- Бог благословил его приступами подагры, дабы закалять его несгибаемую волю, - ответил я, а Витус медленно покивал. Мне показалось, что на его губах появилось что-то вроде улыбки. Впрочем, я бы сам охотно рассмеялся, услышав собственные слова.
- Благословенны, кого испытывает Господь, - торжественно изрёк Витус, а молодые инквизиторы важно кивнули. Я мысленно широко зевнул.
- Попробуешь нашего вина? - вежливо спросил Майо.
- Не откажусь. - Я сел за стол, а они - согласно обычаю - подождали минуту, прежде чем сесть самим. Витус подал мне кубок и осторожно налил тёмнокрасного вина. Я попробовал и поднял брови.
- Прекрасно, - сказал я.
- С клоппенбургских виноградников, - пояснил Ноэль.
- Вот это да, - удивился я снова, поскольку даже понятия не имел, что возле Клоппенбурга есть виноградники.
- Здесь удалось вывести сорт, несколько более устойчивый к холоду и не требующий столь интенсивного освещения солнцем, - сказал Витус. - Может не такое вкусное это вино, как альхамра, но зато - он поднял палец - намного дешевле. Но, дорогой Мордимер, хоть о радостях стола мы, несомненно, могли бы дискутировать целыми днями, но не это тебя сюда привело. Ты не против сообщить нам цель своей миссии?
- Гевихт, - ответил я, глядя ему прямо в лицо, а у него на нём ни одного мускула не дрогнуло.
- Гевихт? - повторил он, будто первый раз услышал это название. - А что такого есть в Гевихте?
- Думал, именно вы мне расскажете, - заявил я. Витус посмотрел на своих сотрудников, будто требовал от них ответа на какой-то исключительно бессмысленный вопрос. Ноэль лишь слегка пожал плечами, но Эрик хлопнул в ладоши.
- Мордимер имеет в виду ребёнка, - воскликнул он. - Того, с якобы стигматами, которого пробощ показывал как местное чудо…
- Ах, да, - улыбнулся Витус, а мне представился случай увидеть насколько искренняя и обезоруживающая его улыбка. - Дело давно закрыто, дорогой Мордимер, и честно говоря, ты напрасно беспокоился. Но конечно, мы всё просмотрим ещё раз, если таково твоё желание.
- Его Преосвященство будет настаивать на подробном и обстоятельном рапорте, - пояснил я, позволив себе сообразную отстранённость в голосе, так, чтобы вскоре у них не осталось и тени сомнения, что всё это только каприз епископа, которому ваш покорный слуга должен подчиняться вопреки своей воле. - Так что, чем быстрее мы отправимся в Гевихт, тем лучше. Хочу поговорить с семьёй мальчика, возможно с пробощем, ну и, конечно, с самим ребёнком. Скажем, завтра с самого утра.
- Как пожелаешь, Мордимер, - ответил Витус вежливым тоном. - Ребёнок просто болен редко встречающейся болезнью кожи, а пробощ попытался использовать это, чтобы несколько обогатить нищую парафию. Нами ему было сделано замечание, и мы также отослали соответствующий рапорт его начальникам.
- Замечание, - повторил я тихо, но отчётливо, потому что и за меньшие провинности священников снимали с должности либо ссылали в монастырь. А если бы случился сверхусердный инквизитор, то он мог даже возбудить официальное следствие по обвинению в ереси и закончить его требованием приготовить костёр. Хотя священников редко когда сжигали. Слишком редко - по мнению вашего покорного слуги, поскольку много духовных особ лишь оскверняло учение Христа. Впрочем, по-моему, именно так было и должно быть, что паршивыми овцами будут те, кто носит сутаны. Поверьте мне, любезные мои, что нет созданий подлее, чем сельский или местечковый священник. Глупость, соединённая с алчностью и порочными наклонностями. И в довершение зла, жажда унижения и попирания других, а также необыкновенно высокое самомнение.
- Ты к старости стал мягче, Витус, - сказал я без ехидства в голосе, но на его щёки выполз кровавокрасный румянец. - Представьте мне, будьте добры, полную следственную документацию, вместе с копией письма, отправленного церковному начальству пробоща.
Я встал и допил вино.
- Превосходно, - я похвалил ещё раз. - Можете показать мне жильё?
Витус дал знак Ноэлю, и тот поспешно встал.
- Прошу за мной, - учтиво сказал он. - Прими всё-таки во внимание и прости нам, что у нас нет особых удобств…
- Ничего, - прервал я его. - Хватит постели, стола и лампы.
