Она так хорошо тогда запомнила это состояние необыкновенной внутренней свободы, и отчаяния, и страха, и опасности, что очень долго старалась держаться от картины подальше, но картина притягивала ее, как магнит.
Лика и сейчас бы немного постояла тут, как в те времена, когда просто приходила в музей и воображала себя женщиной на самой верхушке горы - и ураган ей нипочем, если подумать, такие и за воздух удержаться могут, как говорил в свое время дед. Лике казалось, что она тоже сможет - пусть не сейчас, пусть когда-нибудь… Она улыбнулась - куда ей, она всего боится. Даже сейчас - боится сделать шаг туда, в неизвестность.
"Неизвестность" таилась за большой, светло-коричневой, новенькой дверью. Лика набрала побольше воздуха в легкие, придала своей детской физиономии выражение серьезной важности и - открыла дверь.
"Неизвестность" обрела формы дамы бальзаковского возраста, полненькой, уютной, с приветливым лицом и веселыми ямочками на щеках.
- Здравствуйте, - пролепетала Лика. - Я Парфенова. Мне сказали прийти сегодня…
Она отчаянно боялась, смущалась, краснела и в конце концов решила, что лучше ей смотреть в сторону - там на стене были какие-то детские рисунки, один из которых изображал веселого ангела с золотыми волосами и большущим ртом. Сей ангелочек держал в руках синие цветы.
- Здравствуйте, - кивнула женщина и улыбнулась ей. - Ой, а я вас совсем другой представляла… Знаете, думала, что вы очень взрослая и солидная. Из-за имени, наверное.
Она поднялась, задела папку на столе - та с грохотом обрушилась на пол, женщина тоже смутилась, вздохнула и прошептала:
- Экая я неловкая квашня…
Лике стало легче, она нагнулась, помогала собирать рассыпавшиеся бумаги.
- Да я справлюсь, что вы, - проговорила женщина, все так же улыбаясь, от чего ямочки на ее щеках стали еще симпатичнее и приветливее.
Она наконец все собрала, выпрямилась и протянула Лике ладонь:
- Мне зовут Анна Владимировна. Вот и познакомились, Гликерия Андреевна. Да, имя у вас такое - редкое. Старинное…
- Это дедушка, - улыбнулась Лика. - Он сказал, что, раз я родилась в день святой Гликерии, так и нужно меня назвать. Тем более что мою прабабушку тоже так звали.
- И тысячу раз был ваш дедушка прав, прекрасное имя… И вам, пожалуй, подходит. Удивительно гармонично сочетается с вашим внешним обликом!
Она с таким восторгом смотрела на Лику, что та снова невольно смутилась.
- Знаете, вот - если с косой, то вы - на Гликерию Новгородскую похожи. А распустить косу, так и на мученицу Гликерию…
И засмеялась, заметив Ликино смущение.
- Ох, да бросьте же, вы просто еще не привыкли к своей красоте, предпочитаете не знать о ней. Увы, красота, девочка моя, вещь скоропреходящая - оглянуться не успеешь, одни воспоминания остаются.
Ощутить неловкость ситуации, впрочем, дано бывает не только тому, кому комплимент сделан, но и тому, кто его сделал.
Так и Анна Владимировна - тоже смутилась, поднялась:
- Ну, пойдем, я покажу вам наши богатства… Сразу скажу, что у нас отдел древнерусского искусства невелик - хотя в хранилище, конечно, побольше сокровищ… Ну, да мы туда тоже пойдем, тем более - именно там вам и работать по большей части придется. Очень у нас большие трудности по сохранению шедевров. И никакой помощи… А влага такая!.. Только в этом году отопительную систему прорвало, едва спасли нашу коллекцию.
Все это она рассказывала Лике уже по дороге. У Лики было ощущение, что Анна Владимировна и жалуется, и в то же время словно оправдывается.
Они прошли по светлому, просторному коридору - там была выставка какого-то современного художника с незатейливыми и хрупкими пейзажиками. Лике они понравились - она вообще любила такие вот светлые, летящие краски. Невольно посмотрела имя автора, точно пытаясь запомнить - Канатопов, отметила про себя, что фамилия странно не сочетается с пейзажами, грубая какая-то.
- А, вам понравились картины нашего Саши, - обрадовалась Анна Владимировна. - Сашенька у нас гений, вот увидите, о нем скоро заговорят… А сколько его прадед для музея сделал! Ведь вся коллекция древнерусского искусства - практически его! Подарил, представляете? Такой удивительный был человек, высочайшего интеллекта, и ведь все сам, все сам! Он из городской бедноты происходил, образование - четыре класса, и вот ведь, стал одним из крупнейших специалистов в филологии, в университете преподавал, а уж коллекция у него какая была! Сколько он икон, сколько картин от верной гибели спас! И - мог бы продать все, а - нам подарил! И его Бог вознаградил Сашенькой, удивительной красоты мальчик, весь в свою маму, царствие ей небесное, и - талант-то какой!
Лика слушала, кивала, а сама все смотрела на эти пейзажики - особенно ее поразил один.
