Дикий звериный рев доносился с башенной площадки. Бертран встал на ноги, еще раз выругался и заспешил наверх.
Скорчившийся у самого выхода латник непрерывно, как лишь коты мурлычут, орал, широко разинув рот и вытягивая перед собою руки. Де Монсеррат нагнулся и с размаху - раз и другой - хлестнул воина по лицу. Вопль продолжался.
- Убью! - рыкнул Бертран и ударил еще дважды.
Ансельм простерся на каменных плитах, милосердно лишенный чувств.
Барон огляделся и не сразу понял, почему вместо узкого серпа на небе взошла полная луна и отчего стоит ночное светило так низко. Де Монсеррат смигнул, помотал головой - и застыл, точно пригвожденный к площадке; замер, отвесив челюсть и облившись холодным потом.
Раздался громкий, свистящий, скрежещущий голос.
Голова Торбьерна заговорила.
* * *
- Мистер вэн Рэн, сэр? - прощебетал подросток-рассыльный.
Рекс ошеломленно поглядел на мальчишку, приблизившегося быстрым, небрежным шагом, лишь только американец вошел в вестибюль со стороны Дэвис-Стрит.
- Ван Рин, - поправил он машинально.
Кто, кто, ради всего святого, мог угадать его намерение отправиться в отель? Разве только де Ришло пытается передать некое срочное известие...
- Это вы, сэр?
- Да, - кивнул Рекс, и едва не шлепнулся, услыхав:
- Лэди, которую вы хотите увидеть, послала предупредить, что минут через пятнадцать спустится сама.
Ошеломленный американец сверлил рассыльного глазами, пока тот не смутился и не отбежал прочь.
Каким, черт побери, образом Танит узнала о посещении? Увидела из окна приближающуюся машину? Вчера они с герцогом ездили в испано-сюизе, а роллс-ройс - крытый автомобиль с притемненными стеклами, даже сокол никого не опознал бы внутри...
Помедлив, Рекс покинул гостиницу и купил в маленькой цветочной лавке на Брукс-Стрит огромный букет свежей сирени. Однако, вернувшись в отель, американец осекся: настоящее имя Танит оставалось полной и покуда неразрешимой загадкой. Куда отослать цветы?
- Человек!..
Уже знакомый рассыльный подкатился к Рексу услужливой маленькой мышкой.
- Сделайте милость, отнесите букет в номер дамы. С наилучшими пожеланиями от Рекса ван Рина. Отнюдь не вэн Рэна, понятно?
- Так точно, капитан, - ухмыльнулся мальчишка и, смерив добродушного незнакомца наметанным взглядом, дерзко взял под козырек.
* * *
Баск Мануэль пребывал в душевном расстройстве, которое грядущие, несравненно более изнеженные и чувствительные поколения неминуемо определили бы как выраженное начало нервного срыва.
И было от чего.
Все четверо молодцев, определенные честно брошенным жребием в немилые любовники служанки Иветты, успели должным образом побывать в лесной хижине, покинуть ее, и сейчас лениво развалились на подстеленных дорожных плащах, потягивая из обтянутых грубой холстиной фляг нехитрое вино, выжатое из благословенного сока нормандских лоз, перебродившее в наспех, однако накрепко сколоченных бочках и доставленное в Хлафордстон морским путем. Усталые бойцы набирались новых сил.
Хижину покинули все. Кроме Родриго и его помощников.
Кастилец продолжал управляться с баронессой уже добрых сорок минут. Мануэль скрипел зубами, прохаживался по широкой прогалине, временами ложился и молчал, вызывая веселые улыбки отворачивавшихся приятелей.
Улыбаться Мануэлю в лицо не решался никто - уж слишком грозным бойцом был нахальный, не знавший удержу ни в схватке, ни в разгуле крепыш. А накатывавшие на этого баска приступы неукротимого бешенства, когда глаза метали пламя, а рука разила все и вся, давно стали притчей во языцех.
Безопаснее и спокойнее казалось не дразнить Мануэля, не склонять к стычке с почти неминуемым исходом.
- Уснул он там, что ли? - прорычал воин, скрещивая руки на груди.
- Чего нет, того нет, - миролюбиво заметил Диего. - А ежели совсем невтерпеж, пойди, проведай служаночку, - полегчает.
- Пошел ты сам!.. - загремел разгневанный наемник. - Мне выпало спать с баронессой - правда, последним из первых, но не беда: сочные кусочки вполне в моем вкусе. А теперь этот...
- Осторожнее, дружище, не надобно говорить лишнего, - вставил Диего.
- ...капитан, - бойко продолжил Мануэль, - заграбастал красавицу на целую ночь! Так, что ли? No hay derecho!
- Hay derecho del fuerte! - засмеялся наглец Гонсало.
Рука Мануэля метнулась к рукояти широкого охотничьего ножа, и Гонсало немедля смолк.
