- Все равно через пять минут проверим, - устало вздохнул испанец. - Лучше скажи сама. Тогда я, по крайности, определю, как поступать... А хочешь - молчи. Тем хуже для тебя.
- Оставь бедняжку в покое, Родриго, - бесцветным голосом произнесла баронесса. - Ты отвратителен.
- Отнюдь нет. Спрашиваю из чистейшего человеколюбия. Коль скоро твоя служанка девственна, ее не станут подвергать излишним... как бы это выразиться? - испытаниям. Правда, положенное за труды приданое тоже несколько уменьшится.
Родриго пристально поглядел на Иветту.
- Не бойся, козочка. Тебя возьмут в Кастилию, щедро снабдят необходимым, осыплют золотом и отпустят на все четыре стороны. Я не кровожаден, поверь.
- Подлец! - выпалила баронесса.
- Подлец сотворил бы с вами невообразимое, а потом оставил на расклевание воронам. Кто узнает? Но ни тебе, ни Иветте не грозит ничего, кроме веселой ночки. Позабавимся - и поедем дальше. Все вместе. Эрна де Монсеррат останется баронессой, но поселится в небогатом фамильном владении де Монтагутов. Иветта, служанка, сможет остаться при госпоже, или пойти свои путем - как ей заблагорассудится. Ты отлично владеешь нашим языком, дорогая, вспомни: "я люблю" звучит по-испански "te quiero". И толкуется двояко: "я люблю тебя" или "я хочу тебя", сообразно переживаниям говорящего. Я хочу тебя, Эрна...
В дверном проеме возникла масляная рожа светловолосого, давно не стриженного Гонсало. Баскское происхождение подручного было весьма сомнительно, и Родриго иногда гадал, кто именно: мать или бабка этого наглого, преувеличенно спокойного, мягкого в обращении с равными либо старшими, беспощадного к пленникам парня согрешила с проезжим визиготом.
Рожа подмигнула и спросила:
- Когда начинаем, capitan?
- Скоро, - невозмутимо отозвался Родриго. - Еще несколько минут выдержки, друзья мои.
- Эрна, - сказал испанец, - сделай милость, разденься по собственной воле. И уговори крошку сделать то же самое.
- Никогда!
- Я свежевал волка. Медведя. Оленя. Свежевал в одиночку, безо всякой посторонней помощи. Если когда-либо сдирал охотничьим ножом грубую звериную шкуру, ободрать немного шелка и тонкого полотна не составит ни малейшего труда. Посему не подвергайте себя ненужному унижению. Противиться и глупо, и бессмысленно...
- Ни за что!
- Противиться или раздеваться?..
- Сударь, - хрипловатым голосом промолвила Иветта, - сударь, я женщина.
Водянистые глаза Гонсало едва не выкатились из орбит:
- Que dice?
Родриго улыбнулся:
- Отвечает на мой вопрос. Правда, с небольшим опозданием.
* * *
- Чего именно? - осведомился Рекс ван Рин.
Де Ришло остановился подле друга:
- Саймон вознамерился переменить имя. Помнишь эту болтовню про Авраама, дурные предзнаменования? Авраамом его хотят наречь, разумеется, отнюдь не в честь библейского праотца, но в честь знаменитого, многоученого мистика первых веков новой эры. Он оставил по себе магическое руководство, доныне служащее своеобразной колдовской энциклопедией - всеобъемлющей, исчерпывающей, заметь. На несколько столетий этот непотребный том выпал из виду всех, кто жаждал заполучить его. А в начале пятнадцатого века внезапно, по чистейшей случайности, угодил в руки парижского книгопродавца, Никола Фламеля, который сумел оценить находку и совершил с ее помощью немало памятных дел. Согласно завещанию, магический кодекс положили в гроб вместе с ним, но когда несколько лет спустя предприимчивые личности разрыли могилу, надеясь овладеть вожделенными секретами, ни самого Фламеля, ни книги там не обнаружилось. Существуют свидетельства, что Никола Фламель благополучно здравствовал в Турции столетие спустя, и я верю этому, ибо знатоки магии, постигшие свое искусство до мелочей, умеют продлевать сроки своей земной жизни. С тех пор о книге Авраама не было ни слуху ни духу. Но, похоже, Саймон вознамерился принять имя древнего колдуна, дабы служить все тому же черному князю...
- И что произойдет, если...
- Аарон окажется всецело во власти злобных сил, отказавшись от Господнего попечения, поправ добро, которому каждого так или иначе наставляют с минуты рождения. Он будет кощунственно крещен адептами, стоящими на пути левой руки. До этого мгновения мы способны вырвать Саймона у сатанистов и спасти. А вот после...
- А после?..
- Видишь ли, сейчас на нашей стороне за Саймона сражаются незримые Силы Добра и Света. После чудовищного ритуала они отступят от Аарона, и душа бедняги окажется низвергнута в Колодец. Умолчу о подробностях.
- Вы уверены? Ведь и христианское крещение отнюдь не обеспечивает райского блаженства само по себе. Почему же мерзкая пародия на святое таинство неизбежно приводит в ад?
