* * *
- Это вы убили его, мистер Мак-Эванс! - Голос Эми зазвенел натянутой струной, и в углу тревожно отозвалась забытая мексиканцем Пако гитара.
- Не мели ерунды, девка, - без обычной наглости огрызнулся Малявка Лэмб. - Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель…
- Да, мистер Мак-Эванс. Только капрал Джейкобс упомянул еще кое-что! Что перед тем, как Пола съела акула, кто-то стрелял в него, тяжело ранил и, по-видимому, продырявил его лодку, чтобы замести следы. - Слова Эми резали, как бритвы-ногти столь любимого братьями Мак-Эвансами Фредди Крюгера, и доктор Флаксман невольно поежился.
- Тебе бы прокурором быть, Эми, - неуклюже попытался свести все к шутке однорукий Кукер, но реплика бармена осталась без внимания.
- Ну, Эми, под присягой я бы не взялся обвинять любого из присутствующих здесь людей, - протянул Джейкобс. - Ты же слышала: я сказал, что мне так ПОКАЗАЛОСЬ. В любом случае, улик теперь нет, так что концы в воду, и…
- И убийца останется безнаказанным? - Девушка на мгновение обернулась к капралу, и огромный негр потупился. - Что ж, поздравляю вас, мистер Мак-Эванс! - Сквозь горький сарказм в голосе Эми проступали едва сдерживаемые слезы. - Вы все правильно рассчитали! Накачивайтесь джином в свое удовольствие - для правосудия вы неуязвимы, а совести у вас отродясь не было! Но помните… - Мягкое лицо девушки вдруг страшно изменилось, закостенело, губы перестали дрожать и выгнулись в жуткой усмешке, напоминавшей акулий оскал. - …рано или поздно Н’даку-ванга найдет вас! И ОН не станет дожидаться вердикта присяжных! Помните это, мистер Мак-Эванс, когда выведете в море "Красавчика Фредди"; помните и ждите встречи на дне с покойным Хью!
- Ах ты, сука!..
Никто не успел помешать Малявке Лэмбу. С неожиданным проворством грузный рыбак оказался рядом с Эми и сгреб девушку в охапку.
- Да я и тебя, стерву языкатую, скормлю этой зубастой падали, вслед за твоим дружком! - прошипел Ламберт ей в лицо, разя перегаром. - Только еще раз посмей… еще хоть раз…
Говоря, Ламберт раз за разом встряхивал девушку так, что у нее клацали зубы, а голова моталась из стороны в сторону, - но тут тяжелая лапа капрала Джейкобса ухватила Малявку за шиворот.
- Поговори-ка лучше со мной, ублюдок, коли собрался распускать руки! - прорычал капрал обернувшемуся к нему Ламберту, и могучий удар отшвырнул рыбака в другой конец бара.
Этот крюк с правой в свое время принес Джейкобсу известность в определенных кругах и прозвище Ядерный Джи-Ай.
Ламберт пролетел спиной вперед футов десять, опрокидывая стулья, и тяжело грохнулся на стол, за которым сидел, уронив голову на руки, Плешак Абрахам.
И тут, казалось бы, спавший все это время Абрахам начал двигаться. Причем двигаться на удивление быстро и целеустремленно, чего никак нельзя было ожидать от безобидного пьянчужки.
Правая рука Абрахама как бы сама собой опустилась на горлышко стоявшей рядом бутылки из-под дешевого виски; в следующее мгновение бутылка, описав короткую дугу, со звоном разлетелась вдребезги, ударившись о торчавший из стены кусок швеллера с крючками для верхней одежды, - и отец погибшего Пола завис над медленно приходившим в себя Мак-Эвансом. В правой руке его сверкало бутылочное горлышко с острыми стеклянными клыками по краям.
- Это ты убил моего Пашку, гнида, - просто сказал Плешак Абрахам и одним движением перерезал Ламберту горло.
Впрочем, никто не понял сказанного - потому что Плешак Абрахам, Абраша Залецкий из далекого Харькова, произнес это по-русски.
Зато все видели, как страшным вторым ртом раскрылось горло Малявки Лэмба, как толчком выплеснулась наружу вязкая струя, как забулькал, задергался на столе рыбак, свалился на пол и через несколько секунд затих.
Кровавая лужа медленно растекалась по бару.
- Жаль. Слишком легкая смерть для подонка, - еле слышно прошептала Эми, оправляя измятое платье.
- Абрахам… ты меня слышишь, Абрахам?
Плешак Абрахам поднял взгляд от затихшего Ламберта и посмотрел на капрала. Бутылочное горлышко, отливающее багрянцем, он все еще сжимал в руке.
- Слышишь. Я вижу, что слышишь. А теперь - положи свою стекляшку… положи, Абрахам, все нормально, никто тебя не тронет, положи горлышко и иди сюда… - Джейкобс говорил с пьяницей, как с ребенком, и в какой-то момент всем показалось, что гипноз успокаивающего тона и обволакивающие, туманящие сознание слова оказывают нужное действие: Абрахам даже сделал жест, словно и впрямь собирался положить горлышко на стол и послушно подойти к капралу.
Но довести это до конца Абрахам то ли забыл, то ли не захотел. Так и двинулся к негру, сжимая в пальцах окровавленную стекляшку.
