И тогда, среди кошмара губительных дум, Картер - частица конгломерата, оказавшаяся за последним краем, - был низринут оттуда, что казалось последней крайностью ужаса, в темную преисподнюю теснину ужаса глубочайшего. На сей раз источник его находился скорее вовне - личностная сила которого разом и противостояла ему, и обстояла его, и проницала его, сила, которая купно со своим наружным присутствием не только казалась частью его самого, но также событийной всему времени и соприсутственной всему пространству. Зримого образа не было, однако ощущение объективной реальности и пробирающее дрожью представление, сочетавшее в себе обособленное и самостное с бесконечным, сообщали мертвящий ужас, который превосходил все, что могла бы помыслить возможным любая из частиц Картера-конгломерата.
Перед лицом этого страшного чуда недо-Картер забыл ужас распада своего "Я". Это было безграничное бытие и самость Всего-В-Одном и Одного-Во-Всем - не просто явление одной пространственно-временной протяженности, но сродственное с абсолютной животворной сущностью всего универсума во всем его безмерном размахе - в том крайнем, совершенном размахе, которому нет пределов и который одинаково превосходит фантазию и математику. Возможно, это его в неких тайных культах Земли и поминали шепотом как Йог-Софота; и под другими именами его знали за божество; это его ракообразные на Югготе почитали как Того-Кто-За-Краем; и его же летучие мозговые извилины спиральных туманностей знают через непередаваемое знаменье - и однако в тот миг Картера-частицу озарило, сколь мелки и дробны все эти представления.
И вот Существо накатило на Картера-одномерку неимоверные волны своего обращения - бьющие, жгучие и грохочущие сгустки энергии, разившие своего адресата с почти непереносимой яростью, и ритм их накатов вторил причудливому покачиванию древних и мерцанию чудовищных огней в том умопомрачительном месте, где конец Первого Пути. Как будто светила, миры и вселенные сошлись в одной точке, само месторасположение которой в пространстве они умыслили стереть напором необоримой ярости. Но среди большего ужаса умаляется меньший ужас, ибо опаляющие волны как будто отрезали Картера-за-последним-краем от всей бесконечности его двойников, чем и воскресили до некоей степени иллюзию его "Я". Спустя какое-то время слушающий начал переводить волны в знакомые ему мыслеформы, и ощущение ужаса и подавленности пошло на убыль. Страх стал чистым благоговением, и то, что казалось святотатственно ненормальным, сейчас казалось лишь несказанно величественным.
"Рэндольф Картер, - словно бы говорило оно, - древние, кто суть мои манифестации на запредельной протяженности твоей планеты, послали тебя как того, кто недавно еще хотел возвратиться в малые пределы, где витают дремы, которые он потерял, но кто тем не менее поднялся с большей свободой до больших и более благородных алканий и любознаний. Ты хотел пуститься вверх по златоструйной реке Укранос, в поисках позабытых городов из слоновой кости в одурно пахнущем орхидеями Клэде и воцариться на опаловом троне Илек-Вада, чьи баснословные башни и бессчетные купола мощно возносятся к одинокой рдяной звезде на тверди небес, чуждых твоей Земле и всякой материи. Теперь, пройдя по обоим Путям, ты взалкал высших вещей. Ты не побежишь, как дитя, от немилой картины к любимой мечте, но ринешься, как мужчина, в ту последнюю и сокровеннейшую из тайн, что таится за всеми картинами и мечтами.
То, чего ты алкаешь, я полагаю благом, и я готов взыскать тебя тем, чем лишь одиннадцать раз взыскивал существ на твоей планете - и лишь пять раз тех, кого ты зовешь людьми, или тех, кто на них похож. Я готов открыть тебе Последнюю Тайну, созерцание которой сокрушает немощный дух. Тем не менее, прежде чем сполна узреть ту конечную и начальную из загадок, ты все еще можешь сделать свободный выбор и возвратиться, если захочешь, по тем же Путям, и завеса не будет разодрана надвое перед твоими глазами".
V
Внезапное угасание волн погрузило Картера в леденящую и трепетную тишину, исполненную духа покинутости. Отовсюду давила беспредельная необъятность пустоты, тем не менее взыскующий знал, что Существо все еще здесь. Через миг он обрел слова, умозрительную суть которых и бросил в бездну: "Я принимаю, и я не отступлюсь".
