Присутствующие расположились полукругом. В центре внимания – пульсирующий оранжево-красный вертикальный эллипс. Он расширялся, сжимался, переливался всеми цветами радуги. Звука не было, только доносился слабый шелест, возможно, с Костром и не связанный. Рой мельком глянул на лица наблюдателей – полный букет: интерес, тревога, показное равнодушие, ожидание чуда и затаённый страх.
Свечение перешло на огненные цвета, эллипс потерял правильную форму и обернулся большим костром. Огонь настоящий или – как настоящий? Получается настоящий: жар явно ощутим. Появился негустой белый дым – как от добротных сухих дров. Слышно потрескивание, гуденье огня – костёр, да и только.
Всё стоят молча. Один из пижонов, меняя позицию для съёмки, споткнулся и чуть не упал. Обаятельный мордоворот из охраны обернулся и что-то ему, ласково улыбаясь, резко сказал. Костёр затухал. Пламя сжималось. Из смеси затухающего огня и не имеющего запаха дыма до присутствующих на этой нелепой смотровой площадке донеслись стоны, за несколько секунд переросшие в жуткие вопли. В них – боль, отчаяние, мука. Там, в огне, орал, вопил человек.
Сначала крики, затем отдельные непонятные фразы. Это уже слишком, подумал Рой. Мурашки по коже, холодный пот. Почему никто не бежит, не спасает? Что здесь происходит, чёрт возьми? Что с нами происходит?! Костёр сжался, осел и погас. На пепелище стоял человек. Человек ли? В грязной мятой рубахе, в таких же брюках, босой. Длинные лохматые волосы, худой. Далеко, но видно глаза – дикие, безумные, чужие. За головой просматривается нетолстый металлический стержень. Рождённый огнём человек к нему привязан.
Игорь слегка тронул Роя плечом и тихо сказал:
– Сейчас похолодает. – Помедлил и уточнил: – Температура понизится.
Ценное уточнение, подумал Рой. Холодом не потянуло, не повеяло. Он сразу, в мгновенье заполнил всё пространство. Присутствующие ёжились, но не паниковали. Рой понял, что он единственный, оказавшийся здесь впервые. Допустили? С чего бы это? Такой либерализм. "Зима" была недолгой, и это также не было неожиданностью. Холодная волна прошла. Прозвучал хлопок, уши слегка заложило, и на свидетелей таинства хлынул со всех сторон, втянулся как в вакуум, поток тёплого воздуха. Будь оно всё проклято, подумал Рой: опять одежда мокрая. Будь оно всё проклято и без одежды. Будь оно всё проклято и при прекрасной курортной погоде. Будь оно вся и всё.
Вот и "космонавты" зашевелились. Трое побежали к посланцу из преисподней, почему-то без носилок. Один быстро распутал или разрезал хорошо видные верёвки. Двое подхватили несчастного под руки и повели к машине через образовавшийся среди наблюдателей коридор. Пациент надсадно выл. В этом вое – страх, отчаяние, безысходность. Мрак. Уже возле машины пациента уложили на носилки, пристегнули ремнями, ловко погрузили. Дверца хлопнула, и через мгновенье от машины скорой, а может, запоздалой, а может, ненужной помощи осталось только воспоминание.
– Всё? – спросил Рой, глядя на Игоря.
– Почти.
Металлический столбик, к которому был привязан новорождённый, потерял форму и обвалился, словно был слеплен из чёрного песка.
– Теперь – всё, – сказал Игорь. – Финита. Реверсивное сожжение – можно и так сказать. Ты это хотел знать? Теперь знаешь. Ты это хотел увидеть? Теперь – увидел. – После довольно длинной паузы он продолжил свой нервный монолог: – Девятый случай. – Опять замолчал, подумал, и добавил: – По официальной статистике.
– Это и есть?.. – спросил Рой.
– Это и есть! Собственной персоной – новорождённый, полуфабрикат, будущий двойник, клон, – можешь называть, как хочешь. Кстати, некоторые экзальтированные господа называют их апостолами. Пока это заготовка – безумец, вещь в себе, чёрный ящик, табулам расам… Пройдёт недели две, и он станет двойником. Какого типа двойником, кто является его матрицей, этого пока сказать никто не может.
Может моим двойником, силясь пробудить в себе геройскую браваду, подумал Рой. Игорь смотрел на него внимательно, уловил состояние, и потому сказанное им не стало шокирующим:
– А может, моим. Или того, кого уже давно нет с нами. Или не очень давно.
Рой знал о двойниках немало и даже не раз позволял себе сложные фантазии на эту тему. Но он не был проинформирован об инкубаторе – источнике появления этих существ. Игорь молчал, а он не настаивал. И вот он стал посвященным. Рой не был шокирован увиденным. Вычурно, искусственно, нелепо – такую он дал оценку разыгравшейся, если точнее, разыгранной драме. Изуверское представление не вогнало его в шок, но добавило в чашу переживаний и протеста еще одну тяжелую каплю, которая вполне могла быть последней.
Глава 32
Тяжёлый день был наполнен тяжёлыми разговорами и тяжёлыми событиями. Были взаимные упрёки, споры. Наметился разрыв, но не состоялся. Приняли решение и договорились: ни слова больше, ни слова.
