- Давайте же посмотрим на игровое поле, я думаю, игрок уже готов к показательному выступлению.
- Вы слышите, как на трибунах скандируют имя нашего игрока?
- Ну что же пожелаем Сергею удачи, а наш сегодняшний спонсор…
Усилием воли Сергей заставил себя прекратить смех.
Пора!
- Наверно будет немного больно, а как думаешь ты?
- Ну, разве что совсем немного…
Сергей поднял здоровую ногу, на секунду перенеся вес на сломанную. В глазах потемнело, боль прошла радугой, соединив ярость бытия и смертельную усталость забвения, оставив маленькие искорки на периферии сознания, где-то там, за границей восприятия. Нащупав носком следующую скобу, он рывком подтянулся руками, и послал тело вверх, отталкиваясь здоровой ногой от скобы. На секунду, потеряв опору, он беспомощно зашарил руками, по земле, пока не ухватился за кромку кольца.
- Посмотрите, он сделал это!
Болельщики дико взвыли в пароксизме восторга. Живая волна пошла по кругу, разбрасываясь орешками и попкорном.
- Сергей! Сергей!
Сергей улыбнулся, чувствуя, что взмывает куда-то к небесам…
- Села птичка на песок, клювом вымыла носок, чистит свои перышки, и летит к Сереженьке…
- Мама, а почему папа не приходит?
- Папа сейчас далеко, но он обязательно приедет…
- Правда, ты обещаешь?
- Ну, конечно же, малыш. Спи.
Сон, ласковая дрема, и тихий звук открываемой дверцы…
Сергей стоял, прижавшись к стене колодца, расставив локти в стороны, положив ладони на промерзшую землю, которая теперь была на уровне подбородка.
Осталась одна скоба.
Чуть повернув голову вбок, он увидел дом. Окна нужной квартиры светились ровным светом, в котором чувствовалось до боли родное, непостижимое тепло. Слезы катились по щекам Сергея, замерзая кристалликами льда на ресницах. Он плакал, радуясь тому, что обрел свет, покинув злобную тьму колодца.
Сергей уперся в землю локтями, и приготовился оттолкнуться здоровой ногой. В груди что-то щелкнуло, и Сергей, с ужасом, понял, что ползет назад, в бездонную пасть проклятой норы, в алчное чрево колодца.
- Сереженька! Не задерживайся, я жду тебя здесь, внизу.
Тихий каркающий голос, который раздался из колодца, заставил поджать пальцы. Он потихоньку сползал назад, хватая пальцами землю, срывая ногти.
- Сережа, Сереженька…
Стиснув зубы, не обращая на боль в подбородке, Сергей подтянулся на руках, чувствуя, что мир сдвинулся, и начал рассыпаться, опадая вниз разноцветными фрагментами головоломки. Нащупав скобу, он оттолкнулся, и преклонился через край колодца. В грудь, словно залили ведро царской водки. Опаленная плоть, задымилась, отваливаясь кусками. Сергей лежал на земле, прижавшись к ней щекой, ощущая каждую неровность, покрытой наледью поверхности.
- Ну а ты когда нибудь делал это?
- Да сто раз!
- А это не больно?
- Не.
- А может быть не надо? Давай в следующий раз.
- Да не бойся, все будет нормально, вот увидишь…
- Я боюсь…
- Не бойся, сейчас, подожди…
- Ой, мамочка…
- А…
Сергей изогнулся дугой и погреб руками, пытаясь вытащить нижнюю часть туловища из колодца. Сломанная нога отозвалась острыми всплесками боли, словно в кость завинчивали шуруп. Охнув, Сергей перевалился через край, и пополз, оставляя позади разочарованную утробу колодца. С трудом перекатился на бок. Холод укутал его пеленой, укачивая, убаюкивая, приглашая в свою ледяную спальню. Большие белые мухи накрыли теплой простыней. По телу разлилось приятное тепло…
- Сережа, Сереженька…
Простыня, мокрая от пота. Тяжелое дыхание. Циферблат часов, показывающих полночь. Жена, проснувшись, обнимает тебя, и ласково шепчет на ухо, как когда-то мама:
- Сереж, это просто сон, все хорошо…
Ты идешь на кухню, выпить воды, и некоторое время стоишь у окна. Ты смотришь во двор, и вместо заросшего сада видишь детскую площадку, на которой однажды, под Новый Год, тебя, обмороженного, с переломанными костями, нашла компания подвыпивших гуляк. Ты уже почти вырвался из оков бытия, когда они, сначала, не разобрав, пытались уговорить тебя присоединиться к ним, но потом все же кое-как дотянули до дома…
Ты не видел, как побледнела жена, когда тебя, чуть живого, занесли в квартиру. Скорая везла тебя по заснеженным улицам города, и Надежда сидела рядом с тобой, держа за руку, уговаривая потерпеть хоть немного.
Недели, проведенные в постели. Жена и ее родители, которые приходили навестить тебя. Пелена боли, которая накрывала с головой, гипс и острые иглы шприцов - все это осталось с тобой, нашло место в памяти. Ты не слышал, как стонал, когда лежал на операционном столе…
Зато теперь, почти каждую ночь, ты слышишь голос, который остался на дне глубокого колодца.
- Сереженька…
Старый голос, зовущий назад во тьму под землей.
