Или, если ее не присвоит кто-нибудь другой! Мне оставалось до моста каких-то метров тридцать, утка как раз заплыла по него, когда из-за ближайшей опоры появилась черная приземистая фигурка. Если бы не мелькнувший в последнее мгновение своеобразный плоский хвост, я бы подумал, что это либо собака, либо огромных размеров кошка. Но такой хвост мог принадлежать только бобру. Уже нажимая на спусковой крючок, я пожалел, что делаю это. Тем не менее, выстрел прозвучал, в тот момент, когда бобер прыгнул в воду. Когда я через пару секунд оказался под мостом то увидел лишь расплывающееся по поверхности багровое пятно.
- Ты чего, решил свою утку в дуршлаг превратить? - раздался сверху голос Сергеича.
- Да нет. По бобру сдуру стрельнул, а он сразу ко дну пошел, - объяснил я приятелю, спустившемуся с моста.
- Откуда здесь бобрам взяться?
- Да мало ли откуда… Охота-то на них закрыта, вот и расплодились…
- А зачем загубил зверюгу, если знал, что если утонет, его все равно достать не получится?
- Говорю же - в азарте выстрелил! - отмахнулся я.
- Бывает, - сразу прекратил досаждать Сергеич. - А я, погляди, какого крякового завалил!
Он скинул с плеч рюкзачок и предоставил мне на обозрение красавца-селезня:
- И по такому делу я предлагаю…
- Да я-то как раз двумя руками - за, - согласился я, не дожидаясь окончания недвусмысленной фразы. - Но не будем же мы под мостом твой успех отмечать! Тем более, я еще свою утку не достал.
- Так чего же ты ее не достаешь?! - справедливо взмутился приятель.
- Да вот, тебя ждал, чтобы помог, - слукавил я. - Подержи ружьишко, пока я спиннинг соберу.
Тем временем утку унесло за очередной поворот, добежав до которого, я увидел, что ее вот-вот вновь прибьет к противоположному берегу и затопленным кустам, в которых она могла бы застрять окончательно. Я стал забрасывать блесну, рассчитывая, чтобы, упав за утку, она при подмотке зацепила ее тройником за крыло или шею. Уже третий заброс оказался удачным, и я, потихоньку вращая катушку, стал подтаскивать к своему берегу забагренную птицу.
Но вдруг вода под ней всколыхнулась, неясная тень поднялась из глубины и взрывом вырвалась на поверхность. Леска моего спиннинга натянулась, еще пару секунд удерживала пропавшую с глаз утку и лопнула с громким щелчком. Еще мгновением раньше я успел почувствовать что-то похожее на передавшийся мне через леску, спиннинг и руки озарение или импульс. В голове словно обозначилось понятие, смысл которого был: "Не твое, не получишь, не отдам…"
- Что, блесну оборвал? - спросил подошедший Сергеич, увидев свисающий с кончика спиннинга обрывок лески.
- Оборвали. Вместе с уткой оборвали.
- Ну, да, - усмехнулся приятель. - Скажи еще, что это твой бобер оборвал.
Я вопросительно посмотрел на Сергеича, собрался сообщить ему, что, возможно, он совершенно прав, но вместо этого лишь сказал:
- Ладно, уж, давай свою водку, а то у меня ноги совсем задубели…
- А утка-то где? Что, доставать не собираешься? - недоверчиво спросил Сергеич, возвращая мне ружье и скидывая с плеч рюкзак.
- В кусты под тем берегом занесло, - выдал я более правдоподобную версию. - Доставать ее - только время терять. Лучше других пойдем искать. Но сначала выпьем. А то - ноги мои, ноги…
* * *
Говорят, чтобы не страдать от холода, надо в первую очередь держать в тепле ноги. Но вода быстрой, родниковой Истры даже летом никогда не была теплой. Купание в ней обычно заканчивалось, едва успев начаться. Сейчас, судя по окоченевшим ногам, мое купание сильно затянулось. Вернее, не купание, а нахождение в воде. Вынужденное. Очнувшись после соприкосновения моей головы с упавшей ивой, я испытал нечто вроде шока. И было от чего.
Во-первых, я находился на не берегу любимой речушки, а в какой-то не то огромной норе, не то в маленькой пещерке, наполовину заполненной водой. Свет в пещерку проникал, сквозь щель между отвесным берегом и наполовину обрушившейся площадки, на которой я недавно сидел и под которой теперь оказался, и также через неширокую полосу между водой и противоположной стороной площадки. Во-вторых, кисти моих рук оказались кем-то вставлены в расщелины двух толстых веток торчащих из воды по бокам от меня. При этом вода чуть-чуть не доходила мне до паха. В-третьих, в пещерке я был не один. Напротив меня, точно в таком же полуподвешенном положении находилась девушка в фате - та самая невеста… И, в-четвертых, я различил в сумерках, слева и справа от нее две уставившиеся на меня морды. Одна из которых принадлежала не иначе как тому самому жениху, вторая, хоть и мало чем от нее отличалась, но все-таки была не человеческой а бобровой! И в зубах у этой бобровой морды был букет цветов, завернутых в серебристую обертку.
