- Любопытно, знаешь ли! А мне она сказала, что у нее возникло ощущение, будто он знает о ней то, о чем она ему и не заикалась.
- В разговоре со мной она упомянула об этом, - кивнула Линн.
- Она говорила тебе, что он был монахом-францисканцем?
- Нет, не говорила.
- А о том, что он был миссионером в Бразилии, в низовьях реки Амазонки?
- Тоже не говорила.
- Он вернулся примерно четыре года назад, служил какое-то время в нашей семинарии, а затем распрощался с орденом францисканцев.
- С чего это вдруг?
- Пару слов о францисканском ордене, для твоего сведения, так сказать. Дело в том, что в этом ордене, объединяющем аббатства или монастыри, живущие по единому уставу, никого не называют приором или аббатом, потому как все считаются братьями, а настоятели монастырей - слугами братьев. Францисканцы традиционно контролируют ряд университетов, колледжей, имеют свои издательства. Между прочим, в Оксфордском университете установлен памятник одному из наиболее знаменитых францисканцев - Роджеру Бэкону.
- Надо же, а я и не знала! - Линн отпила из бокала шампанского. - Образованные, стало быть, эти францисканцы. А как у них насчет дисциплины?
- Францисканцы никого в своих рядах насильно не удерживают. Думаю, Ювеналию не составило труда выйти из ордена. Но с другой стороны, если в Бразилии, будучи миссионером, он выполнял обязанности, касающиеся духовной сферы, почему все-таки он вышел из ордена?
- Быть может, что-то не устраивало его? Может быть, по уставу францисканцам не позволено заниматься тем, чем хочется? Ты видел фильм "История монахини"? Помнишь, монахиня - ее играла Одри Хепберн - убежала из монастыря из-за придирок настоятельницы. Терпела, терпела и в конце концов не выдержала…
- Я думал об этом. Но, как мне кажется, тут дело в другом. Возможно, в Бразилии Ювеналий, помимо миссионерской деятельности, занимался целительством, исцелял всяких убогих калек, и кому-то это стало поперек горла, поэтому его отправили восвояси. Понимаешь?
- Как не понять! Зависть никаким уставом не вытравишь…
- Допустим, но я о другом. Невежественные туземцы наверняка стали считать Ювеналия святым, и убогий народ со своими недугами к нему валом повалил, и тогда возникла угроза возникновения культа Ювеналия, что могло привести к коммерциализации религии, а это, как говорится, ни в какие ворота… Понимаешь, о чем я говорю?
- А то! Я как-никак у тебя работала…
- Я говорю о другом… - покачал головой Билл Хилл.
- Ну да! О другом… - Линн закурила. - Ты говоришь о настоящем целителе, а не о Бобби Форши, появившемся у тебя во времена оны, из каких-то там сосновых лесов. Между прочим, твой преподобный Бобби ужасно досаждал мне. Все пытался затащить меня к себе в постель! Ужасный человек… Ты знаешь об этом?
- Поговорим о нем в другой раз, а что касается Ювеналия, думаю, он и в самом деле целитель. А ты как считаешь?
- Откуда мне знать, целитель он или нет? - пожала Линн плечами. Отхлебнув шампанского, добавила: - Вообще-то в жизни порой происходят весьма странные, необъяснимые вещи. Я, к примеру, верю, не знаю почему, но верю в то, что даже твой преподобный Бобби Форши исцелил парочку-другую недужных, если уж вбил себе в голову, что может это сделать…
Вот это он и хотел услышать!
Билл Хилл снова опустился в кресло. Задумчиво кивая, он не столько соглашался с тем, что сказала Линн, сколько радовался тому, что она осталась приверженкой фундаментализма после года работы в сфере разнузданного рок-н-ролльного шоу-бизнеса.
- Ты веришь в чудеса? - спросил он, кинув на нее внимательный взгляд.
- Да, а что?
- А ты не хочешь познакомиться с Ювеналием?
- С какой целью?
- Чтобы убедиться в том, что он действительно целитель.
- А если да, что тогда?
- Понимаешь, он меня сильно заинтересовал. А тебя?
- Хочешь оставить свой бизнес, да? Решил, что понапрасну тратишь свой талант предпринимателя, впаривая заезжим туристам автофургоны, трейлеры, прицепы и тому подобное?
- Тебя Ювеналий заинтересовал или нет?
- Слегка. Я пока его даже не видела.
Пока… Стало быть, знакомство не исключается! Билл Хилл задумался.
- Ты ведь понимаешь, почему мне никак не удается побеседовать с Ювеналием, - сказал он после непродолжительной паузы. - Отец Квинн из реабилитационного центра, думаю, наслышан обо мне от Вирджинии. Он, на мой взгляд, мне не доверяет. Служащие там дружелюбные, коммуникабельные, однако, пообщавшись с ними, становится ясно, что о Ювеналии не узнаешь ничего, пока не станешь пациентом этого центра, которому присущи принципы организации "Анонимные алкоголики". А что, если ты попадешь туда на пару дней?
- Ну ты даешь! - Линн сделала большие глаза. - Я же не пьяница. Позволяю себе в неделю от силы пару таких бутылок. - Она кивнула на бутылку "Спуманте".