Огромное поле, посередине - руины монастыря, и над всем этим - радуга. Она сама понять не могла, почему она выбрала именно эту картину. Что-то в ней было трогательное и в то же время - величественное. И как будто очень важным для художника со смешной фамилией было это место.
- А что теперь творится? - продолжала словоохотливая Анна Владимировна. - Это ведь чу-у-у-удо, что нам удалось сохранить наши коллекции во время всех прихватизаций! Да и сейчас продолжаем. Вы ведь слышали про ограбление Эрмитажа? Вот. Ничего святого нет у людей… А наших смотрителей все ругают в последнее время, а их надобно к святым причислить, в их честь воздвигнуть церковь, в которой, кстати, можно было бы выставлять на временных экспозициях иконы, вошедшие в музейные коллекции. Может быть, эти иконы и не соберут многотысячные очереди типа тех, которые выстраиваются сейчас у храма Христа Спасителя, где демонстрируется левая кисть Марии Магдалины, - нет, вы только подумайте, Лика?! - но для повышения уровня духовности в культурной жизни россиян такой показ икон имел бы значение, каковое трудно переоценить. Ведь сегодня практически никто в России не имеет возможности увидеть в аутентичной атмосфере все шедевры иконописи, рассредоточенные по многочисленным музеям огромной страны, объездить которые одной жизни будет маловато. С другой стороны, иконы совсем не обязательно должны находиться в храме, чтобы выполнять свое предназначение источника духовной энергии и канала связи с высшими измерениями бытия - особенно в многонациональной стране и мультикультурном обществе.
Все это Анна Владимировна выпалила на одном дыхании, пламенно устремив взгляд вдаль, точно готовилась к выступлению по телевидению, или - Лике так показалось? У нее даже взгляд стал другим - теплота исчезла, уступила место холодности и непримиримости.
Даже ямочки на щеках разгладились, Лика удивилась - значит, Анна Владимировна и такой может быть.
Она хотела ей возразить, что все-таки лучше бы иконам и ковчежцам-мощевикам пребывать там, где им положено пребывать, - в храмах, но решила в споры не вступать - ни к чему рисковать.
Они пошли дальше, поднялись по лестнице еще выше, и вот уже оно, место вожделенное, знакомый до сладости в груди закуток, где Лика так любила бывать с самого детства.
Две деревянные фигуры, охраняющие этот кусочек рая. Одна - изображает задумчивого Христа, вторая - Богородицу, застывшую в благоговейном ожидании - говорят, фигура состояла из двух частей, был еще архангел Гавриил, но - куда-то он по дороге исчез, не довезли археологи, не смогли удержать Крылатого.
У-ле-тел…
Отчего-то грустно… Впрочем, Лике вообще грустно стало - почему-то вспомнился тот пейзажик с руинами монастыря. Точно она оказалась в этих руинах - некогда величественных, хранящих дыхание лампад, запах свечей, и молитвы.
И - глаза у образов этих прекрасных, от которых дыхание захватывает. Лике бы так научиться, этой воздушности, этой глубине… Странные глаза. Обращенные в себя. Погасшие. Такие бывают у детей, страдающих аутизмом.
Рядом - парсуны. Неужели не видит Анна Владимировна, что у парсун глаза живые, не погасшие, им-то что, им в музеях нормально… А образа - они замкнулись в себе, им больно. Они для другого. Не для того, чтобы вот так просто смотрели на них…
Слова уже готовы были сорваться с языка, но Лика удержалась. В конце концов, она тут за другим. Она должна спасти то, что можно спасти. А потом, когда она сможет бывать тут часто, она будет приходить сюда и тихонечко разговаривать с ними…
Она пошла следом за Анной Владимировной, бросила прощальный взгляд на старинные иконы, и теперь они снова спускались по железной лестнице вниз.
- Ну вот - наша святая святых, - улыбнулась ей ободряюще Анна Владимировна. - Ощущаете, как пахнет сыростью? Вот так вот… В резиновых сапогах с напастью этой воевать приходилось, по колено в воде были… Так что - реставраторам нашим тяжело приходится. Ну, да справимся с Божьей помощью, правда, Лика?
Она почему-то подмигнула Лике, приобняла ее за плечи.
- Не волнуйтесь вы так, вас, право же, не съедят, - доверительно шепнула ей на ушко и похлопала ободряюще по плечу.
Они прошли по узкому коридору, где в самом деле пахло сыростью и свежей побелкой, остановились перед одной из дверей.
- Вот тут у нас хранятся "излишки".
Анна Владимировна открыла дверь.
- Наталья Александровна, вы тут? - крикнула она. - Мы к вам!
- Аюшки, - отозвался низкий грудной голос из закутка в самом конце помещения. - Да куда ж я денусь…
Скоро явилась обладательница голоса - ею оказалась высокая, худая дама с цепким пронзительным взглядом, отчасти смягченным толстыми стеклами очков.
- Вот, новенькая в реставрационный отдел, с чудесным именем Гликерия, - представила ее Анна Владимировна. - А это наша главная хранительница, Наталья Александровна Брединцева.