У дверей номера Римайера стоял давешний рыжий Оскар, и, увидев его, я сразу замедлил шаги. Он задумчиво поправлял галстук, откинув голову и глядя в потолок. Вид у него был озабоченный.
- Привет, - сказал я. Надо же было с чего-то начинать.
Он шевельнул бровями, посмотрел на меня, и я понял, что он меня вспомнил. Он медленно сказал:
- Здравствуйте, здравствуйте.
- Вы тоже к Римайеру? - спросил я.
- Римайер плохо себя чувствует, - сказал он. Он стоял у самой двери и не собирался, по-видимому, уступать мне дорогу.
- Какая жалость, - сказал я, придвигаясь. - И что же с ним?
- Он очень плохо себя чувствует.
- Ай-яй-яй-яй, - сказал я. - Надо бы посмотреть...
Я подошел к Оскару вплотную. Он явно не собирался пускать меня в номер. У меня сразу заболело плечо.
- Я не уверен, что это так уж надо, - желчно сказал он.
- Что вы говорите! Неужели так плохо?
- Вот именно. Очень плохо. И вам не следует его беспокоить. Ни сегодня, ни в другие дни.
Кажется, я пришел вовремя, подумал я. И надеюсь, не опоздал.
- Вы его родственник? - спросил я. Я был очень миролюбив.
Он осклабился.
- Я его друг. Самый близкий в этом городе. Можно сказать, друг детства.
- Это очень трогательно, - сказал я. - А вот я - его родственник. Все равно что брат. Давайте вместе зайдем и вместе посмотрим, что могут сделать для бедняги Римайера его друг и его брат.
- Может быть, брат уже сделал для Римайера достаточно?
- Ну что вы... Я только вчера приехал.
- А у вас нет здесь случайно других братьев?
- Я думаю, их нет среди ваших друзей, - сказал я. - Римайер - исключение...
Пока мы несли всю эту чушь, я внимательно его рассматривал. Он не выглядел слишком уж ловким человеком, даже если учесть мое больное плечо. Но он все время держал руку в кармане, и хотя я был почти убежден, что он не станет стрелять в отеле, рисковать мне не хотелось. Тем более что мне приходилось слышать о квантовых разрядниках ограниченного действия.
Мне много раз ставили в упрек, что мои намерения отчетливо видны на моей физиономии. А Оскар, по-видимому, был достаточно проницательным человеком. С другой стороны, в карманах у него ничего подходящего явно не было, и руки в карманах он держал зря. Он отступил от двери и сказал:
- Заходите...
Мы вошли. Римайер действительно был плох. Он лежал на кушетке, накрытый сорванной портьерой, и неразборчиво бредил. Стол в номере был перевернут, посредине комнаты валялась в луже спиртного разбитая бутылка, и всюду была разбросана смятая мокрая одежда. Я подошел к Римайеру и сел так, чтобы не терять из виду Оскара, который встал у окна, опершись задом на подоконник. Глаза у Римайера были открыты. Я наклонился над ним.
- Римайер, - позвал я. - Это я, Иван. Ты узнаешь меня?
Он тупо глядел мне в лицо. На подбородке у него виднелась под щетиной свежая ссадина.
- Ты уже там... - пробормотал он. - Рыбарей... Чтобы долго... Не бывает... Ты не обижайся... Мешал очень... Не терплю...
Это был бред. Я посмотрел на Оскара. Оскар жадно слушал, вытянув шею.
- Нехорошо, когда просыпаешься... - бормотал Римайер. - Никому... просыпаться... Начинают... Тогда не просыпаться...
Оскар не нравился мне все больше и больше. Мне не нравилось, что он слушает бред Римайера. Мне не нравилось, что он оказался здесь раньше меня. И еще мне не нравилась ссадина на подбородке Римайера, совсем свежая. Рыжая морда, подумал я, глядя на Оскара, как же от тебя избавиться?
- Надо вызвать врача, - сказал я. - Почему вы не вызвали врача, Оскар? По-моему, это делириум тременс...
Я сейчас же пожалел о сказанном. От Римайера, к моему немалому изумлению, совсем не пахло спиртным, и Оскар, очевидно, хорошо знал это. Он ухмыльнулся и спросил:
- Делириум тременс? Вы уверены?
- Нужно немедленно вызвать врача, - повторил я. - И сиделок.
Я опустил руку на телефонную трубку. Он моментально подскочил ко мне и положил ладонь на мою руку.
- Зачем же вы? - сказал он. - Давайте лучше я вызову врача. Вы тут человек новый, а я знаю отличного врача.
- Ну какой там у вас врач... - возразил я, глядя на ссадину у него на костяшках пальцев. Эта ссадина тоже была свежая.
- Отличный врач. Как раз специалист по белой горячке.
- Вот видите, - сказал я. - А может быть, у Римайера и нет никакой белой горячки.
Римайер вдруг сказал:
- Так я велел... Альзо шпрахт Римайер... Наедине с миром...
Мы оглянулись на него. Он говорил высокомерно, но глаза его были закрыты, а лицо в складках дряблой серой кожи казалось жалким. Сволочь, подумал я про Оскара, имеет наглость торчать здесь. У меня вдруг мелькнула дикая мысль, показавшаяся мне в тот момент очень удачной: свалить Оскара толчком в солнечное сплетение, связать и заставить немедленно выложить все, что он знает. Знает он, вероятно, много. А может быть, и все. Он смотрел на меня, и в его бледных глазах были страх и ненависть.
- Хорошо, - сказал я. - Пусть врача вызовет портье.
Он убрал руку, и я позвонил портье. В ожидании врача я сидел возле Римайера, а Оскар ходил из угла в угол, перешагивая через лужу спиртного. Я следил за ним краем глаза. Он вдруг нагнулся и поднял что-то с пола. Что-то маленькое и пестрое.
- Что это там? - спросил я равнодушно.
Он поколебался немного, а затем бросил мне на колени плоскую коробочку с пестрой этикеткой.
- А, - сказал я и поглядел на Оскара. - "Девон".
- "Девон", - отозвался он. - Странно, что здесь, а не в ванной, правда?
Черт, подумал я. Пожалуй, я был слишком зелен, чтобы драться с ним в открытую. Я еще слишком мало знал.
- Ничего странного, - сказал я наобум. - Вы ведь, кажется, распространяете этот репеллент. Наверное, это образец, который вывалился у вас из кармана.
- У меня из кармана? - Он страшно удивился. - А, вы имеете в виду, что я... Но я уже давно выполнил все поручения и теперь просто отдыхаю. - Он помолчал. - Но, если вы интересуетесь, я мог бы помочь.
- Это очень интересно, - сказал я. - Я посоветуюсь...
Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении двух сестер.
Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно голый.
- Ну конечно... - сказал врач. - Опять... - Он поднял Римайеру веки, оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. - Сестра, кордеин... И вызовите горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска... - Он выпрямился и посмотрел на нас. - Родственники?
- Да, - сказал я. Оскар промолчал.
- Вы нашли его уже без сознания?
- Он лежал и бредил, - сказал Оскар.
- Это вы перенесли его сюда?
Оскар помедлил.
- Я только укрыл его портьерой, - сказал он. - Когда я пришел, он лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.
Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:
- Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.
- А что с ним, доктор? - спросил я.
Врач пожал плечами.
- Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение... Кроме того, он, по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком весело. До свидания.
Мы вышли в коридор.
- Пойдемте выпьем, - предложил я.
- Вы забыли, что я не пью, - заметил Оскар.
- Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить. Римайер всегда был таким здоровяком...
- Ну, в последнее время он сильно сдал, - сказал Оскар осторожно.
- Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел...
- Я тоже, - сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему тоже.
- Где вы остановились? - спросил я.
- Здесь же, - сказал Оскар. - Этажом ниже, восемьсот семнадцатый номер.
- Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо поговорить.
- Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. - Он помолчал. - Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и зайду к вам. Около десяти - вас устроит? Или вы позвоните мне...
- Отчего же... - сказал я и дал ему свой адрес. - Честно говоря, меня очень интересует "Девон".
- Я думаю, мы сумеем договориться, - сказал Оскар. - До завтра.
Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я спустился на лифте в вестибюль и дал телеграмму Марии: "Брату очень плохо чувствую себя одиноким бодрюсь Иван". Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер снова вышел из игры - по крайней мере на сутки. Единственный намек, который он мне дал, - это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был "Девон", который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с "Девоном" и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но, несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший "Девоном" пористый нос... В конце концов, я здесь всего сутки, подумал я. Время есть. И на Римайера, в конце концов, можно еще рассчитывать, и Пека, может быть, удастся найти... Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму Зигмунду: "Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю Иван". Потом я подозвал портье и спросил, как быстрее пройти к Старому Метро.