- Хочешь в закромах пошарить? - Кажется, будто улыбку удерживают на месте глубокие хирургические стежки, дополняющие косметическую хирургию. - Конечно, пошли.
Колетта направилась через ландшафтный двор - "по горам и долам", вспомнил Скотт фразу из детской книжки, - к внешней стене усадьбы, мимо мраморного фонтана и широкой полосы луговых цветов, умиравших под снегом. На дальнем краю газона на фоне густых деревьев, ограждавших участок, виднелась длинная постройка.
- Что это?
- Хлебный амбар. Мой прадед там самогон прятал. Говорят, там он также кастрировал одного своего конкурента, отослал к нему домой яйца в пивной бутылке. Хладнокровные старые времена, правда?
Дверь амбара висела на ржавых железных петлях, застывших в столбняке. Колетта схватила ручку обеими руками, с преувеличенным усилием открыла створку:
- Будь как дома.
Пришлось чуть обождать, пока глаза привыкнут, и Скотт сначала отметил лишь запах гниющей бумаги, картона, сырости и плесени, слабое веяние старого спирта, застоявшейся мочи. Смутно подумал о пульпе, о древесной массе и изобретшем ее французе, вдохновленном осами, которые смешивают древесину со слюной, получая дешевую бумагу. Повсюду на площади в четыре-пять футов стоят открытые коробки, рассыпаны книги и старые документы. В одних ящиках кишат долгоносики, в других - лениво гудят полумертвые мухи, не понимая, что их сезон давно кончился.
- Что это?
- История города, - ответила Колетта. - Иногда захожу сюда, думаю, не закопать ли ее в землю. Конечно, это невозможно, иначе я лишусь наследства. Об этом позаботились папины адвокаты, равно как и о том, чтобы я проводила здесь худшие в году шесть месяцев. Впрочем, когда напьюсь до упаду, время от времени прихожу бумаги потоптать. Кстати, о выпивке… - Она кивнула на дом. - Или для тебя слишком рано?
- Пожалуй, рановато.
- Да ладно! Солнце на западе уже садится, как говорил мой папа.
Скотт покачал головой:
- Если не возражаешь, мы лучше останемся и покопаемся.
- Копай сколько хочешь. Как почувствуешь жажду, я дома. - Она с улыбкой наклонилась к Генри. - Для малыша найдется печенье, вкусненькие шоколадные чипсы.
Генри посмотрел ей вслед и шепнул:
- Жутко страшная.
- Можешь мне не рассказывать. - Минуту помедлив и удостоверившись, что Колетта зашла в дом, Скотт побрел в глубь амбара, петляя между связками бумаг, книгами, раскрытыми папками, толстыми архивными файлами, из которых вылезали рукописные листы. Что-то защекотало шею, он махнул рукой не глядя.
- Мне что делать? - спросил за спиной Генри.
- Ничего. Ничего не трогай.
- Что ты ищешь?
- Имя и фамилию.
- Розмари Карвер?
Скотт изумленно взглянул на него.
- Я слышал, как ты разговаривал с тетенькой в библиотеке, - пояснил Генри. - У которой пятно на щеке. Розмари Карвер давно жила, да?
- В тысяча восемьсот восьмидесятых годах. - Нога на что-то наткнулась, стекло треснуло, хрустнуло на полу. - Ох, черт!
Скотт наклонился, увидел разбитую рамку, прислоненную к отсыревшей коробке с рукописным ярлычком, на котором было написано крупными буквами НЕКР. Отвернул влажные клапаны крышки, заглянул, не решаясь сунуть внутрь руку. Там лежала куча газетных некрологов. Некоторые относились к временам Великой депрессии и даже раньше, хотя самые старые выцвели так, что разобрать можно лишь заголовки. Он принялся перебирать бумаги, крошившиеся в руках. Хватал горсть, разглядывал фамилии и фотографии. Ни о ком из покойников сроду не слышал, только предполагал, что все это жители города. Минут через десять почти на дне обнаружился некролог Губерта Госнольда Маста в местной газете, датированной 1952 годом. Скотт пригляделся в слабом зимнем свете.
Согласно некрологу, Г. Г. Маст был художником, учился в бостонском колледже и за границей, много лет путешествовал по Европе, потом осел в дорогой частной подготовительной школе в Вермонте. Его преподавательская деятельность описывалась подробно и любовно, подчеркивалась преданность делу. Здесь он встретил свою будущую жену Лору, здесь у них родился единственный сын Бутч, внучатный дядя Скотта, миссионер, автор фильма, впоследствии неразрывно связанного с пожаром в кинотеатре "Бижу". Значит, Губерт Маст - прадед. Дальше в некрологе сказано, что после войны Г. Г. Маст развелся с женой, бросил ее с маленьким Бутчем, вернулся в Париж, снял мансарду на Левом берегу, старался вернуться к живописи, боролся с бесконечными долгами, подорвал здоровье, пережил "моральную деградацию", под чем автор статьи, видимо, подразумевал безнадежный гомосексуализм, венерические заболевания или то и другое. К концу жизни Г. Г. строил не совсем чистосердечные планы о возвращении в Штаты, к жене и сыну, но было уже слишком поздно. Однажды в мае 1952 года домохозяйка-француженка поднялась к нему за квартирной платой и нашла его повесившимся.
