– Мне жаль беспокоить вас, миссис Кучарски, – начал Сэм. – Я надеялся, вы сможете ответить на несколько вопросов о вашем внуке.
– О Теодоре? Вы здесь насчет Теодора? Поздновато, не находите? – с горечью спросила она. – Они позволили ему умереть год назад.
– Кто позволил ему умереть?
– Его так называемые друзья, вот кто. Пустили его за руль после того, как он выпил. И еще эта девчонка. Дочка шефа. Тедди был слишком хорош для нее.
– Они все были в машине в момент аварии.
– Конечно, все, – она заговорила громче. – Но погиб только мой мальчик! Теодор был хорошим польским мальчиком. Он заслуживал лучшего, – ее рука так дрожала, что вода едва не выплеснулась через край поднесенного к губам стакана до того, как старая женщина отхлебнула из него. – Он был всей моей семьей. Если б они были настоящими друзьями, они бы не разрешили ему вести машину…
– Сожалею вашей потере.
Она молчала некоторое время, и Сэм уже хотел принести извинения и удалиться, но едва он собрался встать, как женщина снова заговорила.
– Он любил свою машину. Это все, что ему оставил отец. Когда Петр, мой сын, купил ее, я подумала, что это пустая трата денег. Но он восстановил ее по кусочкам. Занимался любимым делом годами. И Теодор очень заботился о ней, пока…
– Это был ужасный несчастный случай.
– Для Теодора ужасный, – поправила она. – Его так называемым друзьям хоть бы хны.
– Я так понимаю, травмы получили все.
Женщина, насмешливо фыркнув, отмахнулась:
– Травмы? Так, мелкие неудобства. И они легко отделались. У девчонки связи – еще бы, с отцом-шефом полиции. К ней особое отношение. А мальчики…
– А вы в курсе, что Стив Буллингер и Тони Лакоста оба мертвы?
– Что? Мертвы? – нахмурилась она. – Откуда мне было знать? Я не читаю газеты, а новости по телевизору так расстраивают. С чего бы мне их смотреть?
– Они оба погибли под колесами автомобиля. Водитель скрылся.
– Ха! Только представьте! – она покачала головой. – Как в том старом кино – "Почтальон всегда звонит дважды". Может, они тоже должны были умереть в аварии, убившей моего Теодора? Как там говорят? Жить взаймы?
– Их сбила одна и та же машина. Тони прошлым вечером, Стива днем раньше.
– Что? Думаете, я их сбила? Я больше не вожу машину. Сажусь на автобус или прошу подвезти.
– Странность в том, – Сэм подался вперед, наблюдая за ее реакцией, – что машина – "Чарджер" шестьдесят восьмого. Красный с белой полосой на капоте.
Женщина снова нахмурилась, на этот раз озадаченно:
– Машина Теодора?
– Точно такая же.
– Быть такого не может. Машина на куски развалилась. Ржавеет на свалке. Я собственными глазами видела. Хотела забрать ее, но она… всмятку. Ее не восстановить.
– Не вспомните кого-нибудь, кто бы хотел отомстить?
– Я была его единственной семьей, – возразила женщина. – И я не в том состоянии, чтобы переехать кучку мелких хулиганов.
– Другие друзья?
– Он повернулся на этих троих. Не было больше никого. Я единственная, кому не все равно, что Теодор умер.
– Люси Куинн очень даже не все равно.
– Уверена, что именно это она и твердит направо и налево, – пренебрежительно парировала женщина. – Хочет, чтобы ей сочувствовали.
На нее напал припадок кашля, и бледное морщинистое лицо сделалось свекольно-красным. Сэм начал было подниматься, но она отмахнулась и отхлебнула воды.
Сэм опустился на стул, потянулся к фотографии на столе и развернул ее к себе: женщина с седеющими волосами улыбается рядом с мальчиком-подростком, наряженным в рубашку с галстуком, перед церковью.
– Это вы с Теодором? – удивился Сэм.
– Конечно.
– А когда фотографировали?
– Примерно… года полтора назад. Эта девчонка фотографировала. Подлизаться хотела. Но Теодор получился хорошо.
– Да, – медленно проговорил Сэм, отставив фото. – Да, хорошо…
Он бы в жизни не сказал, что женщина на фотографии и перед ним – один и тот же человек. Трагедии, болезни и стресс имеют обыкновение старить людей, но в этом случае эффект был невероятный. За полтора года Ольга Кучарски словно постарела на четверть века. Сэму кое-что пришло в голову, но он решил подойти к делу деликатно.
– Какие у вас были отношения с Теодором?
– Хорошие, – гордо отозвалась она. – Мы были одной семьей. Единственной семьей друг для друга. Мы заботились друг о друге.
– То есть, вы следили, чтобы он ходил в школу, делал уроки, достаточно спал…
– Разумеется.
– А он следил, чтобы вы заботились о себе.
– Естественно. Я иногда бываю забывчивой. Он напоминал мне принимать лекарство.
– Точно, – подтвердил Сэм. – Члены семьи заботятся друг о друге.
