Помолчали. Двое на заднем сиденье, физик и журналист, с тошнотворной явственностью видели, как захлестываются вокруг них круги возмездия. Они преступили законы своего мира, они стали убийцами, изгоями, и за их спинами уже ревели клаксоны полицейских лендроверов, и вертолеты разбрасывали по дорогам наряды жандармерии. Конец, конец… Но маленький тощий свази на переднем сиденье ничего не знал об этом. Он собирал и распускал на лбу крупные серые морщины и видел сеть дорог как бы сверху, как охотник, прокрадываясь вельдтом, видит движение стад и слышит свист коршунов в вышине. Он ждал поворота направо и спокойно повернул, когда знак поворота выскочил из тумана. Спустя пять километров он повернул еще раз и спокойно выехал на магистраль - в его мире действовали иные причины и иные следствия, и он один видел, как шофер с грузовика трясет толстой мордой и повторяет: "Ничто не знаю, инспектор, как есть ничего". А они уже подъезжали к аэродрому, мимо реклам авиакомпаний, мимо всего, что составляет мир белых людей, в котором за преступлением следует возмездие. В мире Виллиама Йориша преступления совершались безнаказанно, вот в чем дело. Жизнь бедного свази, или бечуана, или любого другого, она была так дешева, что не стоила даже возмездия. Ничего она не стоила.
И он оказался прав. В аэропорту было спокойно, ибо они приехали туда раньше, чем полиция подоспела к догорающему "бьюику".
Он переминался с ноги на ногу и про себя пел псалом, пока Йен предъявлял пограничному офицеру разрешение на выезд для цветного. Оно стоило Йену половину его сбережений. Остальное ушло на билеты.
Вилл оглядывался и бормотал: "Я вернусь, я вернусь", - пока поднимался в кабину. Машинально достал из кармана гармонику.
Йен сказал мягко:
- Виллиам, в самолете не стоит играть на губной гармонике.
Ариадна ГРОМОВА - прозаик и критик, автор фантастических повестей - "В круге света", "Поединок с собой", "Глеги", романа о киевском подполье "Линия фронта - на востоке". Ариадна Громова - член Союза писателей, кандидат филологических наук.
Ариадна ГРОМОВА
3
Аэродром Орли встретил их ледяным ветром и моросящим дождем. Все это они уже видели в пути - тусклый влажный блеск зеленого силиконового покрытия, расчерченного яркими белыми линиями взлетных полос, тяжелые темные тучи над самой головой, людей в круглых прозрачных шлемах-дождевиках, закрывающих пол-лица. Но одно дело - видеть, пусть даже и очень ясно, а вот выйти из самолета и сразу нырнуть в этот промозглый холод… Да, ведь тут все наоборот, в ноябре зима наступает - снег, лед и тому подобное.
- Вилл, ты видел снег? Хотя бы в кино?
- Никогда. И в кино я никогда не был, - тихо ответил Виллиам, и его белые друзья молча переглянулись, сразу увидев жизнь, которая стояла за этим ответом.
Они сели в автобус. Ближайший час-полтора был определен заранее, и менять его не имело смысла, а вот дальше… Йен расхохотался, глянув на физиономию Дика.
- Тебя это шокирует, а?
- Нет, но хотел бы я знать, какого черта мне заниматься гаданьем? Я и по-французски-то плохо говорю!
- Иностранный акцент в таких случаях не мешает, а скорее помогает, - усмехаясь, сказал Йен. - А вообще-то неплохая мысль. Денег у нас и на неделю не хватит, да еще и одеться потеплей не мешает, а это гарантированный заработок, и объяснения придумывать не надо.
Виллиам, сидевший через проход, перегнулся к Йену.
- Осторожнее, - сказал он на африкаан. - Старик рядом со мной и двое за проходом понимают по-английски.
- Спасибо, - сказал Йен и начал убежденно и обоснованно ругать парижский климат.
Супружеская пара, сидевшая рядом, быстро потеряла интерес к их разговору. Муж начал думать об очень милой женщине по имени Сесиль, а жена вообще не поймешь о чем: об испортившемся замке чемодана, о салате с креветками, о черном кралоновом платье, отделанном самосве-тящимися нитями. Старик, сосед Виллиама, осторожно приложил ладонь к печени, разболевшейся в пути. Все эти люди были неопасны, а старику и жить-то оставалось недолго: в Париже он узнает, что у него рак печени. Но молодец Виллиам всегда настороже… Туг Виллиам поглядел на своих белых друзей, и они увидели, как он, согнувшись и придерживая раненую руку, петляет в лабиринте лачуг, сарайчиков, мусорных ящиков… прыгает в мусорный ящик, захлопывает за собой крышку.
- А дальше что? - спросил Мэллори. - Ты уехал?
- Да, пришлось удирать… Из Иоганнесбурга уехал в Преторию…
Физик и журналист молча смотрели на лицо своего спутника, пепельно-черное, как остывшая зола, и думали об одном и том же.