Комната, которую мне определили, была маленькой, но чистой, ну и в ней было всё, что мне могло понадобиться: кровать со свежей постелью, крепкий столик и резной стул с высокой спинкой. Я решил поспать немного, ожидая, пока братья-инквизиторы приготовят все необходимые документы. Светлой памяти Лонна - владелица одного из самых известных домов платных удовольствий в Хезе - всегда говорила, что у меня лёгкий сон, и я сплю чутко, будто птица. Это правда. И поэтому я проснулся, прежде чем услышал стук в дверь. Хватило лёгкого звука шагов по каменным плиткам пола. Я сел на кровати.
- Пожалуйста, - произнёс я вежливо.
Дверь отрылась, и внутрь вошёл сам Витус. Итак, не прислал ко мне одного из своих подчинённых, а побеспокоился сам. Любопытно, поскольку речь всё же шла лишь о том, чтобы принести документы.
- Надеюсь, ты отдохнул, дорогой Мордимер, - сказал он с широкой улыбкой. Из-под опухших губ выглянули кривые, желтоватые лопаты зубов. Забавно, что он улыбался так и в Академии, когда поймал мою собаку. Ну, по крайней мере, я именно такой помнил эту улыбку все годы.
- Спасибо, - ответил я. - К счастью, дорога была не слишком утомительной.
Он положил на поверхность стола стопку ровно сложенных пергаментов.
- Вот документы, которые ты просил, - произнёс он. - Но их немного, и ручаюсь, что ты не найдёшь никаких откровений.
- Я тоже так думаю, - улыбнулся я. - Но что делать: господин велит, слуга должен. Завидую вам, что здесь в провинции, живёте вдали от шума и интриг большого города. Он кивнул, и я был уверен, что не верит ни единому моему слову. Между прочим, несправедливо, поскольку я действительно не любил Хез-хезрона. Это был город забегавшихся, изнурённых крыс, а я был одной из них. Спокойная жизнь в провинции, слуги и собственный садик, ленивое время пополудни, проводимое с друзьями за стаканчиком вина - такая жизнь не могла стать уделом бедного Мордимера. Я вздохнул в мыслях и разжалобился над собственной судьбой, что поскупилась на маленькие радости, а уготовала жить в трудах и поте лица своего.
- Это правда, Мордимер, что мы живём спокойно. Мы стараемся никому не быть помехой и в смирении исполнять свои обязанности.
Я даже взгляда на него не поднял. Никому не быть помехой? Неужели это сказал инквизитор? И неужели он совершенно потерял инстинкт самосохранения, чтобы такие вещи говорить именно мне?
- Конечно, Витус, - ответил я. - Все мы в действительности люди кроткого сердца.
Я заметил, что он глянул на меня неспокойно, но ответил ему искренним и открытым взглядом.
- Постараюсь как можно быстрее закончить дела, порученные мне Его Преосвященством и вернуться с ублаготворяющим рапортом, - добавил я. - Вероятно, у меня будут вопросы, связанные с документами, но понимаю, что об этом мы поговорим за завтраком.
- За завтраком или по дороге. Всё, как ты пожелаешь.
Он легко подтолкнул пальцем бумаги, как бы желая их дополнительно выровнять по краю стола. Потом кинул мне и вышел из комнаты. Однако не закрыл дверь, а обернулся на пороге.
- Если захочешь чего-нибудь съесть или выпить, окажи милость, спустись в кухню и в буфете найдёшь всё, что пожелаешь.
На этот раз вышел уже совсем, закрывая дверь. Боже мой, как же люди меняются. Витус Майо заботиться, чтобы я не испытывал голода или жажды! Если бы мне об этом рассказали в Академии, я бы расхохотался. Впрочем, и сейчас ситуация казалась мне достаточно забавной. Я не помнил такого Витуса - вежливого, кроткого и спокойного. Обычно он говорил повышенным тоном, в минуту раздражения хрипя как петух. Строил нескладные предложения и обрывал свои же длинные тирады взрывами ржанья или, самое меньшее, фырканьем. А может это только я запомнил его таким? Может неприязнь или, употребим даже это слово, ненависть к Витусу Майо исказила мои воспоминания и заставила видеть их в кривом зеркале? Жаль, что у меня нет способностей Смертуха, которые позволяют ему запоминать дословно разговоры, шедшие даже много лет назад. Я задумался на минутку, что поделывают Смертух и близнецы, но не жалел, что их сейчас нет со мной. Дело было деликатного свойства, и я не думал, чтобы непременно понадобилось либо применение силы (призвание к чему было у Смертуха), либо особых способностей близнецов.