– Так и есть, – кивнула она. – У вас есть семья?
– Брат.
– Тогда вы понимаете.
Сэм согласно наклонил голову:
– Наверное, Теодор следил за тем, чтобы вы регулярно посещали врача.
– Разумеется. Он бы отвез меня куда угодно.
– Но сейчас вам приходится самой обо всем помнить, – заключил Сэм. – Когда вы в последний раз были у своего доктора?
– Я перестала ходить к доктору, – с горьким смешком отозвалась женщина. – Без Тедди мне уже все равно. Кому есть дело до одинокой старухи?
– У вас тут должны быть друзья. Соседи.
– Это не то же самое, – она снова отмахнулась. – И потом, единственного доктора, который мне нужен, я вижу каждую ночь.
– Простите?
– Хех! Ладно, пойдемте. Я вам покажу.
Сэм снова предложил хозяйке дома помощь, когда она тяжело поднималась со стула, и она снова отказалась. Оказавшись на ногах, она замерла, чтобы перевести дыхание и отпить еще глоток. Громко, почти с присвистом дыша, женщина снова прошла по узкому коридору. Но, не дойдя до двери, она свернула в темную гостиную с большим телевизором, вытертым диваном в зеленую клеточку за маленьким журнальным столиком и старым креслом-качалкой с салфеточкой у изголовья. Кресло-качалка стояло перед телевизором, а на столике размещались лампа, пульт и сложенная газета с программкой.
– Я неважно сплю, – пояснила женщина. – С тех пор, когда умер Теодор. Ворочаюсь в постели, потом прихожу сюда и смотрю телевизор, пока не задремлю. Он включен допоздна, когда я не могу уснуть.
Ольга Кучарски направилась к телевизору, а взгляд Сэма блуждал по стенам, на которых висело больше двух десятков фото Теодора Кучарски. По ним можно было проследить, как парнишка рос с младенчества до старшей школы. Наверное, большая часть фотографий попала на стену уже после смерти ее внука, сделав комнату храмом, в котором каждая фотография помогала женщине вспомнить, каким был Теодор в том или ином возрасте. На телевизоре между двумя вазами с цветами стояла еще одна фотография. Цветы были той же степени свежести, что и в букете на кухне.
"Наверное, она каждую неделю приносит свежие цветы из супермаркета".
Картина напомнила ему о пожаре на швейной фабрике, мемориале и всеобщей скорби, которую разделял весь город. Но здесь, в этом доме, Ольга Кучарски сражалась со своим горем в одиночестве.
– Начала его каждую ночь смотреть. Привычка. Он теперь мне как старый друг. Причем из нашего города. Я его встретила как-то в прокате около торгового центра. Вот откуда у меня это, – она указала на стену над телевизором, а точнее, на фотографию восемь на десять.
Эта фотография оказалась единственной в комнате, на которой был изображен не ее внук. Сэм подошел поближе, чтобы рассмотреть глянцевый рекламный снимок: мужчина, обряженный безумным ученым. Ему было, вероятно, за шестьдесят, хотя грим а-ля зомби мешал разглядеть наверняка: вздыбленные белые волосы, широко распахнутые глаза, длинный лабораторный халат, заляпанный искусственной кровью. В одной руке он держал колбу, наполненную зеленой светящейся жидкостью, испускающей струйки белого дыма, а другой указывал на невероятную мешанину, будто объявляя миру, что совершил какой-то сумасшедший прорыв. Эдакий момент "Эврика!" из второсортного фильма.
– Он тоже поляк, – прокомментировала миссис Кучарски. – Я попросила подписаться настоящим именем – "Йозеф Вичорек". Я знаю это имя из газеты. А народ по большей части знает его по телевизионному псевдониму. С тех пор, как погиб Теодор, это единственный, так сказать, доктор, который мне нужен.
Сэм посмотрел на нижнюю половину фотографии, где имя персонажа, которого играл Вичорек, было подписано алыми подтекающими буквами.
ГЛАВА 21
– Доктор Ужас? – переспросил Дин. – Серьезно?
– Ну, это ведь не настоящее его имя, – пояснила Карлин Филлипс.
Она стояла рядом с Дином в маленькой комнате отдыха по другую сторону кофейного автомата и прихлебывала из своего стакана так невозмутимо, будто кофе не прожигал дыру в ее желудке. Дину повезло не так сильно: напиток был дрянью редкостной.
– Я читала как-то раз, как его зовут. Сложно произнести и запомнить.
Джеффрис улыбнулся:
– А Доктор Зло так от зубов и отлетает.
– А "Театр кошмаров" хоть настоящий?
– Разумеется. Его уже пару лет показывают. Крутят ужастики поздно вечером, старые в большинстве своем, а Доктор Зло комментирует в перерывах.
– И он живет в городе?
– Да, но его не узнать без прикида под сумасшедшего ученого и ужастикового грима.
Дин бросил взгляд на установленный на съемной металлической подставке телевизор в углу:
– Программа передач есть?
– Разумеется, – ответила Филлипс. – Вон он. На микроволновке. Но передача не сейчас идет.