На этой встрече прежде всего говорили об отправке букета на похороны О'Доннелла, когда их организует семья. Тим без звука согласился заплатить за цветы.
Затем один молодой человек встал и принялся излагать способы, которые позволят надежно защититься от малого народа; среди этих способов были соль, гвозди в подошвах и надевание белья наизнанку.
Последовал обмен вопросами и ответами. Я наконец не выдержала:
- Вы говорите так, словно весь малый народ одинаков. Я знаю, что среди них есть такие, которые не боятся железа, а обитателям моря, вроде селки, не страшна соль.
Выступавший, рослый молодой человек, улыбнулся и ответил с гораздо большим жаром, чем во время самого выступления:
- Вы, конечно, правы. Отчасти проблема в том, что, как мы знаем, некоторые истории о малом народе перевраны до неузнаваемости. А сам малый народ не торопится рассказывать нам о себе: процесс их регистрации - это насмешка. О'Доннелл, у которого был доступ ко всем регистрационным документам в резервации, говорил, что точно знает: один из трех, отвечая, кто он есть, лгал. Мы по-прежнему стараемся просеять этот мусор, чтобы найти золото.
- Мне казалось, малый народ не может лгать, - сказала я.
Он пожал плечами.
- Вот уж не знаю.
Заговорил Тим.
- Многие из них, заполняя документы, использовали слова, звучащие по-гаэльски и по-немецки. Если я скажу о себе, что я хеерсберкер, то не солгу, поскольку только что придумал это слово. А по договору об устройстве резерваций нельзя при оформлении задавать никакие уточняющие вопросы.
К концу встречи я была убеждена, что никто из этих ребят не имеет отношения ни к убийственному разгулу О'Доннелла, ни к последующему убийству самого О'Доннелла. Я никогда раньше не посещала собрания групп ненавистников: полуиндианка и не совсем человек, я везде была бы не ко двору. Но я не ожидала такого накала страстей, словно в шахматном клубе. Ну ладно, гораздо меньшего, чем в шахматном клубе.
Я даже была согласна с большей частью того, что они говорили. Кое-кто из малого народа мне нравится, но я знаю достаточно, чтобы опасаться этого народа в целом. Трудно винить этих ребят, если они не верят политикам и спичрайтерам. Как сказал мне Тим, для этого достаточно прочесть истории о малом народе.
После встречи Тим проводил меня до машины.
- Спасибо, что пришла, - сказал он, открывая для меня дверцу. - Ну, что скажешь?
Я напряженно улыбнулась, чтобы скрыть недовольство тем, что он взялся за мою дверцу раньше меня. Хотя Сэмюэль и Адам, оба продукты более раннего воспитания, открывали для меня дверцу и меня это не беспокоило.
Но я не хотела его обижать, поэтому сказала только:
- Твои друзья мне понравились… и, надеюсь, ты неправ относительно того, что малый народ представляет угрозу.
- Ты ведь не считаешь нас невеждами, бегающими с криком "Небо падает"?
- Похоже на цитату.
Он чуть улыбнулся.
- Прямо из "Геральд".
- Ого! Нет, не считаю.
Я наклонилась, садясь в машину, и увидела, что дорожный посох вернулся, лежит на двух передних сиденьях. Мне пришлось сдвинуть его, чтобы сесть.
Сдвинув посох, я посмотрела на Тима, но он его как будто не узнал. Может, О'Доннелл не показывал его во время встреч "Светлого будущего", а может, и сам посох не показывался. И Тим не заметил ничего необычного в том, что у человека, который ездит в машине, на сиденьях лежит палка для ходьбы. Люди вообще считают механиков "фольксвагенов" странными.
- Послушай, - сказал он, - у меня тут нашлось время поработать над артуровскими легендами, после нашего разговора я почитал де Труа и Мэлори. И… может, поужинаешь со мной завтра?
Тим хороший человек. Можно не беспокоиться о том, что он попробует подчинить меня с помощью какой-нибудь магии вервольфов и вообще контролировать. Он никогда не разъярится и не вцепится собеседнику в горло. Не убьет двух невинных жертв, чтобы защитить меня от ненависти госпожи вампиров. Стефана с того случая я не видела, но я не вижу вампиров месяцами.
На короткое мгновение я подумала, как хорошо было бы встречаться с нормальным человеком, таким, как Тим.
Конечно, остается небольшая проблема - сказать ему, кто я. И сообщить незначительный факт, что я вовсе не стремлюсь оказаться в его постели.
Но главное, конечно, то, что я почти влюблена в Адама, хотя он меня и пугает.
- Прости, нет, - сказала я, качая головой. - У меня только что закончились отношения. И я не готова начинать новые.
Его улыбка стала шире и казалась болезненной.
- Как ни странно, я тоже. Мы встречались три года. Я отправился в Сиэтл покупать кольцо. Положил кольцо в карман, отвел ее в наш любимый ресторан, и тут она мне сказала, что через две недели выходит замуж за своего босса. И уверена, что я пойму.
