– Он работал воспитателем в сиротском приюте, – ответил Пауль, глядя, однако, не на Росси, а на его начальницу. – Как-то так вышло, что мы с ним с самого начала прониклись друг к другу симпатией, только не спрашивайте меня почему. В раннем детстве никто не доискивается причин, а просто радуется подобным отношениям. Сегодня можно было бы спокойно сказать, что мы нашли общий язык.
– Когда вы в последний раз видели Сорелли? – снова задал вопрос Росси.
– В октябре прошлого года, когда праздновали пятилетие со дня основания интерната "Николай Бобадилья". Я пригласил Сорелли поучаствовать в праздновании в качестве почетного гостя, поскольку его поведение как воспитателя и до сегодняшнего дня служит нам примером.
Росси вопросительно посмотрел на него.
– Николай кто?
– Николай Бобадилья был одним из соратников Игнатия Лойолы, с помощью которых тот основал Общество Иисуса.
– А, так, значит, особо благочестивый человек.
Пауль не смог удержаться от насмешливой улыбки.
– Не совсем. Вообще-то он был настолько непослушен, что Игнатию неоднократно приходилось увещевать его. Но мне показалось, что именно это качество свойственно детям, которым только еще предстоит найти свой путь в жизни. Нельзя обойтись без ошибок, если человек хочет отыскать правильный путь. Это мне однажды объяснил Сорелли, много лет тому назад, когда обнаружил, что я ворую яблоки.
С грустью Пауль вспомнил тот день в конце лета, когда синьор Сарфатти, приветливый торговец фруктами и овощами, приехал в сиротский приют на своем громыхающем пикапе. Сарфатти оставил машину во дворе, а сам пошел сообщить о доставке.
И Пауль увидел корзину, полную светящихся красных яблок, которые, казалось, насмехались над ним. Только одно яблочко, никому не будет от этого вреда, сказал он себе и подбежал к пикапу. Когда он дотянулся до корзины, одно яблоко, будто само по себе, превратилось в три. Пауль поспешно спрятался за сараем для сельхозтехники, чтобы беспрепятственно уничтожить свою добычу. Но другой мальчик, Стефано Армеллини, увидел его и наябедничал на него Сорелли. Сорелли устроил им обоим нагоняй – Паулю за кражу, а Стефано за доносительство. В результате оба стали порядочными людьми. Армеллини, в отличие от Пауля, не присоединился к Обществу Иисуса, но Пауль слышал, что тот поселился в Милане и стал выдающимся педиатром.
Росси хотел задать еще несколько вопросов, но комиссар одним движением руки заставила его замолчать и повернулась к Паулю:
– Брат Кадрель, вы можете как-то объяснить убийство отца Сорелли?
– Нет, не могу.
Она обратилась с тем же вопросом к остальным присутствующим. Однако ответ остался прежним.
– Отец Сорелли был выдающимся членом Общества Иисуса, – заметил его преподобие. – Разве мог его кто-то ненавидеть?
– Возможно, причины ненависти следует искать в его профессиональной деятельности, – предположила Клаудия Бианки. – Разве он не работал на Ватикан?
Финчер подтвердил это и добавил:
– Он руководил раскопками под Ватиканом.
– Вы имеете в виду старые могильники?
И снова Финчер дал утвердительный ответ.
– Как он получил необходимую квалификацию?
– Отец Сорелли был не только специалистом по вопросам религии. Он также изучал археологию, а в дни своей молодости работал в Париже, во Французском египтологическом обществе. – Финчер тихо вздохнул. – Я не могу вспомнить ничего такого, что могло бы объяснить его убийство. Кстати, не могли бы вы рассказать нам детали преступления, комиссар Бианки?
– Они, по меньшей мере, необычны. – Комиссар сунула руку в темно-коричневую кожаную сумку, лежавшую рядом со стулом, достала из нее пакет и положила его на стол. – Это орудие убийства. Может ли кто-нибудь из присутствующих что-то сказать на сей счет?
Пауль одновременно зачарованно и с отвращением посмотрел на кинжал с окровавленным лезвием. Там, где оружие не было запятнано кровью, оно сияло серебром.
Лысая голова адмонитора повернулась к Клаудии Бианки.
– Почему вы задаете этот вопрос нам, комиссар? Вы же не думаете, что один из нас убил отца Сорелли!
– Разве такое могло прийти мне в голову? – Слабо улыбнувшись, комиссар выдержала пронзительный взгляд Мартина. – Я обращаюсь к вам как к экспертам в духовных вопросах и лишь прошу совета, господа. Если вы пристальнее приглядитесь к кинжалу, то с легкостью угадаете в его отделке религиозный мотив.
Пакет переходил из рук в руки, и наконец Мартин сказал:
– Адам и Ева в саду Эдема – сюжет известен даже ребенку. Для этого нет нужды обращаться к экспертам в духовных вопросах, как вы изволили выразиться.
– Возможно, такая нужда все же есть, – возразила ему комиссар, когда оружие снова оказалось перед ней на столе. Она подняла пакет повыше. – Он очень тяжелый, этот кинжал. Экспертиза, вероятно, докажет, что он состоит из чистого серебра. И посмотрите на рукоять, когда я поверну оружие. – Она опустила кинжал острием вниз. – Теперь древо будто бы пронзает Змия. Это вам ни о чем не говорит?
