Они зашли в грязный тёмный подъезд. Женя хорошо ориентировался в полумраке. Быстро нашёл кнопку лифта и нажал. Двери отворились. Внутри – светло. Женя зашёл и широким жестом пригласил плохо соображающего Валерия: какой лифт, какой здесь лифт? Кабина дрогнула, и Валерий почувствовал, что его вдавливает в пол. С этим чувством он уже сталкивался – когда жил в столичной гостинице и пользовался скоростным лифтом. Подъём длился минут пять. Женя молчал и только один раз прервал тишину: "Курить нельзя! А то было дело – тут одни обкурились…"
Наконец пол качнулся, и створки лифта отворились. Женя вышел первым. Взору Валерия предстал слабо освещённый небольшой коридор, который заканчивался массивной добротной дверью. Пол устлан старенькой ковровой дорожкой. На потолке висели лампы дневного света. Одна из них надоедливо мигала. "Прошу соблюдать тишину и порядок", – мягко сказал Женя и направился к двери, увлекая жестом Валерия. Уверенным движением взялся за изящную деревянную ручку, отворил дверь и вошёл. Валерий последовал за ним и разглядел большой кабинет.
Т-образно – большой и малый столы. У малого стола стулья. За большим в кресле восседал генерал Эдик, курил сигару и разговаривал по телефону. Было хорошо слышно: "Ты знаешь, дружарик, бабла я накосил море. А там дешёвого рыжья – как тряпок на одесском привозе…" Женя быстро подошёл к генералу, нажал на рычаг телефона, прервав разговор, выхватил у него изо рта сигару, сам с удовольствием втянул дым и выпустил его аккуратными кольцами. Удовлетворённо хмыкнул и, скосив взгляд на Эдика, небрежно сказал: "Пошёл вон, баклан. Работать пора".
Эдик неохотно встал с кресла и вышел из-за стола. Проходя мимо Жени он перешёл в боевую стойку и попытался ударить его с разворота ногой в ухо. Тот резко присел и подбил задней подсечкой опорную ногу. Эдик шлёпнулся на пол. Женя лениво пнул его пару раз, потёр руки от удовольствия и занял командирское место. При этом он умудрился не выпустить сигару изо рта. Эдик встал, ощупал ушибленные места и, молча, занял место за малым столом. "Садись, Валерыч", – он указал рукой место напротив себя. Валерий обошёл стол и сел.
– Итак, господа, развлеклись, и хватит, – вынув сигару изо рта и аккуратно положив ее в пепельницу, сурово сказал Женя. – Я теперь генерал. И надолго. Может, навсегда. Задание надо выполнять. Эй ты, слюнтяй, доложи! – он строго глянул на Эдика.
Глава 34
Посмотрев на звёздное небо, Рой про себя отметил, что эта влекущая в бесконечность бездна уже не вызывает у него былого волнения. Бездна здесь, она рядом. А там? Ещё большая бездна. Но не рядом. По мере приближения к Огням гуденье нарастало. Монотонным его назвать нельзя – менялись и тембр, и сила звука. Ночная увертюра. Воздух потеплел, плотность не изменилась. Ветерок присутствовал. То, что издали производило впечатление более менее сложившихся очертаний, – а там уж кому что привидится, – постепенно размазалось и превратилось в рой светящихся шариков, состоящий из роёв поменьше. И светлячки, и пчёлы, и шаровые молнии – определяй, как вздумается.
Рой и Игорь замедлили шаг. "Пчёлы", описывая замысловатые траектории, уже кружились возле них, иногда пролетали мимо лица, но ни одна "на таран" не пошла. Их слишком много, подумал Рой, какая-нибудь всё равно нарвётся. Так оно и случилось: "пчёлка" ударила его в левый рукав, по касательной, как бы отпрянула, рассыпалась на мелкие искорки и погасла. Рой прислушался к ощущениям в той части руки, куда пришёлся удар. Последствий нет. Пока нет.
Что-то мне этот улей не нравится, подумал Рой, и имя у меня подходящее к ситуации, – может, за своего примут. Понятно, вернее, пока понятно, что осознанного зла нам никто не желает. Лишь бы добра не пожелали. Перерастёт монотонное гуденье в одно мгновенье в вой сирены, ощерятся хищные и всеядные "осы" ядовитыми жалами, покружат с минуту над двумя бродягами, напугают их до полусмерти и ринутся за неустановленные границы Приюта гостей. И никто их не остановит.
Универсальное модульное оружие: простейшие искусственные организмы с ярко выраженным инстинктом совершенного убийцы. Размер, скорость передвижения, искусная маскировка, превосходная ориентация при выборе жертвы, молниеносное нанесение точного удара… Или веселее: погружение добычи в анабиоз, её доставка и сохранение. И главное – способность объединить мириады бездумных элементов в крупную модульную систему с задачами и возможностями другого порядка, при сохранении того же инстинкта уничтожителя. И если заложена в них какая-нибудь мудрёная репликация, превратится мир…
Возможен такой вариант развития событий? Возможен. Всё возможно. Но речь идёт о процессе, предположительно, управляемом. Хоть и не нами. В этом случае ты – участник, хотя и невольный, большого драматического действа. И на том спасибо. Более пугает другая опасность, как на производстве, – несчастный случай. Тогда кино досмотреть не удастся. А хотелось бы.
