Хотя, должен признать, я привел двух обожаемых мною, невинных людей в совершенно особенное место.
Я был настолько недостоин моей давней любви и недавно обретенного сына, настолько безоговорочно недостоин, что они оба и помыслить не могли.
"И постарайся сделать так, чтобы они никогда в жизни не догадались, потому что, если они узнают, кто ты, чем ты занимался, если увидят кровь на твоих руках, они никогда не оправятся от потрясения, и ты это знаешь".
Мне показалось, я слышу тихий голос где-то совсем близко и отчетливо.
- Это верно. Ни единого слова, способного им повредить.
Я поднял голову и увидел проходившего мимо молодого человека, он прошагал вдоль стены, мимо двери люкса "Амистад", и скрылся из виду. Это был тот самый молодой человек, которого я видел внизу, у дверей фойе: в таком же костюме, как у меня, со светлыми рыжеватыми волосами и тревожным взглядом.
"Я не причиню им вреда!"
- Ты что-то сказал? - спросила Лиона.
- Нет, извини, - прошептал я. - Наверное, я разговаривал сам с собой. Прости.
Я посмотрел на дверь люкса "Амистад". Как мне хотелось выбросить из головы мысли о том убийстве. Игла в шею, умирающий, как будто от сердечного приступа, банкир - казнь проведена так ловко, что никто ничего не заподозрит.
"Ты просто бессердечный тип, Тоби О’Дар, - сказал я себе, - если вот так запросто пытаешься начать новую жизнь на том самом перекрестке, где отнял жизнь у другого".
- Ты куда-то ушел от меня, - мягко произнесла Лиона, улыбаясь.
- Извини, - сказал я. - Столько разных мыслей, столько воспоминаний. - Я взглянул на нее, и мне показалось, будто я вижу ее впервые. Лицо Лионы было таким свежим, таким открытым.
Не успела она ответить, как нас прервали.
По моей просьбе пришел гостиничный гид, и я сказал Тоби, что сейчас он отправится на экскурсию по "катакомбам" и прочим любопытным местам, которых полно в громадном отеле. Тоби был в восторге.
- Когда вернешься, будем обедать, - пообещал я. Хотя, конечно, для них это будет уже ранний ужин, поскольку обедали они в самолете.
И вот настал миг, которого я больше всего боялся и ждал с нетерпением: мы с Лионой остались наедине. Она сняла красный пиджак, ей невероятно шла розовая блузка, я же ощущал всепоглощающее желание быть с нею, и чтобы ничто и никто не мешал нам, включая и ангелов.
В этот момент я приревновал ее даже к собственному сыну, который уже скоро вернется. И еще я так явственно сознавал, что ангелы смотрят на нас, что, кажется, даже покраснел.
- Разве ты сможешь простить меня за то внезапное исчезновение? - вдруг спросил я.
На веранде не было ни одного туриста. Только мы одни сидели за стеклянным столиком, за которым я столько раз сиживал в последнее время. Нас окружали лавандовые герани и фруктовые деревья в кадках, но Лиона была прекраснее всех цветов на свете.
- Никто не винил тебя за то, что ты уехал, - сказала она. - Все знали, что случилось.
- Знали? Откуда они узнали?
- Когда ты не появился на вручении аттестатов, решили, что ты пошел на угол играть. Было несложно выяснить, что ты играл всю ночь до утра, а утром пришел домой и увидел. Ничего удивительного, что после такого потрясения ты просто исчез.
- Просто исчез, - повторил я. - Я даже не был на их похоронах.
- Твой дядя Патрик обо всем позаботился. Кажется, расходы оплатили пожарные, то есть нет, твой отец ведь был полицейским. В общем, кто-то оплатил. Не знаю точно. Я ходила на похороны. Все твои кузены были потрясены. Многие думали, что ты появишься, но никто не удивился, когда ты все-таки не пришел.
- Я сразу сел в самолет до Нью-Йорка, - сказал я. - Забрал лютню, деньги и несколько любимых книг, сел в самолет и больше ни разу не возвращался.
- Я тебя не виню.
- Но как же ты, Лиона? Я ведь даже ни разу не позвонил, чтобы спросить, как ты поживаешь. Ни разу не позвонил, чтобы сказать, куда уехал и чем занимаюсь.
- Знаешь, Тоби, когда женщина вот так теряет рассудок, как потеряла его твоя мать, когда она убивает собственных детей… Я хочу сказать, что в таком состоянии женщина вполне способна убить и взрослого юношу, каким был ты. В квартире у вас находился пистолет. Следователи нашли. Тоби, она ведь могла тебя застрелить! Она совершенно обезумела. Я вообще не думала тогда о себе, Тоби. Я думала только о тебе.
Я долго молчал. Затем наконец проговорил:
- Лиона, все это мне уже неважно. А важно, чтобы ты простила меня за то, что я так и не позвонил. Я пошлю денег дяде Патрику. Я заплачу за похороны. Это несложно. Но важна для меня только ты. Меня интересуешь ты, Тоби и, скажем прямо, мужчины в твоей жизни, а также что из всего этого получится.
