* * *
– Оскар Карлович! – сказал Стратонов, недвусмысленно нацеливая пистолет на Пинта. – Сделайте одолжение, ложитесь на диван. И, пожалуйста, положите руки под голову.
– Но ведь…
– Ложитесь! – повысил голос Стратонов.
Пинт подчинился.
– Послушайте… – Евгений огляделся в поисках стула, но ничего подходящего не нашел. Тогда он залез на стол и принялся болтать ногами. – Вы что, издеваетесь надо мной? Вам нравится надо мной смеяться?
– Да нет же… – пробовал вставить Пинт, но Стратонов его перебил.
– Я понимаю – молодой опер, причем – без достаточного опыта оперативной работы. Глупо звучит, почти как тавтология, но это действительно так: опер без оперативного опыта. Вы устраиваете мне идиотскую комедию, хотите меня унизить, да?
– Поверьте, я…
– С какой стати я вам должен верить? "Маленькая ложь рождает большое недоверие". Помните такую пословицу?
– Евгений, я…
– Да хватит! Вам что-то известно о пропавших девушках? Не спорю, это так. Я вам поверил, потому что это как-то совпадает с тем, что происходит. Но, в то же время, я никак не продвинулся в своем расследовании. Их было двенадцать? Да! Все они – девственницы? Да! А что толку? Дальше-то что?
– Но… – но Стратонов даже не слушал.
– А дальше вы мне устраиваете какой-то идиотский фарс насчет убийства, и я вам верю, как последний дурак! – он покраснел от обиды. – Где труп?
– Не знаю. Он был. Он лежал здесь…
– Прекратите! Если бы он лежал здесь, он так бы и лежал до сих пор! Куда он делся?
Пинт пожал плечами – настолько, насколько позволяло его нынешнее принужденное положение.
– Я не знаю.
– Да и знать тут нечего. Его не было. Вы заигрались, дорогой мой. Не спорю, у вас получилось. Но – хватит! Хочу попросить вас об одном – впредь не приближаться ко мне ближе, чем на сто метров. В противном случае… – Стратонов помедлил. Он почесал бровь пистолетным стволом, и только тут сообразил, что курок взведен, и патрон, изнывая от нетерпения в патроннике, ждет удара бойка.
Спину окатила мгновенная волна холода, и в животе заурчало.
Он осторожно убрал пистолет и, с трудом совладав с дрожью в руках, аккуратно опустил курок. Затем включил предохранитель и засунул оружие в кобуру.
Это удалось не сразу: руки так и ходили ходуном, и Стратонов рассердился – от того, что Пинт это видит.
"Вот гад! Ему удалось вывести меня из себя!" – подумал Евгений.
– В противном случае… – в этом месте должна была быть какая-то страшная угроза, но, Евгений, как ни старался, так и не смог придумать что-нибудь достойное. – Я вас заберу в отделение за бродяжничество… Вот так!
Это звучало как-то по-мальчишески, и Стратонов сам прекрасно это понимал. Он покраснел и отвернулся, чтобы не встречаться с Пинтом взглядом.
Но тот, похоже, и не думал пялиться на Евгения. У него оказалось другое, более интересное занятие, и оно окончательно убедило Стратонова в правильности своих предположений. "Он настоящий сумасшедший! И почему я раньше этого не понял?".
Оскар лежал на диване и шарил где-то у себя под головой, словно пытался что-то нащупать. Затем он вытащил зажатый кулак и что-то подбросил в воздух.
Белые перья и пух, медленно кружась, как безмолвные снежные хлопья – под Рождество, стали оседать на пол.
Пинт засмеялся.
– Подушка! Она порвана!
Стратонов пожал плечами.
– Удивляюсь, что она вообще у вас есть…
Но Пинт его не слушал. Резким рывком он вскочил с дивана, и Стратонов подумал было, а не рано ли он убрал пистолет? Но никакой угрозы и агрессии в движениях Оскара не наблюдалось.
Он перевернул подушку и принялся внимательно разглядывать несвежую мятую наволочку.
– Она не просто порвана… – бормотал Пинт. – Она разрезана! Все это – было!
Он обернулся к Евгению, словно приглашал полюбоваться разрезанной подушкой.
