На полу я вижу кровь, реку крови, и людей, одетых в белую униформу, тоже покрытую кровью, напоминающей мне жизнь нашего стада. Люди беззаботно болтают, как будто не случилось ничего необычного. Иногда по ночам над нашим стадом проносились их песни, но тогда эти звуки успокаивали нас.
Вновь хлопок!
И я, спотыкаясь, иду вперед. Чувствую себя, как теленок, мои ноги качаются, так качаются, что я едва могу идти. Впереди стоит человек. Он прикладывает что-то к голове моего стоящего впереди брата.
Раздается звук, похожий на страшный взрыв!
Мой брат стонет и резко падает вниз. На моих глазах раскрывается пол, и он сползает вниз, проваливаясь в кровавую реку. Пол вновь закрывается. Я следующий!
Меня подталкивают сзади. Это моя очередь. Я одними глазами обращаюсь к людям. Они пересмеиваются, негромко переговариваются друг с другом и, кажется, едва замечают меня. Возможно, если я буду стоять тихо, прислушиваясь к ним…
…один из них опускает руку на мою голову, все еще разговаривая со своим напарником.
Снаружи доносится громкий лай и протяжный дикий вой. Человек поворачивается в сторону. Вой становится громче. Неожиданно в это холодное темное помещение врывается свет, а вслед за ним, злобно рыча, появляется несущаяся по полу собака. За ней следуют другие, много, много других. Они щелкают зубами и хватают висящие на крючках, словно фрукты на дереве, сердца. Я топаю копытами. Мы все начинаем топать. Люди спасаются бегством от атакующих собак. Собаки, блестя воспаленными глазами, издают напряженный, до бешенства, лай. Мы бьем копытами. Мы опускаем наши рога и бросаемся на баррикады. Никто не может остановить нас. А собаки зовут нас, побуждая присоединяться к ним. Вот огромный бык, наш лидер, прорывается через барьер, разнося его в щепки, которые во все стороны летят от его рогов. Мы следуем за ним, убегая в ночь подальше от этого дома смерти. Бегите, бычки, бегите!
Мы сносим ограждения, которыми пытались удерживать нас. Какими жалкими выглядят они. Растаптывая их, мы несемся, ощущая собственную силу, волнение нашей энергии. Мы бежим по улицам. Мои копыта громко стучат по камням.
Мы все следуем за лидером, его мускулы бугрятся и перекатываются, когда он оглядывается по сторонам, отыскивая путь, по которому ведет нас. Мы с грохотом несемся и сворачиваем вслед за ним, не выпуская из виду его мощный загривок, продолжая бежать туда, в разрывы света, в грохочущие вспышки!
Растопчи их, и ты свободен! Мы поворачиваем, окруженные ярким, бьющим прямо в нас светом. Мы вихрем носимся по кругу, удерживаемые огнем и направленным на нас светом. Бегите, бычки! бегите!
***
– Приятели-крысы, пожалуйста, если вы имеете какие-нибудь законные жалобы, напечатайте их на бумаге и в трех экземплярах передайте на рассмотрение в Информационный бюллетень.
– НАМ НУЖНЫ НАШИ ПРАВА!
– Приятели-крысы, Общественный закон 89-544, принятый на 189-м заседании Конгресса США, предоставляет вам защиту, и я могу процитировать его положения, а именно: "Государственный Секретарь должен установить и провозгласить стандарты, по которым должно поддерживаться гуманное обращение, забота, уход и перевозка животных дилерами и исследовательскими организациями". Вы видите? Вы защищены великим законом вот этих самых распрекрасных Соединенных Штатов.
– Сегодня они вычерпали ложкой мои глаза.
– Смотри на это как на научный факт, друг мой. Это главное.
– Они превратили все мое лицо в какую-то ужасную корку. Оно горит!
– А мой желудок!
– А мой позвоночник!
– Дорогие мои приятели-крысы, вы просто не совсем поняли Часть 13 вышеупомянутого акта, и я вновь цитирую: "Предыдущее не должно быть истолковано таким образом, что госсекретарь устанавливает точные стандарты для обращения, заботы и ухода за животными во время проведения реальных исследований или экспериментов исследовательской организацией, которые и определяются такой исследовательской организацией". Теперь вы видите, не так ли? Раз вы находитесь здесь, в лаборатории, закон разрешает нашему ученому-профессору делать с вами все, что ему понравится. С радостью должен заметить, что это очень зубастый закон.
– Сунь его себе в зад, док. Мы нуждаемся в гуманном законодательстве.
НИКАКИХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ НАД ЖИВОТНЫМИ!
– "Гуманном", "гуманном", вечно все заводят волынку о гуманном. Мои приятели-крысы, да знаете ли вы, как называет Американская Медицинская Ассоциация тех, кто мусолит это слово, "гуманный"? Гуманистами! Да, вот вы и есть гуманисты-недоделки!
Игнорируя меня, бунтовщики стали вновь раскручивать свои вращающиеся тренажеры. Колеса начали расплываться, гудеть, и вот уже вновь из недосягаемых глубин этого вихревого водоворота пошли интуитивные сигналы. Я просто обязан каким-то образом заглушить эти передачи протеста.
