Заглянув через ее плечо в комнату, Скотт разглядел скелетообразные, трясущиеся, почти неузнаваемые останки едва помнившегося мужчины с прозрачной кожей, окрашенной только светом плазменного телеэкрана. Нос и рот закрыты пластиковой маской, к которой тянутся кислородные трубки. Попискивает какой-то аппарат. Он отвел глаза, изумленный собственной реакцией. Под кожей Эрла Грэма как будто приютился другой слабый, маленький организм и очень быстро под нею задыхается. Сказать действительно нечего. Скотт заверил себя, что Эрл его не видит, можно улизнуть незамеченным.
И шагнул в гостиную:
- Мистер Грэм!
Отец Сони почти тревожно взглянул на него.
- Рад с вами снова встретиться, - сказал Скотт. - Давно не виделись.
Эрл, не шевелясь, осторожно кивнул:
- Угу…
- Помню, мы с Соней сюда приходили, играли по вечерам по пятницам в настольные игры прямо в вашей лавке древностей. Покупали пиццу и долго сидели. До одурения играли в "Персьют".
- Не знаю.
- Нет, знаете, - сказал Скотт. - Я до сих пор понятия не имею, сколько на луне мячей для гольфа. - И сделал нечто странное, чего не ожидал от себя и спонтанно никогда не сделал бы, - дотронулся до плеча Эрла Грэма, не потрепал, а просто положил руку на хрупкую кость в знак признания связывающих их воспоминаний. - Рад вас видеть.
Соня видела, как отец отвернулся от Скотта, и сморщилась, будто наткнулась на незамеченный раньше синяк от ушиба. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они вместе сидели, играли в настольные игры, обсуждали свои заметки для школьной газеты. Эрл частенько встревал в разговоры, советовал напечатать чисто коммунистическую пропаганду, посмотреть, какой шум поднимется. Даже шапки придумывал: "Учащиеся! Сбросим оковы капитализма! Вступайте в Рабочий союз! Вам нечего терять, кроме своих авторучек!"
Воспоминания вселили тоску по тем временам, когда отец был сильным, в одиночку втаскивал в лавку платяной шкаф, хохотал на весь дом. Все они тогда были гораздо моложе, мир был светлым, просторным, многообещающим.
- Иди, - сказала она Скотту. - Я сейчас.
После его ухода вернулась в гостиную, наклонилась к отцу:
- Тебе точно ничего не потребуется, пока меня не будет?
Старик не кивнул, а повел глазами из стороны в сторону. Прикинулся, будто смотрит телевизор, как обычно, когда расстроен и не хочет на нее смотреть. Соня догадывалась, что ему неприятно предстать перед Скоттом в таком виде, он не любит неожиданных посетителей, которые видят его в постели, прикованного к кислородной маске. Даже лавку не открывает. Туристическая торговля заглохла, постоянные покупатели редко заходят. Слишком неловко себя чувствуют.
- Я недолго, - пообещала она. - Если проголодаешься, на плите спагетти и фрикадельки.
- Хорошо.
- Французский хлеб в духовке.
Эрл нащупал пульт, переключил канал, одобрительно забормотал:
- Смотрите-ка, Ава Гарднер в "Убийцах". Посмотрите и скажите, будто сукину сыну Фрэнку Синатре не повезло.
- Я беру с собой мобильник.
Он оглянулся:
- Ты еще тут?
Она чмокнула отца в щеку, пошла в заднюю часть дома.
- Дочка!
- Что?
- Скажи своему приятелю… три.
- Не поняла?
- На луне три мяча для гольфа.
- Все в порядке? - спросил Скотт из машины.
Соня только кивнула.
Они молчали, отъезжая от лавки. Начинался снег, кружились отдельные белые хлопья, прилипали к стеклу, улетали. Наконец Скотт сказал:
- Известно, сколько ему осталось?
- Несколько месяцев, - ответила она. - Возможно, не больше года.
- Очень жалко.
- Помнишь строчку Фроста о медленном бездымном угасании? Так и есть. Дьявольски больно, но я рада, что могу быть с ним рядом. - Соня глубоко вдохнула и выдохнула, желая сменить тему. После восемнадцатилетней разлуки она уже не так хорошо знает Скотта, чтобы откровенничать. - Ну, рассказ успешно продвигается?
- А? О да.
- Знаешь, к чему идет дело?
- Имеется неплохая идея. Знаю, что все вертится вокруг дома и что он играет какую-то роль в случившемся.
- А что случилось? - поинтересовалась Соня. - В рассказе, я имею в виду.
- Пока не представляю.
- Думаешь, твой отец знал?
- Пожалуй, - кивнул Скотт. - То есть должен был знать, правда?
- И ты идешь тем же путем?
- Надеюсь. Уверяю себя, что полезно находиться в доме. Атмосфера в любом случае не повредит.
- Правильно. По-моему, бывают дома, где творятся безумные вещи.
Он взглянул на нее:
- Какие?
Соня тоже на него посмотрела, не зная, действительно ли ему интересно или он просто поддерживает беседу. Кажется, интересно, поэтому она призадумалась, припоминая теорию, изложенную ее отцом - когда?.. - четыре-пять лет назад. Отчасти похоже на шоу с охотниками за привидениями на канале "Дискавери".