– Смотрите! – Оскар отложил подушку в сторону. – Вот! Лезвие прошло так глубоко, что задело обшивку дивана. Видите, у этого края разрез узкий, а потом он постепенно расширяется. То есть, я хочу сказать, направление удара было таким…
Он медленно занес руку над головой, сжимая в кулаке воображаемый клинок, и потом резко опустил.
– Если бы я не перекатился на пол, он бы отсек мне голову – одним движением!
Стратонов недоверчиво хмыкнул, затем опасливо приблизился к дивану и осмотрел подушку и обивку.
– И здесь! – Пинт бросился на середину комнаты. Евгений благоразумно посторонился, уступая ему дорогу. – Вот оно! Это не скроешь!
Стратонов, предпочитая держаться на безопасном расстоянии, подошел и стал изучать какую-то зарубку в половице. Да, это было очень похоже на след большого и прочного клинка.
Сталь была заточена так остро, что кончик лезвия пробил половицу насквозь, оставив клиновидный след. Видимо, кто-то ("может, сам Пинт?") пытался как-то сгладить эту зарубку, но она все равно была отчетливо видна.
– Теперь – стол! – говорил Пинт. Он оживился и действовал в каком-то азарте.
Оскар перевернул стол.
– Он был сломан, – пояснил Пинт. – Я сломал его об этого человека. А теперь? Полюбуйтесь-ка!
Ножки были прибиты небольшими гвоздями, и, на первый взгляд, стол выглядел совершенно нормально, но…
Гвозди были прибиты сегодня, несколько часов назад. Стратонов различил свежие вмятины от молотка; в двух местах от ножек отлетели крошечные щепки, и обнажившееся дерево было идеально белым, пока еще не покрывшимся пылью и грязью.
– Это ни о чем не говорит. Вы могли сами приколотить эти ножки.
– И сам же – распороть подушку? И продырявить половицу?
– Конечно. А что вам мешало?
– А испорченный дверной замок?
– Ну, знаете ли, – ехидно сказал Стратонов. – По-моему, от вас всего можно ожидать. Нет, сломанным замком вы меня не удивите…
Но Пинту все-таки удалось его удивить.
Несколько секунд он стоял, не шелохнувшись, будто размышлял над чем-то очень важным, потом тяжело вздохнул и подошел к окну.
Он задернул занавески в комнате, прошел мимо Евгения на кухню и проделал то же самое.
– Этому вы не сможете не поверить, – сказал он.
Театр абсурда продолжался. Представление шло полным ходом; автором, режиссером и актером выступал сам Пинт, а единственным зрителем – несчастный Стратонов.
Поэтому, когда Пинт полез в штаны, Стратонов только брезгливо поморщился. "По-моему, он еще и извращенец. Интересно, что он мне сейчас предложит?".
Однако, против его самых худших ожиданий, Пинт вытащил из-за пояса джинсов какой-то сверток и благоговейно положил его на стол.
– Смотрите… – шепотом сказал он. – Вот что ему было нужно.
Пинт стал медленно развязывать кожаные тесемки, стягивавшие сверток.
Стратонов ощутил какое-то странное, доселе неведомое ему чувство. Это чувство было настолько мощным и всеобъемлющим, что он содрогнулся всем телом. Он понял, что прямо сейчас, на его глазах, должно что-то произойти. Что-то такое, что может изменить его жизнь навсегда… И еще неизвестно – в какую сторону?
Однако страшащая неизвестность загадочным образом уравновешивалась ощущением неотвратимости этой перемены. Это ДОЛЖНО было произойти, и противиться было бессмысленно.
Только потом, когда прошло какое-то время, он сумел подобрать точное название случившемуся. Он заглянул в собственную СУДЬБУ – привилегия, дарованная немногим.
Кем дарованная? Какой высшей, неизмеримо могущественной и неназываемой силой? И вообще – привилегия ли это? Или..?
Нет, об этом не стоило даже и задумываться. Никакой, даже самый изощренный и преуспевший в науках человеческий разум не мог постичь того, что открылось Стратонову. Обрывки мыслей – не более, чем легкая пыльца, соскобленная перочинным ножиком с огромного гранитного валуна, лежащего посреди Вселенной от сотворения мира.
Разум был бессилен; Евгений полностью доверился сердцу, открывшемуся для Веры.
Со Стратоновым случилось то, что казалось ему невозможным, и, вместе с тем, пугало.
Он уверовал.