Опять накатили волны, и Картер понял, что слова услышаны Существом. И тут бесконечный Разум исторг потоки знания и объяснения, открывавшие взыскующему новые дали и приуготовляющие его к такому постижению космоса, которым он никогда не надеялся обладать. Ему было сказано, сколь наивно и ограниченно представление о трехмерности мира и какая бесконечность протяжений существует помимо известных протяжений вверх-вниз, вперед-назад, влево-вправо. Ему была показана малость и мишурная пустота земных божков, с их мелкими человечьими интересами и отношениями - их вражды, буйства, амуры и слабости; их вожделения к почестям и жертвам, их требование верить вопреки рассудку и природе.
Тогда как большая часть впечатлений трансформировалась для Картера в слова, были такие, которые передавались ему другими органами чувств. Возможно, глазами, а возможно, воображением воспринимал он, что обретается в области такого числа измерений, которого не постичь ни человеческому глазу, ни мозгу. В бременеющих чернотах того, что поначалу было коловращением силы, потом беспредельной пустотой, он созерцал теперь размах творения, который помутнял его чувства. С какой-то немыслимой высшей точки он взирал на чудовищно громадные формы, чья множественность протяжений превосходила любое понятие о бытовании, размере и очертаниях, которое его рассудок по сю пору был способен вместить, невзирая на целую жизнь, посвященную тайноведению. Смутно он начинал сознавать, почему в то же самое время может существовать Рэндольф Картер-полуребенок в Аркхэмской усадьбе в 1883 году, зыбкий призрак на неявно восьмиугольном престоле за краем Первого Пути; одномерка, предстоящая перед лицом Присутствия в беспредельной бездне, и все остальные Картеры, рисовавшиеся его фантазии и восприятию.
Потом волны расходились сильнее, стремясь углубить его понимание, примирить его с многоликостью существа, чьей мизерной частью был нынешний он-одномерка. Ему говорилось, что любая пространственная фигура есть лишь не что иное, как результат пересечения с плоскостью какой-либо соответствующей фигуры с большим числом измерений - как квадрат получается сечением куба, а круг сечением сферы. Так трехмерные куб и сфера получаются сечением соответствующих фигур четырех измерений, которые ведомы людям лишь по догадкам и снам, а те, в свою очередь, получаются сечением пятимерных фигур, и так далее вплоть до головокружительных и недосягаемых вершин бесконечности прообразов. Мир людей и людских богов есть лишь мизерная грань мизерного явления - трехмерная грань малого континуума, досягаемого Первым Путем, где ‘Умр ат-Тавил посылает сны-наставления древних. Хотя люди провозглашают это реальностью, а умозрение о многомерном подлиннике клеймят умобредствованием, поистине всё обстоит как раз наоборот. То, что мы зовем сущностью и реальностью, есть призрачность и иллюзия, а то, что мы зовем призрачностью и иллюзией, есть сущность и реальность.
Время не идет, а стоит на месте - неслись волны - и не имеет ни конца, ни начала. То, что оно движется и служит причиной перемен, есть иллюзия. В действительности оно самое есть иллюзия, ибо если не для узкозорких существ в маломерных пространствах, то ни прошлого, ни настоящего, ни будущего не бывает. Люди помышляют о времени лишь из-за того, что называется переменами, тем не менее это тоже иллюзия. Всё, что было, что есть и что будет, существует одновременно.
Откровения эти совершались с божественной высоковещательностью, не оставляя Картеру возможности усомниться. Даже если они оказывались едва не за гранью его понимания, он чувствовал, что откровения эти непреложно истинны в свете той последней реальности космоса, которая опрокидывает все узкие представления и тесные пристрастные взгляды; и он был довольно знаком с глубокими умозрениями, чтобы не быть в ковах узких и пристрастных понятий. Разве все его искание не держалось верой в нереальность узкого и пристрастного?
После внушительной паузы волны продолжали свои накаты, вещая о том, что зовущееся переменой у обитателей маломерных областей есть попросту функция их сознания, созерцающего внешний мир под разными космическими углами. Подобно тому как формы, получаемые рассекновением конуса, кажутся разными в зависимости от угла сечения - то кругом, то эллипсом, то параболой, то гиперболой в соответствии с этим углом, при этом сам конус пребывает неизменным, - так же кажется, что меняются частные аспекты неизменной и бесконечной реальности с переменой космического угла созерцания. У этого многообразия углов умозрения немощных существ внутренних миров и находятся в рабстве, поскольку за редким исключением они не научаются управлять ими. Лишь некоторые из отдавшихся изучению заповеданного предания обрели крупицы понятия об управлении ими и одолели тем самым время и перемены. Но силы и сущности за краем Путей властны над всеми умозрительными углами и по своему хотению рассматривают космос с мириадами частей в терминах дробности, подразумевающей перемену, или с точки зрения всеобщности, не подверженной изменению.