- Потерпи еще немножко, - заметил Альваро, самый старший и рассудительный. - Ты не первый день знаком с капитаном. Сеньор де Монтагут всегда испытывает выдержку друзей - такова уж его природа... Дай командиру потрудиться на славу - не будет же он усердствовать до утра? Твой черед настанет, и скоро: Хуан и Алонсо наверняка не смогут немедленно заняться козочкой, наглядевшись на такую любовь!
Дружный хохот огласил поляну.
9. Графиня д’Юрфэ откровенничает
- Ха-ха! Но я действительно восхищьена видеть вас опьять!
Рекс приложил неимоверные усилия и улыбнулся в ответ.
Накануне он разговаривал со старой каргой минуты две-три, не более. И то, лишь пытаясь познакомиться со стоявшей рядом Танит и увлечь девушку в сторону. Почему негодница решила, будто он приехал проведать именно ее! И как узнала о приезде вообще?
Американец проклял собственные светские ухватки. Не послал бы наверх этой дурацкой сирени - извинился бы, откланялся и вышел на вольный воздух. А теперь отдувайся, да еще решай на ходу, каким образом старая...
- A Monseigneur le Duc чувствуйет себья хорошо? После вчерашний? Ха-ха!
- Он просил передать искренние извинения, мадам, - вежливо ответствовал Рекс. Лгать приходилось наугад и молниеносно, подхватывая на лету брошенные собеседницей фразы.
- Са, c’est tres gentille. Это весьма любезно с его стороны, - каркнула мадам д’Юрфэ. - И у него превосходные гаваны.
Собеседница Рекса извлекла из ридикюля квадратный золотой портсигар, вытащила на свет короткую, темную Partagas. Рекс проворно и любезно поднес горящую спичку.
- Но Monseigneur повьел себья вызывающе. Одно Общество не должен мешать другому. Никогда на свьете! Monseigneur имеет законный резон, извиньяющий поведение?
"Хм! - подумал ван Рин. - Старое доброе столкновение двух шаек! Посреди миролюбивого Лондона, разрази тебя..."
- Безусловно. Просим прощения за столь решительное вмешательство, ибо Саймон Аарон срочно и настоятельно требовался для иных целей.
- Ви также ищьете Уцелевший Талисман?..
* * *
Альваро заблуждался, полагая, будто командир неустанно и честно трудится на старом, как сама война, поприще укрощения строптивых.
Родриго уже минут пять как перестал трудиться и лежал недвижно, прижимаясь потной загорелой физиономией к раскрасневшимся ланитам Эрны, крепко стискивая изнасилованное, ставшее податливым, покорным и любящим, тело баронессы де Монсеррат.
Подобная чувствительность, проявляемая начальником, изрядно удивила обоих подчиненных, которые за долгую совместную службу распознали Родриго ненамного хуже, чем кастилец изучил их самих.
- Хм! - выразительно кашлянул Хуан.
Пожилой баск Альваро точно в воду глядел: на ближайшие двадцать минут Хуан, как любовник, напрочь выбыл из строя, а потому злился на весь белый свет вообще, и на капитана Родриго в частности.
Алонсо, гораздо более флегматичный и сдержанный в чувствах, сохранял боеспособность и созерцал окружающее куда веселее.
- Deja pues que el capitan descanse un poco! - прошипел он, потихоньку разжимая затекшие пальцы.
Удерживать баронессу на постели не было никакого дальнейшего смысла: последние двадцать минут Эрна только и делала, что ласкалась к исступленно обладавшему ею кастильцу, позабыв обо всяком стыде и явно перестав считать Родриго подлым разбойником с большой - или малой - дороги... Природа, как и рассчитывал капитан Бертрановских басков, неумолимо и неизбежно взяла свое.
Но она же, природа, сыграла весьма похожую, хотя и отменно внезапную шутку с самим Родриго.
В продолжение последнего получаса испанец постепенно и неотвратимо удостоверялся в том, что единственная и несравненная любовница, которую он лениво и безуспешно искал долгие годы, оказалась, наконец, под его жаждущим, почти неутомимым телом. Оказалась неожиданно, внезапно. Там, где намечалось временное, преходящее, забывающееся среди прочих приключение, неотвратимо всплывало мощное, всепоглощающее чувство.
Всплывало - и всплыло.
Родриго де Монтагут-и-Ороско отнюдь не отдыхал. И не благодарил баронессу безмолвной нежностью за доставленные утехи.
Алонсо тоже ошибался.
Никогда - ни на блеклом, акварельном рассвете наступившего дня, ни впоследствии, в долгие годы, вполне счастливо и почти безмятежно протекшие среди хребтов Монкайо, на дне просторного лога, вместившего и небольшое фамильное имение, и прилегавшие службы, не сказал Родриго своей добыче, а впоследствии любимейшей наложнице, - по сути, жене - Эрне де Монсеррат, в девичестве фон Валленштейн, чем занимался, возлежа на ней после неимоверно долгого совокупления в заброшенной хэмфордской хижине.