Возможно, если я проскользну вот сюда, к лабораторному телевизору, то смогу отыскать какую-нибудь безвредную программу, чтобы отвлечь внимание этих революционизированных крыс. Может быть, такой смогла бы стать учебная программа из бассейна в солнечной Калифорнии.
Включаю аппарат с помощью собственного хвоста, и жду пока он нагреется. Да, все, чего нам сейчас недостает, так это несколько энергичных приседаний для разминки колен, и несколько хороших дерганий, как это обычно делают паяцы и что так помогает похудеть в талии, короче говоря, все то, что предоставляет нам подходящая бодрая музыка. Вот, я уже слышу звуки…
"…выпуск специального бюллетеня. Огромная стая диких собак около часа назад напала на скотный двор, заполонила все разгружаемые платформы и обратила в паническое бегство множество предназначенного на убой скота. Просьба всем автомобилистам покинуть этот район. Отмечается, что все любопытные подвергаются огромной опасности. Повторяю: Огромная стая…"
Нужно скорее переключиться с этой программы…
– Оставь все как было, док!
– Извините, приятели-крысы, но…
– Хватай доктора! Поддай ему под зад!
Вижу, что самым разумным будет отойти от телевизора. Эти бунтовщики начали освобождать друг друга из клеток и явно превосходят меня числом. Ну хорошо, я удалюсь, но только временно, друзья мои. Доктор не позволит шутить с собой.
"Эвакуируйте людей из восьмого сектора и заблокируйте эти улицы…"
А на экране невероятная картина: полицейские машины сбились в одну кучу от бегущего со всех ног скота и воющих собак. Некоторое время камера делает головокружительный разворот, и быки несутся прямо нас, пока неожиданно не обрывается фильм.
"Говорит Барри Натан. Сейчас мы переключаем вас на…"
– Нужно послать за ловцами собак!
– Сиди на месте, док, и помалкивай.
– Да, да, пожалуйста, я устроюсь вот здесь впереди… рядом с крысиной едой.
Мне нужно что-то сделать с этим телевизором. Поступающие новости слишком подстрекательные, и взбунтовавшиеся крысы возбужденно бегают вокруг, открывая все клетки. Мне необходимо двигаться смело и быстро.
Подо мной, в тени, как раз находятся двухчашечные весы вместе с мерными гирями. Обычно на них мы взвешиваем новорожденных крыс или тех, которые подвергаются специальной истощающей диете, но сегодняшней ночью доктор Рэт намерен дать им более драматическое применение!
Кажется, угол для траектории выбран верно. Прыгаю!
Я лечу по воздуху, и, как суперагент по отлову шпионов, тайно приземляюсь в тылу вражеских позиций, прямо на весы. Их чашки раскачиваются вверх и вниз, а я запускаю одну из свинцовых гирь прямо в экран телевизора.
Я весь сжимаюсь, когда она ударяет в экран и разносит его вдребезги. Осколки стекла летят во все стороны! Возможно, теперь эти бунтовщики поняли, с кем они имеют дело, с энергичным доктором Рэт!
Но вновь засверкали колеса-тренажеры. И собака начала с дикой скоростью раскручивать свою бегущую дорожку, стараясь бежать из всех сил. И изо всех этих вертящихся тренажеров излучается свет. Атмосфера в высшей степени наэлектризована. Я не ощущал ничего подобного по мощности с тех пор, когда принял одну из моих последних смертельных доз инсулина. (Смотри мою статью "Средняя величина летальной дозы для крыс", "Фармацевтический журнал", 1971.) Я был бы рад поймать с полсотни этих крыс-бунтовщиков и добавить летальную дозу стрихнина в их прессованное печенье. Это заставило бы их побыстрее заткнуться!
Но какими яркими стали сейчас вертящиеся тренажеры, как интенсивно они светятся. Крысы бегают вокруг них, реализуя прорыв в интуитивном диапазоне, и постепенно наша лаборатория заполняется расширяющимися световыми пятнами, которые сливаются друг с другом, как сливаются и вращающиеся колеса. Все внутреннее пространство комнаты сияет от вращающихся потоков света, и сквозь этот кружащийся вихрь я вижу проступающее изображение лица!
***
Я родился вот в этой большой комнате и никогда не был за ее пределами. В каждом углу комнаты возникает ветер, который создается искусственно. Над нашей головой горит яркий свет. Мне интересно, что же находится там, за пределами этого пространства.
У нас толстое белое тело. Мы не делаем никаких упражнений. Я никогда не захожу дальше границ моей маленькой ячейки. Дни текут столь однообразно, а существование мое столь бессмысленно, что частенько мне кажется, что меня вовсе и нет, и что сам факт моего существования всего лишь сон.
Эта большая комната наполнена множеством таких же низких ячеек, и каждый из нас имеет свою. Мы отделены друг от друга дощатой стенкой, поверх которой едва можем разглядеть наших соседей. Если же кто-то пытается войти в мою ячейку, я должен убить его. Таков закон: "Охраняй свою собственную ячейку и никого не пускай туда. Здесь нет дружбы. Наша ячейка - это сама наша жизнь. Поэтому защищая ее, мы защищаем свою жизнь".
– А ну, ты, иди сюда! Иди сюда!