- Да, для нас с тобой эта история - форменный переворот, конец налаженной жизни и все такое, а для Виллиама это, в сущности, продолжение прежнего… Впрочем, да, ты прав, Виллиам, для тебя тоже все переменилось… Еще как переменилось…
Автобус привез их на площадь Инвалидов, там пассажиров ждали агенты гостиниц, и они согласились отправиться в гостиницу "У белого кролика" в районе площади Терн, и дребезжащее такси доставило их к облупившемуся четырехэтажному зданию на узкой грязной уличке, и над входом качался и громыхал на ветру белый кролик, вырезанный из жести. И комнаты были те самые, что они видели: узкие, темноватые, все три рядышком, на четвертом этаже, а под окнами - шиферная крыша соседнего трехэтажного дома, и по ней разгуливает тощий рыжий кот с удивительно хитрыми глазами.
- Видал, этот зверь даже подмигнул мне! - сказал Мэллори. - Может, он тоже Один из Нас?
- Все возможно, - сказал Йен. - Так я не вижу пока оснований менять естественный ход событий. Мы действительно позавтракаем в кафе на углу его и отсюда видно, потом отправимся в университет, разыщем твою кузину и профессора Карне.
- Послушайте, друзья, а мы кому-нибудь скажем об этом? - спросил Мэллори. - Получается ведь, что скажем.
- Действительно, - согласился Йен. - Да это и неизбежно: как мне говорить с профессором, ничего не объясняя, он же не младенец!
- Друзья, а вам не кажется, что это слабеет? - спросил Дик.
- Не кажется, - сразу ответил Йен. - Просто тут непривычная обстановка, и нам куда труднее ориентироваться, чем в Претории.
Они стояли в номере дешевой парижской гостиницы и переговаривались почти без слов.
- Нам ведь и подумать надо всем этим некогда было, - сказал Дик, и его собеседники молча кивнули.
- Как это вообще случилось? - думали они то молча, то вслух. - Почему именно с нами, мы ведь такие разные… Ладно, друзья, тут мы ни до чего не додумаемся, оставим это… Да, но интересно бы узнать, много ли таких, как мы… В Претории был еще этот… Питер, что ли… И еще кто-то… Да? Виллиам, ты ее знаешь? Значит, вот как получается: полицейские в машине говорят об этой самой Мэссон как о претендентке на Мисс Преторию, а Виллиам уже видит и знает, что она - из таких… Питера мы засекли по пути на аэродром… Можно сформулировать так: мы видим людей лишь тогда, когда их орбита каким-то образом пересекается с нашей… Не слишком точно: когда у меня это началось, я угадал, куда упадет шар, а какое мне дело было до студентов, играющих в гольф?.. Что ты хочешь, Дик, я же не автомат! Да, мне жаль всего, что было; и студентов и моей лаборатории, особенно теперь, когда я мог бы… Ну, конечно, и тебе есть о чем жалеть, и даже Виллиаму: родина есть родина, правильно. И вообще идемте: остальное на практике выясним понемногу…
Кузина Дика, строгая очкастая Сьюзен, с ходу потребовала, чтобы он написал статью "о принципиально возмутительной истории с нашим земляком", а Дик не выдержал и заявил, что этот самый Ханни Питерс - слюнявый наркоман, да к тому же и расист. И для примера сообщил, что Ханни делает в данный момент в ста метрах отсюда. Сьюзен не могла видеть того, что видели три ее собеседника, но она немедленно продемонстрировала неплохие результаты в беге на сто метров с препятствиями, и мозгляк Ханни Питерс отлетел к стене от ее увесистой пощечины, а Сьюзен схватила за руку худого чернокожего парня и потащила за собой.
- Все же ты это зря… - заметил Иен.
- Выпутаюсь как-нибудь, - смущенно ответил Дик. - Ты же видел: она в этого типа чуть не влюбилась за то, что он такой бедненький и несчастненький. А Сьюзен девушка хорошая, и я, как родственник…
- Он басуто, его зовут Джерри Саму, - сказал вдруг Виллиам, растянув губы в подобие улыбки.
- Вот и отлично, - неуверенно проговорил Йен.
- Я буду осторожен, - тотчас же заверил Виллиам.
Появилась Сьюзен в сопровождении чернокожего юноши и заявила:
- Благодарю, Дикки, ты был прав! Иногда я жалею, что не стала журналисткой: вы так много всегда знаете, так много можете сделать полезного!
Потом она представила всем Джерри Саму из Басутоленда и строго спросила его:
- А почему ты никому не сказал о проделках Питерса? У вас на курсе есть вполне подходящие парни.
- Я и сам улажу это дело, - вежливо улыбаясь, сказал Джерри, и друзья переглянулись, увидев, как именно он рассчитывает уладить это дело, а Виллиам сделал жест, показывая, что он займется этим парнем.
Потом Йен пошел к профессору Карне - тот жил поблизости, на улице Суффло, а остальные отправились покупать теплые вещи.