Гул усилился. Скорость хаотического движения "пчёл" возросла, и разрозненные святящиеся объекты образовали над поисковиками разноцветный слегка колыхающийся купол. Прямо как в планетарии, подумал Рой. Заложило уши, и он понял, что, если говорить, то громче. Глянул на Игоря. Спокоен – так себе, прогулка по полю. Под ногами сухая трава – как наша, родная, но сухая. Как она называется? Понятия не имею. Какое разнообразие оттенков! Светлячки, образующие свод, – красные, оранжевые, зеленоватые. Рой попытался вспомнить, какие металлы добавляют в осветительные ракеты и для какого цвета. Барий, стронций… Чёрт, ничего не припоминается.
А вот и пришёл страх. Ведь всё обговорили, обсудили… Но неожиданно закралась в душу мысль об улитане. Только этой гадости ещё не хватало. Полумрак, светляки эти назойливые, и глаза светящиеся, неподвижные, среди светляков пытаются спрятаться. Бросок, и вот она добыча. Добыча – это ты. Где угодно, но не здесь, подумал Рой. И не сейчас. Чутьё подсказывало: эта среда не для слизняка-убийцы. Поверим. Проверим. А остальное – как повезёт. "Здесь, на последней остановке, стоит, как старый пень в обновке, мой добрый друг из зазеркальной стороны. И говорит: ведь мы с тобой одни, последним будет, друг мой, это лето…"
Интересно было бы, подумал он, принять участие в составлении инструкции по технике безопасности для ситуации, с которой человек никогда не сталкивался. Можно делать резкие движения или нельзя? Можно обернуться назад или нельзя? Можно думать о плохом, о хорошем, о детстве, о сибирских пельменях – или нельзя? Можно палить из пистолета в белый свет или нельзя? И можно ли, наконец, позволить себе легкомысленные фантазии? И если что-то не так – разверзнется земля! А в некрологе напишут:
"Гоняясь за солнечным зайчиком, он получил солнечный удар. С тех пор в его голову приходили не только светлые мысли, но и протуберанцы мудрости. Он также научился жевать, не чавкая, изобрёл вечную подкову для счастья и написал сказку про циклопа-романтика…" Что это со мной, подумал Рой, страх обычно мочу гонит, а здесь… Чего ты ждёшь от этих Огней? Что они просветят тебе мозги и потом сыграют такую шутку, что белый свет милым не покажется?
И вопросик один вертится такой назойливый: почему мы здесь так поздно оказались? Эту акцию можно было предпринять и месяц назад. Говорили, говорили, и вот наконец собрались и пошли – как по команде. Вопреки всему. "Была прогулка быстротечна, и в роще той не соловей уж напевает: информкукушка откровенно сообщает, что наша жизнь, увы, не вечна…" – поток продолжался.
Гул стих. Свечение свода ослабло и затем постепенно сошло на нет. И ночь спустилась. Не совсем ночь. Неба звёздного не было. Вместо светящегося свода – непроглядная тьма. И справа, и слева что-то происходило. Рой сначала не мог идентифицировать шум. Но вскоре пришёл к выводу, что он напоминает шлёпанье вёсел по воде. Приближается лодка, с гребцами. Яркий свет, как от прожектора, ударил по глазам и затем погас. От этой вспышки Рой и Игорь должны были хотя бы на мгновенье ослепнуть. Но случилось ли это, определить было невозможно: тьма.
И тут Рой явно услышал фразу, произнесённую, как ему показалось бодрым и даже игривым мужским голосом: "Сушим вёсла – едем в Осло!" И всё стихло. Унеслась вдаль дурацкая бессмысленная присказка, слышанная в детстве. Опять голоса. В такой гробовой тишине должны быть слышно каждое слово. Не понятно: перепалка какая-то. Звук словно пробивается сквозь ночь. Рой стоял и смотрел перед собой. Прямо перед лицом, возникнув из ничего, завис светящийся шарик. Повисел несколько секунд, взмыл свечой и затерялся. Ни звёзд, ни Луны по-прежнему не было. Голоса приближались, вернее, окружали. Рой находился, словно в толпе, притом толпе, беспрерывно болтающей.
"Самарийцы выживут и дойдут… В надземном царстве нет подземных ходов… Я вас уверяю, господа, сторожевик далеко, а граница – близко, и никаких арамейцев нет: это те же зулусы в зеркальном перерождении…Ты не хочешь есть – ты хочешь жрать, как единорог после поста… И каждому – подкова на счастье, а то, как перекати-поле…" Подкова-то здесь причём, подумал Рой. Я ж сам о ней недавно вспоминал. Совпадение? Или ОНО издевается? Страх, что уж тут скрывать, беспокоивший минутами раньше, прошёл.
Но пришёл другой страх. Он уже не боялся, что его ударят, убьют, схватят и утащат в преисподнюю. Он боялся только одного – что сейчас его слегка толкнут в спину и скажут: "Извините, вам здесь не место". Щекочет струйки пота, и нет желания оглянуться. Нет. Сделать шаг вперёд или нет? Он не сделал. Посмотрел вниз: трава видна – та же.
"Дует ветер! Дует ветер! Дует ветер!" – скандировали несколько мужских и женских голосов. И вдруг возле правого уха, рядом – два голоса, не различимых ни по тембру, ни по интонации, но – два.