- В моей жизни нет мужчин, Тоби, - ответила она. - Во всяком случае, не было, пока не появился ты. И я вовсе не жду, что ты женишься вдруг на матери Тоби. Я привезла сюда Тоби ради тебя и ради него самого.
Жениться на матери Тоби? Если бы я допустил, что подобное возможно, то прямо здесь, на веранде, сию секунду упал бы на колени и умолял ее.
Но я этого не сделал. Я отвернулся, размышляя о десяти годах жизни, растраченных впустую, когда я работал на Хорошего Парня. Размышляя о жизнях, отнятых по требованию "конторы", или "Хороших Парней", или черт его знает кому еще я так лихо и без остатка продал свою восемнадцатилетнюю душу.
- Тоби, ты вовсе не обязан рассказывать мне, чем занимался все эти годы, - внезапно проговорила Лиона. - Вовсе не должен объяснять, какой стала твоя жизнь. У меня не было мужчины, потому что мне не хотелось, чтобы у сына появился отчим, и я твердо решила, что приходящих отчимов у него тоже никогда не будет.
Я кивнул. Я был так благодарен ей за это, что не мог выразить словами.
- У меня тоже не было женщин, - сказал я. - То есть время от времени они случались, наверное, чтобы доказать самому себе, что я все-таки мужчина, но это были просто контакты. Да, именно так: контакты, за которые женщины получали вознаграждение. В том никогда не заключалось ничего… душевного. И никогда не возникало даже подобия душевности.
- Ты всегда был настоящий джентльмен, Тоби. Даже в детстве. Всегда находил для всего вежливые слова.
- Нет, Лиона, это бывало не так уж часто. К тому же невежливые слова придают речи живость, какой не было бы без них.
Лиона засмеялась.
- Никто не рассуждает так, как ты, Тоби, - сказала она. - Я никогда не встречала никого похожего на тебя. Никого, кто хотя бы отдаленно напомнил мне тебя. Я по тебе скучала.
Я понял, что краснею. Я болезненно остро сознавал присутствие Малхии и своего ангела-хранителя, пусть они и невидимы.
Кстати, ведь есть же еще ангел-хранитель Лионы! Боже праведный. На миг мне пригрезилось величественное крылатое существо, возвышающееся у нее за спиной.
По счастью, ничего подобного не материализовалось.
- Ты по-прежнему выглядишь невинным ребенком, - сказала Лиона. - У тебя до сих пор такие глаза, как будто бы ты во всем видишь чудо.
Я? Лис-Счастливчик, наемный убийца?
- Ты никогда не узнаешь, - пробормотал я себе под нос. Я вспомнил, что сказал мне Хороший Парень в ночь нашего знакомства: у меня самые холодные глаза, какие он когда-либо видел.
- Ты немного поправился, - продолжала Лиона, как будто бы только что заметив. - Стал мускулистее, но это очень даже хорошо. В детстве ты был такой тоненький. Но лицо у тебя такое же, как раньше, и волосы столь же густые. По-моему, только стали светлее, наверное, из-за калифорнийского солнца. А глаза иногда кажутся почти синими. - Она отвела взгляд и проговорила негромко: - Ты по-прежнему мой золотой мальчик.
Я улыбнулся. Да, теперь я вспомнил, что она называла меня так, своим золотым мальчиком. Обычно она произносила эти слова шепотом.
В ответ я невнятно пробормотал себе под нос, что не умею принимать комплименты от красивых женщин.
- Расскажи мне о своей учебе, - попросил я.
- Изучаю английскую литературу. Хочу преподавать в колледже. Думаю заниматься Чосером или Шекспиром. Пока еще не решила точно. Мне нравится работать в школе, нравится гораздо больше, чем считает Тоби. Он свысока относится к своим сверстникам. В точности как ты. Считает себя взрослым и общается со взрослыми больше, чем с детьми. Это у него врожденное, как у тебя.
Мы засмеялись, потому что так оно и было. Самый лучший смех на свете, когда ты смеешься в ответ или подводя итог разговору - южане постоянно и с легкостью смеются так.
- Помнишь, в детстве мы оба хотели преподавать в колледже? - продолжала Лиона. - Ты говорил тогда, что если будешь преподавать в колледже, то купишь красивый дом на Палмер-авеню и станешь самым счастливым человеком на свете. Кстати, Тоби ходит в школу Ньюмана, и, если ты вдруг спросишь, он сейчас же скажет, что это лучшая школа в городе.
- Она всегда была лучшей. Иезуиты на втором месте, если сравнивать подготовку к колледжу.
- Ну, некоторые бы с тобой поспорили, кто из них лучше. Дело в том, что Тоби еврей, поэтому он ходит к Ньюману. Я совершенно счастлива, Тоби. Ты вовсе не покинул меня в беде, ты оставил мне настоящее сокровище. Я всегда так считала и считаю до сих пор. - Лиона облокотилась на стол и подалась вперед. Она говорила серьезно, но в то же время совершенно обыденным тоном. - Садясь в самолет, я думала: хочу показать ему сокровище, которое он мне оставил. Хочу, чтобы он понял, что это сокровище может значить для него.
Лиона замолчала. Я тоже ничего не отвечал. Не мог. И она поняла это. Поняла по моим слезам. Я не смог выразить словами всю полноту счастья и любви.