"А я говорю – стемнеет. И не спасут тебя ни солнце, ни звёзды от мрака. Прыгай! Это нехорошая репетиция – здесь не цирк!" – почти визжит гимнастка. Рой, держась за поручень, спускается на нижнюю ступеньку подножки и прыгает. Пробегает несколько метров по гранитной насыпи и, кувыркнувшись через голову, падает. Ударился спиной, дыхание перехватило. Опять туман, слёзы заливают глаза. Он с трудом встаёт и идёт – прямо, по ходу поезда.
Спина болит, ноет колено. Вернулся или продолжается? В груди по-прежнему бьётся маленький и вредный дух сопротивления: ну и чёрт с вами. С кем, не уточняется. Просто признать себя раздавленным не хочется. Рой смеётся над собой. И всё же: вернулся или продолжается? Он опять смеётся, спотыкается, но идёт. Итак: стоп! Вот ты и познакомился с Огнями. И к какому выводу ты пришёл? Прочь, прочь спасительную и, бесспорно, часто спасающую игривость. Маска это, притворство. Помирать так с… оркестром. А если без оркестра? Выползаем, выползаем… Рой остановился, глядя вслед ушедшему поезду. Глянул на рельсы: блестят, отшлифованы колёсами. Виртуальность близкая к реальности. Может, я надышался чего? Или Огни мозги просвечивают?
И боль пронзила спину. Он замер не в силах пошевелиться. Знакомо, но что-то не в меру. Рой с трудом посмотрел влево и увидел то, что и ожидал увидеть. Тень, незаметно подкравшаяся, уже закручивалась дырявым волчком. Смерч приличных размеров, в два человеческих роста, стремительно приблизился, и Рой не смог уступить ему дорогу, хотя хотел, очень хотел. Он стоял неподвижно, и мягкие чёрные лоскуты скользили, шелестя по одежде, гладили лицо. Рой не чувствовал в этих действиях враждебности – дружеские объятья. Но спина… Что спина? Он пошевелил плечами – боли нет, можно двигаться. Лёгкое дуновенье ветра словно подтолкнуло его, и он пошёл. Лоскутный вихрь отклонялся то вправо, то влево, но не покидал путника.
И куда мы держим путь? Вихрь, словно услышал вопрос, и выдвинулся на несколько шагов вперёд по ходу движения – приглашает? Мы не гордые. Вперёд! Шелест лоскутов усилился, вращение вихря ускорилось. Он быстро двинулся в сторону Роя, опять "обнял" его, и исчез. Рой оглянулся. Ничего. Он встал на колени, затем рухнул на правый бок. Положил голову на правое плечо и замер. Если бы можно было уснуть и проснуться в той жизни, которой уже не будет. Если бы. Какой горячий песок. Он медленно встал, отряхнулся.
Рой не слышал шорох шагов. Кто-то трясёт его за плечо. Он оборачивается. Перед ним Игорь, улыбается натянуто и говорит:
– Ты ещё крепкий старик…
– Но пасаран, – отвечает Рой.
Утренний свет уже развеял Огни Большого Города. Они в поле, покрытом рыжей травой.
Они идут, не сговариваясь. Сухая трава, затем потрескавшаяся земля. Мёртвый пейзаж. Рой посмотрел на небо – голубое, выгоревшее. Голову пригрело основательно – и опять поток.
Корректно поступил автор этого, с позволения сказать, эксперимента: место выбрано вдалеке от густонаселённых регионов и прелестей милой нашему сердцу средней полосы. Случайность или выбор? Набор случайностей мы, кривя душой, рассматриваем как результат наших продуманных действий. А следствия принципиального выбора – как череду случайностей. Нелепо? Бесспорно. Но поставь всё с головы на ноги – к чему мы всю жизнь призываем, кстати, – и… мы взвоем. Сначала от скуки: результаты всех наших действий станут предсказуемыми. Чуть позже от отчаяния: делаем, вроде, всё правильно, а на выходе – пшик. А затем – от ужаса.
Рой, прикидывая, сколько воды осталось во фляге, пожалел, что поленился заварить зелёного чая. Не знаю, что там насчёт сердца, подумал он, но жажду желанный чай утоляет лучше любого другого напитка. Поленился – теперь пожинай, натуралист хренов.
Игорь шёл чуть сзади, слева. Он уже несколько минут посматривал на появившуюся по направлению движения инородную точку, явно не вписывающуюся в ставший уже родным ландшафт. Он ещё раз присмотрелся, предварительно смахнув капли пота с бровей, и пришёл к выводу: не показалось.
Теперь уже вместо точки была видна фигурка человека. Игорь отхлебнул воды из фляги и сказал: "Прямо по курсу ещё один идиот!". "Хоть это радует", – ответил Рой и, помедлив, добавил: "Я его заметил, но думал – галюки". Появление путника в этой пустынной глуши само по себе было явлением неординарным: кто? откуда? зачем? Каким солнечным ветром тебя сюда занесло? С нами всё ясно, но ты-то здесь – по чью душу? Что тут думать: догони и спроси! И надо бы ускорить шаг. Но куда там. И солнце уже не жарит, но палит, и ветерок уже забыл, что такое утренняя прохлада – горячий, как в подготовленной для выпечки местных лепёшек печи, и дорога такая – попади нога в трещину, вывиха не миновать.
