В эти революционные времена самые безобидные материалы будут использоваться бунтовщиками. А окись железа с этой пленки значительно прибавит мне бодрости!
Черт возьми, взбунтовавшиеся уже прогрызают дорогу через стену моего убежища в лабиринте Кирби. Они грызут, грызут, грызут, грызут… так что я лучше выскользну через окно победителя, вот тут, и дальше, вдоль предупредительного провода высокого напряжения.
– Вот он! Хватай его!
Они видят меня, но кто из них осмелится последовать за мной вдоль провода, предназначенного для фрустрации. Когда-то я висел здесь часами, в то время как ассистенты делали свои записи. Результаты были включены в их ученые диссертации. ("Крысы на проводах высокого напряжения", "Бюллетень психологии", 1969. Если подвешенная на проводе крыса будет висеть…) Я убежден, что именно так начинается эта статья. Эта часть информации ценна своей полнотой, уж поверьте мне. Мятежные войска, не будучи знакомы с этой статьей, неуклюже падают, тогда как я, ученый-доктор Рэт, легко спрыгиваю с конца провода и быстро бегу прочь.
Ого, да они взяли контроль над рабочим столом, где продолжают свое грязное расследование: