Одну из подвод запрягли и угнали, и влекома она была столь баснословной тварью, что у Картера забрало дыханье, даже после всех уродищ, на которых он насмотрелся в этом пакостном месте. Время от времени стайку рабов, обряженных и окрученных в тюрбаны наподобие чернявых купцов, загоняли на галеру, куда за ними следовала большая команда склизких жабьих тварей - шкиперов, штурманов и гребцов. И Картер увидел, что существам-недолюдям оставляют более черную работу, не требующую, однако, силы - такую, как стояние у руля и стряпня; их держат на побегушках, и они совершают сделки с людьми на Земле или других планетах, где ведут торговлю. Существа эти должны были сходить для Земли, ибо впрямь были не без сходства с людьми, стоило им прикрыться платьем, обуться и навертеть тюрбаны, и они могли торговаться в базарных рядах, избежав конфуза и затейливых объяснений. Но большинство из них, за изъятием тощих или увечных, прямо нагишом позагоняли в клети и увезли на грохочущих фурах, запряженных баснословными тварями. Изредка сгружали и заколачивали в клети других существ; одни были совсем вроде этих полулюдей, другие не то чтобы очень похожи, третьи не похожи совсем. И он задавался вопросом о тех злосчастных черных толстяках Парга; было ли еще кого из них разгружать, загонять в клети и отправлять в глубь страны на тех отвратительных телегах?
Когда галера пристала у отсвечивающего жирным блеском причала из ноздреватого камня, кошмарным сонмом жабьи твари повыползали из люков, и две из них ухватили Картера и сволокли его на берег. Смрад и вид этого города не поддаются описанию; в памяти Картера удержались лишь обрывочные видения улиц, вымощенных кирпичом, и черных входных проемов, и бесконечных серых отвесных стен без окон. Наконец его втащили под низкий свод и погнали вверх по бесконечным ступеням в угольной тьме. Жабьим тварям, очевидно, было все едино, что свет, что мрак. Смрад стоял невыносимый, и когда Картера заперли в какой-то каморе и оставили одного, ему едва достало сил протащиться по ней, чтобы определить ее очертание и размеры. Она оказалась круглой и футов двадцати в поперечнике.
Потом время перестало существовать. Иногда в камору совали еду, но Картер к ней так и не притрагивался. Какой над ним навис рок, он не знал; но у него было чувство, что его продержат до прихода страшного духа-вестоносца Иных Богов беспредельности, ползучего хаоса Ньарлафотепа. Наконец, по прошествии негаданных часов или дней, громадная каменная дверь настежь отверзлась, и Картера выпихнули по лестнице вниз на залитые рдяным светом улицы страшного города. На луне пришла ночь, и по всему городу были расставлены невольники-факельщики.
На омерзительной площади собиралось нечто вроде процессии: десять жабьих тварей и двадцать четыре человекоподобных факелоносца, по одиннадцати по бокам и по одному сзади и спереди. Картера водворили в середину шествия - пять жабьих тварей перед ним, пять за ним и по одному человекоподобному факелоносцу по бокам. Некоторые из жабьих тварей извлекли флейты слоновой кости с мерзостными резными вычурами и начали издавать гадкие звуки. Под это адово высвистывание процессия прошествовала с мощенных кирпичом улиц в скрытые мраком поля непотребной плесени и вскоре начала подниматься на один из низких и пологих холмов, расположенных за городскими пределами. Картер мог не сомневаться в том, что на каком-то ужасном угоре или святотатственном юру их поджидает ползучий хаос; и он жаждал, чтобы с этой томительной неопределенностью поскорее было покончено. Подвывание нечестивых флейт было так отвратительно, что он отдал бы золотые горы за какой-нибудь хоть вполовину нормальный звук; но у этих жабьих тварей не было голоса, да и рабы голоса не подавали.
И тогда сквозь усеянный звездами мрак донесся нормальный звук. Он раскатился с холмов повыше и был подхвачен на всех иззубренных вершинах, и ему отозвался нарастающий бешеный хор. Это был полуночный вопль кошки, и Картер признал наконец правоту деревенских стариков, когда они вполголоса судачили о тех загадочных местах, что ведомы только кошкам и куда старейшины кошачьего племени украдкою удаляются ночной порой, прыгая с высокого конька крыш. На темную сторону луны они и отправляются, чтобы скакать и кувыркаться среди холмов, беседовать с древними призраками; и тут-то в самой середке шествия вонючих тварей Картер и услышал их уютное дружелюбное пение и вспомнил крутые кровли, и теплые очаги, и светлые окошки у себя дома.
А кошачий язык был Картеру изрядно знаком, и в этом далеком ужасном месте он издал крик, который подходит к случаю. Но нужды в этом не было, ибо, только еще открывая рот, он услышал, что кошачий хор набирает силу и приближается, и увидел быстрые тени, застящие звезды, когда маленькие грациозные фигурки, собираясь тучами, прыгали по холмам. Был брошен клич клана, и не успели участники гадкого шествия хотя бы испугаться, душная туча шерсти и убийственная фаланга когтей накрыла их, как прилив и как ураган. Флейты заглохли, и ночь огласилась пронзительными криками. Умирая, вопили человекоподобные, а кошки шипели, и выли, и урчали, одни только жабьи твари не издавали ни звука, когда их зловонная зеленовато-белесая сукровица пагубно сочилась на ту ноздреватую землю с непотребным обметом плесени.
Пока не догорели факелы, это было грандиозное зрелище, никогда прежде Картер не видел такого множества кошек. Черные, серые, белые, светлошерстые, полосатые и трехцветные; простые, тибетские, персидские, мэнские, ангорские и египетские - все они были там в неистовстве битвы, и всех их осенял отблеск той глубокой и неизменной священности, которая претворялась в величие их богини в святилищах Бубастиса. Сам-семь запускали они когти в горло какому-нибудь недочеловеку или в рыло с бахромой розовых щупалец жабьей твари и свирепо валили врага наземь в плесенный обмет, где бессчетная тьма их собратьев в божественном исступлении битвы прокатывалась по ним и сквозь них волной ярых когтей и зубов. Картер выхватил факел у поверженного раба, но скоро его смело бурной лавиной его верных защитников. Потом он лежал в сплошной темноте, слушая гром сражения и клики победителей и чувствуя мягкие лапки своих друзей, когда в пылу схватки они во все стороны перемахивали через него.
Наконец ужас и трепет и изнеможение смежили ему веки, и когда глаза его снова открылись, им предстала странная сцена. Громадный сияющий диск Земли, в тринадцать раз больше Луны, как мы ее видим, взойдя, залил лунный ландшафт потоками потустороннего света; и все пространство диких равнин и зубчатых пиков безбрежным морем покрывали стройные боевые ряды присевших на задние лапки кошек. Круг за кругом они расходились, а два или три вожака, выйдя из рядов, лизали ему лицо и мурлыкали в утешение. От мертвых рабов и жабьих тварей вроде бы и следов не осталось, но Картеру померещился какой-то мосол на голом месте невдалеке.
И вот Картер заговорил с вожаками на негромком кошачьем языке и узнал, что его старинная дружба с кошачьим родом была хорошо известна и часто поминаема в тех местах, где сходятся кошки. Он не остался незамеченным, когда шел улицами Ултара, и холеные старые кошки запомнили, как он приласкал их после того, как они разделались с алчными зугами, нехорошо поглядывавшими на маленького черного котенка. Вспомнили они и то, как он приветил того самого маленького котенка, который пришел проведать его в гостинице, и как он налил ему блюдечко густых сливок поутру, прежде чем уходить. Дедушка этого самого маленького котенка был предводителем собравшегося теперь воинства, ибо с удаленного холма он увидел гнусное шествие, а в пленнике узнал закадычного друга своего племени на земле и в дремном краю.
С отдаленной вершины раздался кошачий вопль, и старый вожак внезапно прервал свои речи. Это подавал знак один из дозорных воинства, расставленных на высочайших вершинах высматривать единственного врага, которого земные кошки боятся, - огромных кошек с Сатурна, по неведомой причине издревле очарованных темной стороной Луны. Они связаны союзническим уговором со злыми жабьими тварями и прослыли своей враждебностью к нашим земнородным кошкам; стало быть, при теперешних обстоятельствах стычка как бы не обернулась делом серьезным.
После короткого совещания генералитета кошки встали и теснее сомкнули ряды, защитным кольцом сплотясь вокруг Картера и изготовясь ко громадному прыжку через все пространство обратно на крыши Земли и в ее края дрем. Старый фельдмаршал посоветовал Картеру положиться на сомкнутые ряды пушистых прыгунов, прыгнуть, когда все остальные прыгнут, и ловко приземлиться, когда все остальные приземлятся. И еще он предложил доставить его в любое место, куда тот ни пожелает, и Картер остановил свой выбор на Дилат-Леене, откуда отплывала черная галера, ибо оттуда хотел направить свой путь к острову Ориаб и горному гребню Нгранек с его изваянным ликом; хотел он и предостеречь жителей города, чтобы впредь не поддерживали они торговли с черными галерами, если только можно учтиво и по праву ту торговлю пресечь. Потом, по сигналу, все кошки вскинулись в ловком прыжке, надежно затеревши своего друга в самую середину; а в черной пещере на безблагодатной вершине лунной горы тщетно все еще ждал добычи ползучий хаос Ньарлафотеп.
Кошки одним прыжком промахнули пространство, и, окруженный своими сотоварищами, Картер на этот раз не увидел тех громадных, черных и бесформенных тварей, что гнездятся, кишат и корчатся в бездне. Не успев вполне осознать, что случилось, он снова оказался в знакомой комнате в гостинице в Дилат-Леене, а вкрадчивые, дружелюбные кошки тем временем потоком утекали в окно. Последним удалился старый предводитель из Ултара, говоря, пока Картер пожимал ему лапку, что до петухов поспеет домой.