- Мм-м-м... Сложный вопрос, Рекс. Ответ, вкратце, будет таков. Рай и преисподняя - просто символы роста к свету или падения во тьму. Приемля христианское - а также любое иное истинное крещение, мы отрицаемся дьявола, и всех ангелов его, и всех дел его, тем самым воздвигая труднопреодолимую для злобных сил преграду. Но любой, принявший сатанинское "крещение", поступает прямо наоборот. Преднамеренно сносит названную мною защиту, возведенную астральным Светом и хранящую от злобной тьмы. После чего становится добычей дьявольских существ и служит их орудием, умножая мировое страдание.
- Сатанистов толкает на этот страшный шаг заблуждение, уверенность, будто они обретут сверхъестественную власть над ближними. Лишь немногие осознают чудовищную опасность и неизбежную - совершенно и абсолютно неотвратимую - погибель. Кроме дьявола, существуют еще легионы мелких бесов, неприкаянных душ, неназываемых страшилищ, - ненавидящих человека существ. Никто, обладающий хотя бы зачаточными познаниями в оккультных науках, не подвергнет этого сомнению. Чудовища большей частью невежественны и слепы. За вычетом исключительных обстоятельств, они вполне безопасны для простого смертного, ведущего хотя бы относительно разумную и добрую жизнь. Однако потусторонние твари постоянно мечутся, ища лазейку, дозволяющую ворваться в материальный мир. Принимая сатанинское "крещение", безумец распахивает перед нечистью ворота. Если хочешь простейшего примера, вспомни, сколько зверств совершается теми, чей разум и воля скованы большим количеством спиртного. Низший дух набрасывается на лишившуюся возможности сопротивляться людскую душу и понуждает к действиям, идущим совершенно вразрез природным инстинктам.
- Теперь ты знаешь, в чем состоит опасность. По внешности, Саймон просто хочет участвовать в древнем, варварском, отвратительном обряде. Но сатанисты предадут его на растерзание тем самым силам, которые бедняга, по недомыслию, намеревается поставить себе на службу. Он станет рабом одного из низших духов, и никогда впредь не сумеет высвободиться, погрязая в кошмарном падении, точно в трясине. Пойми, речь идет не о морали, как ее понимает обыватель; речь - о посмертной участи.
- Когда, по-вашему, эта сволочь собирается приступить к делу?
- Неделей-другой времени мы, пожалуй, располагаем. Им требуется учинить кощунство на полноценном - с их точки зрения - шабаше, когда присутствует, по меньшей мере одно сборище из тринадцати человек. После нынешнего вторжения чужаков сатанисты едва ли осмелятся возобновлять встречи сразу же - если только не возникнет чрезвычайного повода.
- Таким образом, есть возможность перевести дух и осмотреться. Кстати, не слишком ли еще свежо для речных прогулок? Все-таки, на дворе весна.
- Не беда, - успокоил Рекс. - Пригревает на славу. И сегодня уже двадцать девятое... нет, тридцатое апреля.
- Что-о-о?!
Де Ришло буквально подскочил.
- Боже мой! Ведь начисто вон из головы!
Пораженный Рекс уставился на старшего друга.
- Не понимаю...
- Этой ночью мы столкнулись только с одним сборищем. По Англии насчитывается навряд ли меньше дюжины. И вся стая во все лопатки поторопится на ежегодную встречу! Наверняка увлекая за собою Саймона. Разве можно упустить случай подвергнуть неофита кощунственному крещению в ночь Великого Шабаша?
- О чем речь? - возопил встревоженный Рекс.
- Да следует же хоть немного знать, человече! - вышел из себя герцог. - В последнюю ночь апреля европейские крестьяне плотно затворяют каждую ставню и запирают двери на двойные щеколды. Ибо все и всяческие силы зла срываются с цепи. Саймона следует вырвать у похитителей в пределах двадцати часов! Наступило тридцатое апреля - канун Вальпургиевой ночи!
* * *
- Иветта, не смей! - выкрикнула Эрна, когда вздрагивающие пальцы служанки неуверенно потянулись к шнуркам и застежкам платья.
- Смелее, девочка, - подбодрил Родриго. - Но, честно сказать, я немного изумлен. Умница, скромница, безотлучно при госпоже... Ведь у тебя и сердечного дружка не водилось. Когда же?..
- Господин барон, - выдавила Иветта, - господин барон обещал убить и меня, и дружка, если...
Родриго засмеялся.
Эрна прищурилась и промолчала.
Платье с легким шорохом слетело на пол. Робко потянув завязки белой полотняной сорочки, служанка сделала шаг и застыла, прикрывшись руками, потупившись. Рассыпавшиеся темные волосы падали на Иветтины плечи, достигали талии, полускрывали хорошенькое испуганное личико.
Мигель, которому по заранее брошенному жребию выпало тешиться со служанкой первым, отпихнул Гонсало, приблизился к Иветте и быстро увлек молодку на пол. Оба временно исчезли из поля зрения баронессы, скрытые широким ложем, но женские всхлипы и вскрики возвестили, что юный баск принялся за дело с великим рвением.
Родриго сбрасывал сапоги.