Ты будешь долго слышать этот голос, просыпаясь ночами. Ты будешь лежать в кровати, и слушать чей-то шепот, который рассказывает о том, как хорошо там, внизу. И каждый вечер, лежа без сна, ты будешь вслушиваться в ночную тишину, надеясь, что не услышишь, как тихонько скрипит, открываясь, маленькая дверца чулана, и приближаются чьи-то шаги. Ни за что на свете ты не хочешь слышать, как острые когти царапают пол, под тяжелое, смрадное дыхание, и глухое хихиканье твари, которая хочет забрать тебя к себе - на дно холодного, темного колодца.
Так было, так есть, и кто знает, будет ли впредь.
Сергей раскрыл глаза, возвращаясь назад, в уютный покой спальни - впереди целая ночь, быть может, кому-то она покажется бесконечной…
12. Зимний сон (окончание)
Марии Сергеевне снился сон. В нем она снова была маленькой девочкой, и гуляла по лесу. Она собирала ягоды, которые в изобилии водились на заросших осокой полянках. Корзинка уже наполовину наполнилась сладкими ягодами, и девочка Маша побежала, радостно припрыгивая, по извилистой лесной тропке.
Бежать было недалеко. Тропинка вела домой. Сосны-великаны уносились вверх огромными мачтами, их густая хвоя с трудом пропускала солнечные лучи, и поэтому мягкий полусумрак царил повсюду.
Маша крепко сжимала корзинку. Еще два поворота и она окажется дома, в месте, где будет в безопасности. Как только мысли о доме проникли в ее голову, девочка Маша застыла как вкопанная.
Словно пелена упала с глаз, и Маша поняла, что находится в лесу, совершенно одна. И возможно, где-то в сумраке леса, чьи-то глаза горят огоньками, с жадностью наблюдая за ней, готовясь приблизиться, чтобы…
(Причастить тебя, крошка, провести тебя на ту сторону детства…)
…разорвать на куски доверчивую детскую плоть, вонзить когти и зубы в теплое детское мясо.
- Не бежать, главное не бежать… - Маша шептала себе под нос, тем не менее, ускоряя шаг.
(Какая же длинная эта тропинка, и совсем, ну совсем, не желает заканчиваться!)
Маша уже почти бежала. Ее тяжелому дыханию вторили, шорох хвои под ногами и звуки ломающихся вдали веточек. Чудовище, что поджидало ее, теперь приближалось, круша и ломая все на своем пути, разбрасывая в стороны сломанные ветви, вырывая своими когтями, куски слежавшейся хвои, ломая нежные шляпки грибов.
(Оно уже совсем близко, Маша, и если ты сейчас не поторопишься, ох, если не поторопишься…)
Ей стало очень страшно. Она чувствовала на спине горячее дыхание, еще немного и…
Хвойный лес закончился. Тропинка вела дальше, в дубовую рощу, где было намного темнее. Но Маша знала, что она уже почти на месте. Роща совсем не большая, и тропинка закончится у старинных кованых ворот, с острыми пиками, торчащими вверх.
Она пробежала мимо старого дуба. Кто-то давно вырезал на нем строгий, суровый лик, неизвестного божества. Тяжелый взгляд преследовал девочку. Густые брови хмурились, словно божество было недовольно Машей.
(Ты дрянная, дрянная, дрянная девчонка…)
Маша добежала до ворот и оглянулась. Существо догоняло ее, в сумраке леса было слышно его утробное ворчанье.
Со скрипом ворота разошлись, впуская Машу. Она закрыла их, как послушная девочка, и не торопясь, пошла к дому. Теперь она была в безопасности. Существо осталось там за воротами (оно же не посмеет забраться внутрь, правда?), и можно не торопиться.
Маша прошла по выложенной красным кирпичом дорожке. По обе стороны дорожки садовник разбил клумбы с цветами. Алые розы тянулись к небу, слегка покачиваясь на ветру, словно живые. Острые шипы отпугивали желающих безнаказанно воспользоваться их красотой, чтобы оставить умирать в вазе срезанные цветы.
Вдоль дорожки стояли чугунные столбы с фонарями, сделанными в виде маленьких теремков. Вечерело, и по мере приближения к очередному фонарю он вспыхивал с тихим треском, освещаясь неровным зеленоватым светом.
Далее тропинка раздваивалась, огибая небольшой фонтанчик. Изо рта, стоящей на плавниках рыбины, уходила ввысь высокая журчащая струя. Маша заглянула в фонтан - на дне кто-то рассыпал множество монет. Некоторые из них позеленели, словно лежали там целую вечность. Маша пожалела, что у нее нет монетки, чтобы бросить в фонтанчик.
(Хей, детка, если хочешь вернуться, если действительно хочешь, нужно бросить монетку…)
Маша обошла фонтан, и пошла дальше по дорожке, которая вновь соединилась, чтобы довести ее до самого дома. Дорожка оборвалась крыльцом, аккуратно обложенным белой плиткой. Она поднялась по ступенькам и остановилась перед огромной дубовой дверью, с бронзовой ручкой, сделанной в виде оскалившейся пасти неизвестного зверя. Прямо из пасти свисало медное кольцо.
(А ты стукни колечком, дверь и откроется…)