- Скотт!
Он оглянулся на стоявшую в дверях Колетту в кожаной куртке.
- Темнеет, - не совсем твердо проговорила она. - Точно не хочешь зайти пообедать?
- Нам ехать надо.
- Нашел, что искал?
- Не совсем.
- Стыд и позор, - пробормотала она. - Может, не там ищешь. - Ее губы, язык, зубы были окрашены розовым, словно она пила вишневый ликер, смешанный с микстурой от кашля. - Значит, пока не вышло?
Скотт сунул некролог Г. Г. Маста в боковой карман.
- Материалов много, не знаешь, с чего начинать.
- Может быть, моя тетя Полина поможет, - сказала Колетта. - Местный авторитет по скандалам и городским легендам. Точно знает, кто где похоронен.
- Где она?
- Наверху. - Колетта махнула рукой на дом. - Пошли.
Скотт и Генри последовали за ней по извилистой дорожке, вымощенной скользкими плитами, вошли через двустворчатую стеклянную дверь прямо в парадную гостиную. Мебель идеально расставлена, устрично-серый ковер расстилается безупречными бесшовными волнами. В комнате влажно, как в оранжерее, жаркий воздух приторно сладок от смешанных ароматов импортных южных цветов. Скотт почти приготовился увидеть шмелей, перелетающих с лепестка на лепесток. Сквозь цветочные запахи пробивается искусственная сладость сиропа и сахара. Колетта остановилась у бара, вытащила почти пустой графин с чем-то красным, налила высокий стакан до краев.
- Выпьешь?
В стакан шлепнулся кружочек лайма, руку забрызгали капли.
- Р-ромовый пунш-ш, - выговорила она заплетающимся языком.
- Нет, спасибо.
- Чего-нибудь другого? - Схватила с полки длинную бутылку водки, плеснула на два пальца, позвенела кубиками льда и сунула ему.
Скотт перехватил стакан, чтобы не расплескался.
- Давай за мной.
Поднялись по винтовой лестнице, запомнившейся с его первого и единственного визита, кружившейся живописными витками в открытом пространстве, наполненном цветочной пыльцой. Колетта цеплялась за перила, как коричневый паук-отшельник, ведя их на площадку и по коридору к закрытой двери. Коротко постучала, подождала ответа, еще стукнула:
- Тетя Полина! Летти гостей привела.
Изнутри не донеслось ни звука. Она повернула ручку, распахнула дверь. В огромной спальне доминировала затейливая кровать с пологом, где на горе подушек возлежала крошечная старушка в прозрачном белом пеньюаре. Глаза ее сверкали, возможно от старческого слабоумия. Рядом с кроватью старомодное кресло-коляска. Плотные шторы преграждают доступ остаткам дневного света, где-то играет биг-бэнд - оркестр Бенни Гудмена, Джина Крупы, Гленна Миллера или Каунта Бейси исполняет популярную композицию. Стены увешаны театральными сувенирами в рамочках - билеты, рекламные снимки, программки и вырезки из газет, рецензии и объявления. Поставив стакан и поближе рассматривая фотографии, Скотт решил, что хотя бы на некоторых присутствует сама Полина, когда она была гораздо моложе и напоминала Барбару Стэнвик, хоть и не столь внушительную.
- Тетя Полина, позволь тебе представить моего приятеля Скотта Маста и его племянника.
Женщина кукольных размеров села, прикурила сигарету от золотой зажигалки величиной с боевую гранату, закашлялась, разогнала дым миниатюрной ладошкой и одарила Скотта кривой, но искренней улыбкой, которая только чуть-чуть поблекла, когда она его как следует разглядела.
- Кажется, я вас знаю.
- Наша семья давно живет в городе.
- Нет, - сказала тетя Полина, - именно тебя. Помню, ты принес Колетте бальное платье перед тем, как… - Она стукнула себя в висок кривым пальцем, бросила на него косой взгляд с прищуром, не совсем доброжелательный. - Такое не забывается.
Колетта хмыкнула, резко запрокинула стакан, и на щеке осталась розовая полоска от ободка.
- Скотт интересуется местной историей.
- Да?
- Ищет некую Розмари Карвер.
Глаза тети Полины сверкнули в облаке дыма.
- Ох, - сказала она, - несчастная умершая крошка.
- Вы о ней слышали? - спросил Скотт.
- В каждом городе есть свои призраки, - объявила Полина, не трудясь оглянуться на внучатную племянницу. - Розмари… Я сказала бы, ангел, малышка, преждевременно взятая на небеса.
- Что с ней произошло?
Полина ответила не сразу. Сладострастно докурила сигарету, окутавшись густым облаком.
- Она исчезла.
- Из местной семьи?
- По-моему, они явились откуда-то издалека.
- Сколько ей было лет, когда она исчезла?
- Думаю, двенадцать, максимум тринадцать - невинное дитя. Ягнята часто отбиваются от стада. Не правда ли, Колетта?
- Правда, тетушка, - ухмыльнулась та.