Мне часто снятся сны, и не всегда радужные, бывают и неприятные, и страшные, и кошмарные. И бывало, что когда кошмарный сон подходил к своей кульминации, я, отказываясь в него верить, заставлял себя проснуться, и… просыпался!
Сейчас я попытался проделать то же самое, то есть зажмурился и замотал головой, приказывая себе проснуться…
- Вот мы и встретились, охотничек за ценным мехом! - прозвучало над моим ухом.
- Что происходит? - открыв глаза, хрипло выдавил я.
- У меня сегодня свадьба, - сообщил жених. - Все, как у людей. Гости, невеста в свадебном платье, первая брачная ночь… Должна была бы быть…
- Какого черта вы меня здесь держите? - мне совершенно не было дела до чьей-то там свадьбы. - У меня ноги замерзли!
- Могла бы быть. Первая брачная ночь, - никак не отреагировал на мои крики жених. - Если бы не тот твой выстрел…
- Какой выстрел?! Я на рыбалку приехал!! Отпускай, давай! - Я рванулся, но только причинил рукам боль. - И девушку отпустите! Она вон тоже…
Перед моими глазами вдруг возник мосток и на нем то, что осталось от невестиной ноги.
- Она же… Ты же у нее ногу… отгрыз?
- Это чтобы привлечь твое внимание, пока моя бобриха доканчивала дело с деревом…
Бобриха вытащила лапами изо рта букет и, показав огромные зубищи, издала то самое "хрум-хрум-хрум".
- Нога деревянная была, - подала голос невеста. - Протез.
Я вновь замотал головой в надежде проснуться. Но какой там сон! Стал бы я спать, будучи погруженным в холоднющую воду, да еще в обществе говорящих бобров и невесты с отгрызенной ногой!
- А ты с ним, поди, целовалась? - задал я глупейший в подобной ситуации вопрос.
- Я не знала…
- Что там было знать?! - перебил невесту жених. - Кому она, одноногая нужна? Она и мне не нужна. А вот тебе…
- Да что здесь происходи-то, в конце концов! - вновь перешел я на крик.
- Кричать - бесполезно! - спокойно сообщил жених-бобер. - Ты, охотничек, себе по-другому помочь сможешь. И себе, и девушке, и моей бобрихе…
- Как - по-другому?
- Как? - переспросил он и замолчал, будто размышляя над собственным ответом. - А вот послушай.
Своим выстрелом тогда, в ноябре, ты мог прервать одну из ветвей рода бобров. Моего рода, который населяет эти места многие сотни лет, и который так и не был истреблен людьми даже в самые голодные времена…
- Уверен, что мне все это не снится, - не выдержал я его монотонного повествования. - Но почему ты разговариваешь? Причем, разговариваешь точно так же, как и я, с той же интонацией… Ты - мутант, да?
- Я - результат вмешательства человека в жизнь бобра.
- То есть, человек научил тебя говорить…
- Научил говорить? - мне показалось, что бобер усмехнулся. - Он сделал гораздо большее! Он образовал новую бобровую ветвь, потомком которой я и являюсь, и которую ты почти оборвал своим идиотским выстрелом!
- Может, все-таки объяснишь? - попросил я. Конечно, в моем положении выслушивать бредни мутирующего грызуна было верхом идиотизма, но дело в том, что я нащупал ногой под водой какой-то корень и теперь пытался приноровиться, чтобы, оттолкнувшись от него, подняться из воды и освободить застрявшие в расщелинах руки.
- Да. И тебе, и ей, - бобер кивнул на дрожавшую от холода невесту, - надо все объяснить и тем самым вас подготовить.
Корень под моей ногой, оказался довольно шатким, надо было придумать что-нибудь еще, а пока - послушать, что там собирался объяснять нам с невестой ее жених.
- Впервые это случилось с моей прабабкой, - стал рассказывать тот. - В то время среди людей шла война, была разруха, и по сравнению с нами - бобрами, жили они впроголодь. Поэтому многие старались, как можно больше пользоваться дарами природы: собирали грибы, ягоды, ловили рыбу, добывали птицу и зверя. Зверя добывали не ружьями, а силками да капканами.
Жил в то время в округе деревенский рыжеволосый дурачок-переросток по прозвищу Игорюня. Люди его не жаловали, всячески потешались над Игорюней, издевались. Поэтому, когда наступали теплые деньки, уходил дурачок из своей деревни в лес, в самую глухомань и жил там поблизости от ручья и плотины, которой мы, бобры, этот лесной ручей перекрыли. Ночевал в шалаше, питался тем, что добывал своими руками в лесу, да все за нашей бобровой общиной подглядывал. Нравилась Игорюне наша жизнь, со временем он даже вместо шалаша соорудил себе хатку наподобие бобровой.
И вот как-то раз попалась рыжему дурачку в капкан молодая бобриха. Пружина капкана сломала ей правую заднюю лапу. Но убивать бобриху Игорюня не стал, а притащил к себе в хатку, лапу залечил, выходил… А потом стал с ней совокупляться, как бобер совокупляется с бобрихой, и как мужчина - с женщиной. Остальные бобры боялись человека и ничем не могли защитить свою соплеменницу. А человек, обделенный раньше вниманием женщин, теперь день и ночь занимался любовными утехами с бобрихой.