- Ой! - сочувственно сказала я.
- Она вышла замуж в июне, прошло уже несколько месяцев, но я все еще не готов снова начать отношения.
Очевидно, устав стоять согнувшись, он сел рядом с машиной на корточки, так что его голова оказалась чуть ниже моей. Протянув руку, он коснулся моего плеча. На пальце было простое серебряное кольцо с поцарапанной, стертой поверхностью. Я удивилась: он не был похож на человека, носящего кольца.
- Так зачем приглашать меня на ужин? - спросила я.
- Потому что я не собираюсь становиться отшельником. В смысле: "Не позволяй ублюдкам править тобой". Так почему бы нам не поесть вместе и не поговорить? Никаких обязательств, и я не собираюсь завершить встречу в постели. Только разговор. Ты, я и "Le Morte d'Arthur". - Он криво улыбнулся. - И добавочный бонус: я учился на разных кулинарных курсах.
Еще один вечер разговоров о создателях артурианы и средних веках - звучит забавно. Я открыла рот, собираясь согласиться, но ничего не сказала: нечего глупить.
- Как насчет семи тридцати? - продолжал он. - Я знаю, это поздно, но до шести у меня занятия, а я хотел бы к твоему приходу приготовить ужин.
Он встал, закрыл дверцу, похлопал по ней и направился к дому.
Неужели я согласилась на свидание с ним?
Ошеломленная, я тронулась с места и направилась по автостраде домой. Я думала обо всем, что следовало бы сказать. Позвоню ему, как только вернусь и разыщу номер. Спасибо, но нет.
Мой отказ обидит его, но если пойти, может быть еще хуже. Адаму не понравится, что я ужинаю с Тимом. Совсем не понравится.
Проехав поворот на "Торговый центр Колумбия", я поняла, что за мной едет машина Эйдена Файдела. Он отъехал от дома Тима одновременно со мной - как и еще трое. Я заметила его только потому, что он ездит на "Порше 911", широкой машине, какую мне всегда хотелось, хотя ярко-желтому цвету я предпочла бы черный или красный (пусть это и более обычно). Кто-то в городе водит лиловую - у меня от нее слюнки текут.
Мимо прошел "бьюик", и в свете моих фар стала видна наклейка на бампере: "Некоторые подобны слинки: Ни на что не годны, но я все равно улыбаюсь, когда вижу, как они спускаются по лестнице".
Я улыбнулась и перестала думать об оказавшемся за мной "порше". Файдел, вероятно, живет в Кенневике и сейчас просто едет домой.
Но вскоре вернулось ощущение, что меня преследуют: я это чувствовала затылком. Файдел по-прежнему висел у меня на хвосте.
Файдел - из малого народа, но главная у них доктор Олтман, а она знает, что нападение на меня не сойдет им с рук. У меня нет причин нервничать.
Можно позвонить дядюшке Майку - если он не разделяет мнение Зи и ответит на мой звонок.
Дядюшка Майк может сказать, действительно ли я попусту впала в панику из-за Файдела. Я достала телефон, раскрыла его, но огонька не увидела. Экран телефона оставался темным. Должно быть, забыла зарядить.
Рискуя получить штраф за превышение скорости, я повела "кролика" быстрей. Ограничение скорости здесь пятьдесят пять миль, и полиция часто патрулирует шоссе, так что движение практически идет на шестидесяти или около того. И с облегчением вздохнула, когда фары Файдела исчезли за каким-то минивэном.
Автострада вывела меня на Канал-стрит, и я сбросила скорость до городской. Должно быть, сегодня мой вечер глупостей.
Вначале приняла приглашение поужинать с Тимом - по крайней мере не отказалась. Потом запаниковала, увидев машину Файдела. Черт побери!
Я хорошо знала, что приглашение Тима принимать не следует. Каким бы славным ни был разговор, он не стоит неприятностей с Адамом. Нужно было сразу же отказать. Теперь сделать это будет труднее.
Странно, но не мысль о нраве Адама приводила меня в отчаяние - зная, что он по той или иной причине рассердитш, я обычно специально выводила его из равновесия. Провоцировала его при каждой возможности. Что-то в нем, когда он сердится и становится опасен, зажигает мою кровь. Кажется, с моим инстинктом выживания что-то неладно.
Если я отправлюсь к Тиму домой на ужин вдвоем (а что бы ни говорил Тим, ужин вдвоем - это свидание), Адаму будет больно. Гнев - это в порядке вещей, но делать Адаму больно я не хотела.
На Ващингтон-стрит горел красный свет. Я остановилась возле грузовика с двумя двигателями. Мы ждали, когда проедет несуществующий поток машин; мой "кролик" дрожал: рядом работал мощный мотор грузовика. Мы поехали; я обогнала грузовик и посмотрела в зеркало заднего обзора, прежде чем перейти в правую полосу, а потом свернуть на Кемикал-драйв. Грузовик отстал, и сразу за ним я увидела "порше": машина блестела в уличных огнях, как лютик.