- Один ученый утверждает, будто некоторые старые дома по какой-то причине создают вокруг себя некое поле, так же как провода под высоким напряжением образуют электромагнитные поля. Так или иначе, он говорит, что, когда дом стоит достаточно долго, в нем запечатлеваются сильные эмоциональные состояния - злоба, горе, одиночество… Возникает как бы царапина на грампластинке, где игла спотыкается и повторяет фразу снова и снова.
Скотт кивнул:
- Царапина на пластинке? Неплохо.
Соня видела, как он обдумывает эту мысль применительно не к своей собственной жизни, а к книге, которую пишет.
- Ты… ни с чем таким не сталкивался? - спросила она.
- В доме? - Он покачал головой. - Нет. Хотя…
- Что?
- Ничего.
Скотт умолк, проглотив то, что чуть не сказал, и она задумалась, не стоит ли выбить признание. Но он никогда не скрытничал. Если хотел ей что-то сказать, то прямо говорил, и поэтому Соня почуяла, что его колебания чем-то оправданы.
Подъехали к старому отцовскому дому, вышли из машины. Генри поджидал с фонарем на подъездной дорожке. Соня заметила, как Скотт воспрянул духом при виде племянника. Удивительно, с какой легкостью она через столько лет угадывает его настроение, даже не стараясь.
Он обнял мальчика, поднял с земли:
- Привет! Чем занимаешься?
- Снежинки языком ловлю.
- Вкусно? - спросила Соня.
- Слишком маленькие, не распробуешь, - объяснил он. - Поедем пиццу есть?
- Как скажешь. - Скотт взглянул на дверь. - Папа где?
В свете фонарика улыбка Генри слиняла, потом совсем исчезла. С другой стороны лужайки из старого сарая донесся слабый, но отчетливый звук бьющегося стекла, хлопок, удар, звон. Соня услышала голос, мгновенно узнав Оуэна. Последовал громкий треск, мальчик вздрогнул. В сумерках прозвучало что-то вроде воя раненой собаки.
- Ждите здесь, - сказал Скотт. - Я сейчас.
Глава 10
Он шел через двор за лучом фонаря среди припорошенных снегом куч листьев к сараю, куда влетел бейсбольный мяч.
Шум в хибарке становился громче, гремело ржавое железо, будто старые инструменты в ведре. Подходя к двери, Скотт слышал бормотание сквозь зубы, глухие ругательства и угрозы, перемежаемые гулким взрывным металлическим грохотом. Странно слышать, как брат разговаривает сам с собой; рваные, прерывистые каденции звучат так, будто он в самом деле ведет беседу с неким голосом, слышным только ему одному.
- Эй, старик! - Скотт перешагнул через дверь, сорванную с петель, нырнул в темноту. - Что тут…
Слова застряли в горле. Кругом в свете фонарика полный разгром: ящики перевернуты, сельскохозяйственные орудия разбросаны, семена и удобрения рассыпаны по полу. В центре хаоса стоял Оуэн, слепо щурясь, тяжело дыша, опуская и поднимая плечи. Под его ногами звездная россыпь целых и битых пивных бутылок, на груди рубашки почти диагонально тянется размашистый след засохшей рвоты, будто его стошнило на бегу или на повороте вокруг своей оси. В спертом воздухе волнами катится запах прокисшего пива - не свежего солода, а зловонного гниющего зерна.
- Почему не стучишь?
- Куда? - Скотт оглянулся на дверь, валявшуюся на голом бетоне. Двинулся вперед, перешагнул через разбитый горшок с тысячами гвоздей, в том числе таких старых, что они вполне могли использоваться при распятии. - Что ты делаешь?
- Занимайся своими делами, черт побери.
Скотт заметил на руке брата темно-красную кровь вперемешку с грязью.
- Поранился?
Оуэн хрюкнул, схватил очередной ящик, вытряхнул на пол пустые банки из-под машинного масла, с силой пнул одну в стенку.
- Что ищешь?
- Ничего. - Он пошатнулся, попытался обрести равновесие, Скотт подхватил его, удивленный тяжестью тела. Оуэн вырвался, с рычанием метнулся вперед, почти сразу потерял контроль над ногами, запутавшись в мотках старой проволоки. Скотт снова его поймал, он дохнул ему прямо в лицо. Все равно что держать в охапке огромную кучу грязного, вонючего больничного белья.
- Пошли в дом. Руку надо промыть и чем-нибудь смазать.
Не дожидаясь протестов, он направил брата к дверному проему, потащил через двор, ориентируясь в лунном свете, хорошо зная, что Соня и Генри внимательно наблюдают с подъездной дорожки. То, что смотрит Соня, не страшно - она наверняка уже видела Оуэна в подобном состоянии, - но ребенку не следует видеть, как его разъяренного и трясущегося отца волокут по лужайке к родному дому. Впихнутый в дверь Оуэн шарашился, натыкаясь на мебель, конвульсивно со слюной выплевывал отрывочные слова:
- Пусти… порядок…
Взмах руки сбил с ручки дивана стопку грязных тарелок.
- Мать твою, я сказал, полный порядок.