"И тихий вечер несёт поклон, покой дарует нам небосклон…" – продекламировал Рой, вытер белым казённым полотенцем пот со лба и присел на раскладной стул.
– Кто командует парадом? – спросил Игорь, хотя ответ был и так ясен.
– Думаю, что самый скромный из нас, – ответил Рой, снял часы, посмотрел на бронзовые руки, демонстрируя озабоченность их чистотой, и приступил к обязанностям командующего.
Он всё сделал не спеша, но быстро. Порезал, покрошил, открыл, накрыл и…в миске салат из огурцов и помидоров, в кастрюльке картошка, на листе плотной бумаги размякшее от жары, но всё же сало – с прослойкой, шпроты присутствуют. Игорь порезал чёрный хлеб, выставил бутылку водки и две стограммовые рюмки, взялся разливать. Спросил:
– По половинке?
– Нет, сначала два раза по полной, затем по половинке.
Выпили. Игорь сказал: не будем об усталости и стрессах, нечего лицемерить – наливай да пей, и так всё ясно. Рой согласился, после второй полной снял рубаху, контраст белого тела с шеей, лицом и теми же руками был разительным.
Игорь сказал, что всегда хотел настоящего дела. Вот и получил. Но ЭТО уж слишком. Рой спустил на тормозах: чёрт с ним, с ЭТИМ, наливай ещё.
Они выпили. Игорь сообщил, что ему порой стыдно перед семьёй – постоянно не хватает денег на нормальную цивилизованную жизнь, четыре года не был на море, что у него болен сын. Рой знал, что в доме Игоря случилась беда, знал о ней с чужих слов, уточнять не стал. Он лишь слегка стукнул рюмкой о стол и заверил: поедем мы и на море, и с сыном всё будет хорошо – только не надо думать о плохом. Игорь помолчал и, как бы соглашаясь, сказал: "Да, всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо". Он помрачнел, но это состояние длилось недолго. Рой не мешал ему и даже не пытался мысленно проследить содержание его направленного в никуда взгляда – чужая душа…
Рой понимал, что он сам, и Игорь, и многие другие, выполняя, выражаясь протокольным языком, свои служебные обязанности, ведут дополнительно ещё и свой личный поиск. В обстановке необычайного всякое может случиться. Плохое само придёт – его звать не надо. А вот хорошее…
Если рядом чудо, почему бы в него не поверить? И верили. И не раз замечал Рой в глазах своего напарника надежду. И отводил глаза, чтобы не спугнуть, и желал в душе удачи. Большего он сделать не мог. А на что он сам надеялся, чего хотел? Он старался не вступать в эту сложную дискуссию с самим собой, отшучивался, мол, опасно эту тему затрагивать даже в мечтах – можно спугнуть птицу счастья. И не затрагивал – вдруг, действительно спугнёшь.
Они обсудили, чем лучше закусывать – грибочками или маринованными огурчиками. Выпили и пришли к выводу, что закусывать можно чем угодно, лишь бы была нормальная компания. Рой рассказал, как, будучи студентом, пил с товарищем армянский коньяк и закусывал грибочками. Нетрадиционно, но тоже – нормально. И было после этого хорошее доброе настроение. За окном – зимний день, холод, ветер. А когда вышли на улицу, ветер стих, и пошёл редкий пушистый снег. Товарища давно нет, а воспоминание живёт.
Игорь поведал, что служба наложила на него паршивый отпечаток, что он хотел стать системным математиком. В то же время на его счету задержание двух серийных убийц и известное дело об утечке информации из лаборатории по проекту F-6, что он не любит стрелять, но неплохо стреляет с двух рук. Рой хотел уточнить, что такое F-6, но, подумав, махнул рукой, сунув вилку в миску с салатом и убедившись, что закуски маловато, достал из-под стола банку тушёнки, вскрыл, разрезал помидор на две части, подумал, разрезал ещё один, посолил, одну половину протянул собутыльнику и предложил выпить за удачу. Попытался сделать уточнения, не получилось. Передумал – слишком сложно и предложил выпить за поездку на море. Аргумент: море – это не кверху пузом, это образ, это мечта, это то, что пришло из детств. Выпили и за то, и за другое.
Поговорили на отвлечённые темы. Пришли к выводу, что лучше осваивать океан, чем космос; бабы – странные существа, но без них – никак; сом и белуга больше амазонской бараруку, и поэтому нечего всяким болванам писать, что последняя – самая большая пресноводная рыба; пора свести всё системе в физике к одной; в людях есть много хорошего и плохого, и не надо создавать условия, чтобы это плохое проявлялось; нельзя уступать своё место подлецам, но и нельзя становиться ими.
Игорь решил, что полной ясности по обсуждаемым вопросам нет, и это странно: при таком углублённом подходе этого просто не может быть. Взял полиэтиленовый пакет, пошёл к мордоворотам. Дежурный пытался его остановить, но Игорь сообщим ему, что несёт овёс для Боливара, а сам он награждён орденом Звёзды Полыни. Дежурный понимающе кивнул и пропустил.