Расстояние сокращалось. Одинокая фигурка, бредущая по пустыне, приблизилась. Уже стало видно, что у идущего (или идущей) не серая, как сначала показалось, а белая одежда, как у киношных пустынных жителей – замотан с головы до пят.
"Смотри!" – услышал Рой. Игорь указал кивком головы и взглядом направо и вверх. По небу катился шар. Важно первое впечатление. Абсолютно правильный шар, размер определить невозможно, так как расстояние не воспринимается. Объект передвигается справа налево, Вот он уже и по направлению движения путников. На директрисе стрельбы, как бы сказал Антон. Объект не летит, а как бы катится по несуществующей (или невидимой) направляющей. Ушёл влево и почти исчез из поля зрения. Затем вернулся, завис на некоторое время над идущим впереди незнакомцем.
Впереди в небе серебристый шар, на земле таинственный незнакомец. Фигура движется, не оборачиваясь. "Идёт быстро, но медленно", – пробормотал Рой, и это был не каламбур. Незнакомец шёл, как казалось, уверенно – не спотыкаясь, без задержек. Но именно казалось: ни рук, ни ног, закутанных в белое, не было видно. "Не нравится мне этот странник, – тихо с присвистом сказал Игорь, – хорошо, что ещё посоха нет".
И копыт, хотел добавить Рой, но промолчал. И всё же внимательно глянул на порезанную трещинами почву. А будь здесь песок, а на нём отпечатки копыт? И докладывает Игорь по несуществующей радиостанции – не спеша, с расстоновочкой: всё нормально, преследуем двуногое парнокопытное, внешне напоминает бедуина. Пауза в эфире, и в ответ настоятельная рекомендация, почти команда: передайте связь напарнику. А напарник откашливается и докладывает то же самое. Пауза. И что же затем последует? Команда: свяжите друг друга, будьте на месте, вас найдут.
Начались сплошные "или". Шар или замедлил движение или остановился. Затем стал увеличиваться в размерах или приближаться. Всё происходило беззвучно. Теперь уже можно было сказать, что шар – метров восемь-десять в диаметре. Объект опустился на землю или изменил свою форму или погрузился в почву. Теперь дорогу впереди идущему преграждала или приглашала к себе серебристо-туманная полусфера.
До незнакомца оставалось шагов десять, его отделяло от полусферы приблизительно столько же. Он подошёл к объекту и остановился. Путники – тоже. Затем сделали ещё несколько шагов и замерли. И что? Стоять не двигаться, повернуть назад, разбежаться и стукнуться обожжённым солнцем лбом об эту полусферу? Где вы, инструкции пишущие? Явитесь и встаньте рядом. "Бедуин" – не наш. Об этом можно было сразу догадаться. Он не гость из Города: поведение совершенно не типичное. На развлечение скучающего доктора Самоа тоже не похоже. "Убежать мы уже не успеем, – бодрясь, прошептал Игорь, – придётся защищаться". Рой промолчал.
Ах, добрая солдатская шутка. Как защищаться? Что мне готовит шаг грядущий? Не без волнения задавал себе вопросы, не настаивая на ответах, Рой. Он смотрел на стоящую перед ними фигуру. Тот, который шёл впереди, не оборачивался. И Рой не хотел, чтобы он обернулся. Именно эта завёрнутая в белую простыню фигура беспокоила его. Полусфера – как бы само собой разумеющееся. Рой облизнул пересохшие губы, хотелось пить, но отстёгивать флягу он посчитал неуместным. Глянул на Игоря. Тот стоял и смотрел вперёд – спокойно и, как показалось Рою, с вызовом. Тот, который шёл впереди, слегка покачнулся, пошевелил плечами, сделал шаг, другой и вошёл в полусферу. Его было хорошо видно сквозь белёсую дымку. И вот он обернулся.
Из полусферы смотрел незнакомый Рою человек. Он внимательно, не встречаясь глазами, рассмотрел лицо незнакомца и никого, и ничего, по меньшей мере, на данный момент, не вспомнил. Пересилил себя. Вот и глаза. На него смотрело человеческое лицо, но оно не было ни мужским, ни женским, ни живым, ни мёртвым, ни восковым… Оно было никаким, оно было НИЧЬИМ. Это был образ лица, обозначение, объёмный штрих. Это было универсальное лицо. Это была концентрация человеческих лиц и глаз. Невозможно было определить его выражение. Смеётся, сердится, улыбается, осуждает, просит, требует… Оно было всеобъемлющим.
Рой посмотрел в непознаваемые, включающие всё оттенки чувств глаза и понял: на него смотрит бездонность. И вот тот, который шёл впереди, заговорил, вернее, Рой услышал его голос – губы на лице не шевелились. "Вот ты и пришёл!" Прозвучало громко и торжественно-снисходительно. "Вот ты и пришёл!" – прозвучало ещё раз. Но снисхождение уже перешло в сожаление. "Не надо стоять – иди!"
Волнение, охватившее Роя, перешло сначала в чувство лёгкой обиды, затем трансформировалось по законам, известным лишь тому, который в нас сидит, в волну покоя, прокатившуюся по всему телу и размывшую дамбу напряжения, окружавшую его последние месяцы. А, может быть, всю жизнь. Это была не лёгкость, это было освобождение от тяжкого бесформенного беремени, но не только освобождение. На смену тому, что его давило и ломало, пришла мягкая тяжесть таинства – свободы и соприкосновения с непознанным, нового понимания.