– А о чем это должно нам сказать? – удивился Винченцо Динале. – Образец художественного промысла с религиозным мотивом. Ну и что с того?
– Убитый был священником, – напомнил им Росси.
– И что? – повторил Динале. – Убийца был склонен к черному юмору?
– Мне такой вывод кажется чересчур простым, поверхностным, – возразила ему Клаудия Бианки. – Кинжал слишком дорого стоит, чтобы пользоваться им для глупых шуток. Посмотрите-ка вот на это. – Она нагнулась и выудила из сумки еще кое-что – фотографию, которую положила на темно-коричневую столешницу, чтобы все смогли рассмотреть изображение; на нем было лицо убитого с той странной улыбкой, о которой упомянул Криспи, и числом 666 на лбу.
Для Пауля это оказалось потрясением. Он вспомнил свой кошмар и не мог решить, что хуже: воспоминания о видениях или снимок убитого. Однако мысль о том, чтобы рассказать о своем сне полицейским, он отбросил сразу же. Не потому, что боялся выставить себя на посмешище, а потому, что всерьез решил выяснить, что же означал его сон.
– Число это вам, бесспорно, известно, – заметила комиссар.
– Число Зверя из Откровения Иоанна Богослова, разумеется, – ответил ей Гавальда. – Отец Криспи уже рассказал нам, что убийца изуродовал бедного отца Сорелли, но мы не знаем, что и думать по этому поводу.
– Это число Зверя, который в Откровении Иоанна Богослова также называется "драконом" или "змием", и это символ Сатаны. – Комиссар Бианки по очереди посмотрела в глаза каждому из собравшихся иезуитов. – Этим кинжалом, на котором изображена пронзенная змея, убили Сорелли, и на лбу убитого преступник оставил знак Зверя – Змия. В этом есть какой-то глубинный смысл!
– Откуда вы знаете, что это сделал убийца? – неожиданно произнес Пауль.
– То есть? – раздраженно спросила его Клаудия.
Пауль указал на фото.
– Я имею в виду число зверя. Неужели в этом может быть замешан только убийца? Ведь кто-то другой тоже мог оставить этот знак?
– Теоретически мог, – согласилась Клаудия Бианки. – Но я считаю, это крайне маловероятно. С моей точки зрения, 666 – это ключ к разгадке, оставленный нам убийцей. Если мы разгадаем его смысл, то, вероятно, узнаем и мотив – а возможно, и имя преступника!
Адмонитор сделал неопределенный жест правой рукой.
– Над разгадкой Откровения и числа Зверя ломает голову уже не одно поколение теологов. Если вы хотите таким образом найти убийцу отца Сорелли, то боюсь, ничего у вас не получится, комиссар.
– Посмотрим, – пробормотала Клаудия Бианки и достала из сумки еще один пакет; в нем лежала золотая цепочка с медальоном в форме сердца. – Кому-нибудь из вас знакома эта цепочка? Должно быть, она принадлежала Сорелли. Мы нашли ее недалеко от трупа.
Никто цепочку не узнал.
– А вы, брат Кадрель? – спросила Клаудия Бианки.
– Нет; откуда мне знать?
– Вы, по вашим собственным словам, были хорошо знакомы с Сорелли, общались с ним на протяжении многих лет. В те годы он, должно быть, выглядел вот так.
Она открыла медальон, не доставая его из пакета, и взгляд Пауля упал на обе выцветшие фотографии. На одной из них, без сомнения, был Сорелли, молодой Сорелли, каким он сохранился в памяти Пауля. Но кто эта женщина? Пауль ее не знал, и все же лицо на фотографии необъяснимым образом показалось ему знакомым. Будто много лет назад он видел ее, но с тех пор прошло столько времени, что воспоминаний о ней не сохранилось.
9
Маленькая монастырская келья
Оба лица были молодыми и старыми одновременно, знакомыми и чужими, представляли собой воспоминания О том времени, которое все еще отчетливо стояло у нее перед глазами, но с которым ее больше ничто не связывало.
У нее остались только воспоминания. И этот медальон С двумя фотографиями. Во всяком случае, так она считала уже очень долго – полжизни.
Но теперь, всего час тому назад, она слышала его голос, она говорила с ним! Все это казалось ей нереальным, почти сном. Она не осмелилась сказать ему много, они ей этого не позволили. Но она обрадовалась, что ей вообще позволили поговорить с ним. Скоро она снова увидится с ним, уже скоро!
Это они ей пообещали как плату за то, что она поговорит с ним по телефону.
Хриплое хихиканье вырвалось из ее горла. Вот ведь болваны! Им вовсе не надо было ничего ей обещать. Она была счастлива, так счастлива наконец-то снова слышать его голос.
А если бы он пришел, что бы произошло?
Разумеется, она не могла повернуть время вспять, не могла наверстать упущенные годы. Но она этого и не хотела. Она хотела кое-что узнать, и только он один мог ей это сообщить.