- Но зато ты в течение десяти лет наблюдала, как закладывал за воротник Дуглас. В каком состоянии он пребывал по утрам?
- Он был просто никакой! Казалось, он отдает концы, пока не опрокидывал первую рюмку.
- Ты можешь подобное изобразить? Скажем, пошатываться и чтобы руки подрагивали…
- Я никогда не смогу блевать так, как Дуглас.
- Скажешь, что тебя подташнивает, да и все. А когда увидишься с Ювеналием, сообщи ему вскользь, что у тебя какое-то заболевание и что ты по этой причине весьма удручена. Посмотрим, что он станет делать.
Билл Хилл выдержал паузу, давая Линн возможность осмыслить его идею.
Было еще светло, где-то без двадцати восемь.
- Ну скажу я ему об этом, а он примется мне внушать, что я здорова, и что? - произнесла Линн в раздумье.
- Важно выяснить, обладает ли он какими-либо особыми способностями, - стоял на своем Билл Хилл. - Если обладает, то почему держит их в секрете? Вот что вызывает недоумение. Вирджиния сказала, что ощущаешь какие-то флюиды, когда находишься рядом с ним. Хотелось бы знать, какие ощущения вызывает прямой контакт с ним.
Линн задумалась.
- Притвориться, будто я страдаю от недомогания? Но какого? - произнесла она после паузы.
- Ну, если ты алкоголичка, тогда это может быть гастрит, язва желудка, цирроз печени… Разве Бобби Форши не лечил тебя?
- Тогда у меня начинался сахарный диабет. То, что ты предлагаешь, не годится. Думаю, там сделают анализы и обнаружат, что у меня ничего этого нет.
- Придумаем еще что-нибудь…
Билл Хилл не беспокоился о деталях. Он добился главного - Линн согласилась.
- Этот центр напоминает больницу? - спросила она погодя.
- Скорее дом отдыха, - ответил Билл Хилл.
- Как я туда попаду? Скажу, что я алкоголичка, и все?
- Это только первый шаг. Затем, как правило, надо ждать…
- Как долго?
- Какое-то время, если только алкоголик не находится в крайне плачевном состоянии. - Билл Хилл помолчал, потом добавил: - Допивай бутылку, я принесу другую, хотя, думаю, дело пойдет быстрее, если выпьешь водки, и тогда утром тебя не сильно будет мучить жажда.
- Хочешь, чтобы сегодня вечером я напилась до потери пульса? - прищурилась Линн.
- Там у них другие мерки, - улыбнулся Билл Хилл.
5
Позднее Август Марри говорил, что, кроме него и еще двадцати членов Общества Святого Духа, практически все должностные лица в зале суда были чернокожими.
- Хотите составить определенное мнение о Детройте - наведайтесь в регистратуру актов в окружном суде. Фрэнк Мэрфи, либеральный демократ и сторонник нового курса президента Рузвельта, в бытность свою мэром Детройта, а затем министром юстиции и членом Верховного суда - неслабо постарался, уравнивая всех граждан в правах, - добавлял он с усмешкой.
Судебный делопроизводитель, сидевший за конторкой на возвышении, был чернокожим. Сержант полиции, он же судебный пристав, тоже. Присутствовали, конечно, и белые: девушка-адвокат, пытавшаяся что-то доказать, еще одна блондинка-стенографистка - короче, раз-два и обчелся.
В зале суда ожидали рассмотрения их дел черномазые карманники, чернокожие, избивавшие своих жен, черножопые насильники, хулиганы всех мастей, эксгибиционисты. Несколько белых тоже ожидали своей очереди.
Лицо у судьи Кинселла было серо-зеленым, но он, скорее всего, был белым. Помощник прокурора, заросший волосами, смахивал на какого-то гибрида.
Август дождался своей очереди спустя пару часов после начала заседания суда.
Он встал перед микрофоном и минут пять смотрел на судью, пытаясь перехватить его взгляд. Судья просматривал какие-то бумаги, разговаривал с черной женщиной-полицейским, и она ему в чем-то клялась, вскидывая руку. Августу Марри хотелось оглянуться, но он продолжал неотрывно смотреть на судью, ожидая, что тот поднимет глаза, окинет взглядом зал и увидит группу белых молодых людей с нарукавными повязками, на которых был изображен парящий белый голубь - символ Святого Духа.
На Августе Марри была спортивная коричневая куртка, из-под распахнутого ворота которой выглядывал воротник белой рубашки. Из нагрудного кармана торчала серебряная авторучка, набор карандашей и пара маркеров. На его левой руке тоже была повязка Общества Святого Духа. Он все ждал, что судья хотя бы заметит его повязку, но так и не дождался.
Когда судья оторвался от бумаг, он сразу приступил к делу. Август Марри стоял в демонстративно расслабленной позе. Ступни ног в коричневых ботинках на каучуковой подошве были расставлены на ширину плеч, кисти рук сложены за спиной - правая рука обхватывала левое запястье. Он собирался сохранить эту позу на протяжении всего судебного разбирательства.
Судебный секретарь сказал:
- Мистер Марри, вы обвиняетесь в нападении с нанесением побоев…