- Положи, Абрахам! Я кому сказал? - чуть повысил голос капрал.
Перекрывая сказанное, раздался грохот. Из груди пьянчужки брызнуло красным, тонко закричал Барри Хелс, зажимая разодранное плечо - за спиной Абрахама стоял однорукий Кукер с дымящимся обрезом двустволки в единственной руке. Одна из картечин, прошив Плешака навылет, угодила в Барри.
- Привет, Пашка, - отчетливо произнес Абрахам, глядя куда-то в угол; и на этот раз все прекрасно поняли незнакомые русские слова. - Вот и я, сынок. Встречай.
И рухнул на пол лицом вниз.
- Идиот! - Ладони Джейкобса помимо воли начали сжиматься в кулаки. - Я бы его живым взял! Скотина однорукая!
Капрал шагнул было к Кукеру - и застыл, завороженно глядя на уставившийся ему в грудь обрез, один из стволов которого все еще был заряжен.
- Билли, ты… ты чего, Билли? Убери сейчас же! - растерянно выдавил капрал, и черное лицо негра стало пепельным.
И тут раздался смех. Издевательский, горький, но отнюдь не истерический; смеялась Эми.
- И эти люди называли Пола придурком, а его акулу - проклятой мразью?! Посмотрите на себя! Пол нашел общий язык с тупорылой зубастой тварью; а вы - люди, двуногие акулы, изначально говорящие вроде бы на одном языке, готовы убивать друг друга по любому поводу! Так чем же вы лучше?!
"Лучше?.. лучше…" - отголоски неуверенно прошлись по онемевшему бару, опасливо миновали лужу крови и присели в уголке.
- Просто вы никогда не пытались по-настоящему ВЛОЖИТЬ ДУШУ, - добавила девушка еле слышно и отвернулась.
Хлопнула дверь, и люди начали плавно оборачиваться, как в замедленной съемке.
- Док, тут радиограмма пришла. - В заведение Кукера размашистым шагом вошел полицейский сержант Кристофер Баркович. - Кстати, какого рожна вы палите средь бела дня? По бутылкам, что ли?
Тут Баркович увидел трупы - сначала Абрахама, потом Ламберта - и осекся, мгновенно побледнев.
- Господи Иисусе… - пробормотал сержант.
* * *
Закат умирал болезненно, истекая в море кровавым гноем, и море плавилось, как металл в домне; но все это было там, далеко, у самого горизонта. Здесь же, близ пологого юго-западного берега Стрим-Айленда, струйками мелкого песка спускавшегося к кромке лениво шуршащего прибоя, море казалось ласковым и теплым, не пряча в пучине зловещих знамений. Разве что вода в сумерках уже начинала светиться - подобное явление обычно наблюдается в гораздо более южных широтах - да еще в полумиле от берега резал поверхность моря, искря и оставляя за собой фосфоресцирующий след, треугольный акулий плавник.
Наливавшаяся густым огнем вода смыкалась за плавником, словно губчатая резина.
"Патрулирует? - беспричинно подумалось доктору Флаксману. - Или ждет… чего?"
Наконец ихтиолог с усилием оторвал взгляд от тонущего в собственной крови солнца и от призрака глубин, неустанно бороздившего море. "Н’даку-зина, Светоносный, - мелькнуло в голове. - Так фиджийцы иногда называют своего Н’даку-ванга, бога в облике татуированной акулы…" Мысли путались, из их толщи то и дело всплывали окровавленные трупы в баре, искаженные лица стрим-айлендцев - живых и мертвых…
Доктор перевел взгляд на пенную кромку прибоя. С холма, где стояли они с Мбете Лакембой, на фоне светящегося моря четко вырисовывалась фигура девушки. Белые языки тянулись к ее ногам и, не достав какого-то фута, бессильно тонули в песке. "Тоже ждет. - Флаксман облизал пересохшие губы и ощутил, как чудовищно, невозможно устал за последние ночь и день. - Чего? Или - кого?"
Вторая темная фигура, скрюченная в три погибели, медленно ковыляла вдоль полосы остро пахнущих водорослей, выброшенных на берег. Женщина. Старая. Очень старая женщина. Время от времени она с усилием нагибалась, подбирала какую-то дрянь, долго рассматривала, нюхала или даже пробовала на вкус; иногда находка отправлялась в холщовую сумку, висевшую на плече старухи, но чаще возвращалась обратно, в кучу гниющих водорослей. Раковины? Кораллы? Крабы? Кто ее знает…
Матушка Мбете Лакембы подошла к Эми, и пару минут обе молча смотрели вдаль, на полыхающее море и треугольный плавник. Потом старуха что-то сказала девушке, та ответила. Туру-ноа Лакемба удовлетворенно кивнула и с трудом заковыляла вверх по склону холма.
Взбираться ей предстояло довольно долго, при ее возрасте и крутизне склона.
За это время вполне можно было сказать то, что нужно. Все лишние слова - по поводу традиционного дома жителей Вату-вара (прямоугольная платформа-яву, четыре опорных столба, под которыми наверняка были зарыты приношения духам-хранителям), построенного жрецом на Стрим-Айленде, сожаления по погибшим и многое другое - все было сказано, и у доктора больше не осталось словесной шелухи, за которой можно было бы прятаться.
Осталось только главное.