В итоге был создан вот этот комплекс - считай, тебе повезло: ты один из первых, кому выпала честь увидеть его собственными глазами. Для меня этот комплекс - прототип огромного промышленного предприятия, за которым будущее.
- Минуточку, - остановил его я. - В ЭДФ знают, как вы обходитесь со своими подопечными, как лечите? Ты описал все в общих чертах, но ведь здесь, как я понимаю, применяются совершенно особые методы.
- Никоим образом, - ответил он, решительно покачав головой, - ты знаешь, у меня с ЭДФ контракт. И полная свобода действий. Я слишком много значу для ЭДФ, и мои условия они не нарушат ни за что на свете. Разумеется, они знают, как я получаю энергию, но только в принципе. А в остальное они нос не суют.
- Ну да, ведь ты, если я верно понял, намерен поставить дело на широкую ногу.
- Причем на такую, что ты даже и представить себе не можешь. Это будет грандиозно. Скоро мы с Мартой наберем дополнительный персонал: физиков и инженеров, психиатров и психологов (мы займемся этим, как только я получу патент), - и тогда начнем строить станции куда мощнее этой… В них, дружище, неисчерпаемый источник энергии.
- Неисчерпаемый, неужели?
Прежде чем ответить, он опять радостно потер руки.
- А ты подумай хорошенько. Угля и нефти почти не осталось. В ближайшее время оскудеют и урановые рудники. Но пока живо человечество, будут жить и дети-подростки, и всем им так или иначе придётся преодолевать трудности переходного возраста.
- Они будут всегда, - уточнил он после короткой паузы, - но нам важно, чтобы их было как можно больше. А для этого, разумеется, надо воспитывать способности.
- Воспитывать способности?
- Ну да, помогать юным поколениям обрести необходимые способности, ибо природа наделяет ими далеко не всех. Это возможно, и даже вполне. Я уже все продумал и составил план.
Ему, похоже, будущее рисовалось в розовых тонах, на меня же от его слов повеяло жутью. Сказать по правде, я не ошибся, приняв Трувера с самого начала за сумасшедшего. То, что он замыслил, могло созреть лишь в голове человека, лишенного всякого благоразумия, пусть гениального, а потому еще более опасного.
- Станции, перерабатывающие психическую энергию, - за ними будущее, - продолжал профессор все в том же духе. - Станции, оснащенные преобразователями Трувера. Скоро будет налажен их серийный выпуск. Ни грамма вредных выбросов в атмосферу, ни малейшей опасности для окружающей среды. Тогда уж экологи заткнутся раз и навсегда.
- Экологи - может быть, но неужели ты рассчитываешь, что тебя никто не осудит, когда станет известно, какие опыты ты проводишь над детьми?
Но профессор меня не слушал.
Часть третья
Корпуса Д и М
I
- Сейчас, - сказал профессор Трувер, - ты все увидишь как на ладони. В лифте мы поднялись на площадку, возвышающуюся над двориком, разделявшим корпуса. Площадка находилась чуть выше последних этажей, и оттуда действительно все было видно как на ладони.
- Вот, что я называю сердцем, - продолжал он, обводя взглядом два огромных здания. - А-сердцем называется камера активной зоны реактора атомной станции. В моей же психоэнергетической станции здесь вырабатываются пучки энергетических зарядов, как их окрестили психиатры, - единственный мой источник энергии. Слева - корпус Д, там живут девочки, а справа - корпус М, он отведен для мальчиков. Это - два предсердия сердца.
- Поэт, - проговорил я, - проклятый поэт!
- Как видишь, корпуса разделяет двор. Тем не менее мы позаботились, чтобы обитатели могли видеть друг друга, общаться с помощью жестов и даже перекликаться. Порой, правда, они стонут и жалобно всхлипывают, как ты слыхал. Но энергопотери от этого небольшие.
Сказать по правде, меня до глубины души возмутила изощренная жестокость, с которой было продумано расположение зданий. Это в точности напоминало тюрьму с внутренним двором, шириной метров пятнадцать.
- Палаты девочек, - пояснил хозяин этих жутких владений, указывая на корпус Д, - выходят в коридор - видишь, вон, за решетками на окнах; пациенткам позволительно гулять там сколько душе угодно. Точно так же и у мальчиков.
То-то и оно, за решетками! Они казались довольно частыми - но сквозь них можно было более или менее ясно разглядеть головы, маячившие за такими же решетками в другом корпусе, и даже, просунув руку между прутьев, помахать ею. Трувер, следивший за моим взглядом, согласно кивнул.
- Да-да, это задумано специально. Здесь ничего не делалось просто так.
- Наверное, - предположил я, силясь подавить возмущение, - наверное, такое хитроумное расположение "способствует" успешной работе, усугубляя психические расстройства?
- Ты это верно подметил. Они не должны общаться между собой, или близко видеть друг друга, только издали - это помогает развивать воображение. В нашем деле важна любая мелочь. Все это - результат наших с Мартой кропотливых исследований.
- А на страдания детей, с без того повышенной возбудимостью, вам наплевать?
- Иной раз они действительно перевозбуждаются, но от этого отдача только увеличивается. Цель в том, чтобы сохранить у них состояние повышенной возбудимости как можно дольше. Многие ученые отмечали, что у обычных полтергейстеров их способности сохраняются недолго. Меня это не устраивало. У нас и так уходит уйма времени, чтобы направить их дар в нужное русло, а менять детей слишком часто мы не можем. К счастью, строгая система психической гигиены помогает сохранять способности в течение нескольких месяцев, а то и лет.
- Книги для библиотеки ты тоже подбирал с особой тщательностью, - сдержанно-сурово продолжал я. - А чтение опусов Сада и разглядывание кошмарных картинок к рассказам По, наверно, лучше всего помогают детям достичь нужного психического состояния?
Профессор, похоже, понял, что я осуждаю его методы.
- Да уясни ты себе наконец: разум - штука тонкая, особенная, тут нужен совершенно новый подход. Доктор Марта - крупный специалист, и я полностью ей доверяю. Она тщательно осматривает всех вновь прибывших детей и каждому назначает индивидуальный курс лечения. Она делает подборку книг и фильмов, так тебя взволновавших. Это не только огромный труд, но и вопрос профессиональной совести.
- Профессиональной совести, неужели?
- Конечно. На некоторых, скажем, описанные или изображенные на картинках жестокости просто не действуют или действуют отрицательно, и это мешает достижению цели. Весь вопрос в дозировке и в индивидуальных особенностях психики… И ты не думай, будто мы какие-то палачи! - с жаром продолжал Трувер. - Они получают превосходное лечение. За редким исключением, у всех прекрасное физическое здоровье.
- Физическое, - горько усмехнулся я. - А как насчет психического?
- У нас было только несколько попыток самоубийства, - заметил он равнодушным голосом. - Но мы их быстро пресекли.
От жестоких откровений профессора я долго не мог вымолвить ни слова.
- Твои глаза, наверно, уже привыкли к нашему освещению, - заметил он. - Что ты думаешь об этой игре света и тени?
Я был настолько потрясен объяснениями Трувера, что мне было совсем не до фокусов с освещением, которым он гордился. Оно и вправду менялось: полумрак, постепенно сгущавшийся в кромешную мглу, мало-помалу растворялся в потоках довольно яркого света невидимых прожекторов.
- Сейчас яркость максимальная, - произнес он. - Ты можешь разглядеть все до мельчайших подробностей.
Я внимательно огляделся. За решетками обоих корпусов я заметил зыбкие тени детей, пытавшихся просунуть руки сквозь прутья.
- Ты, наверно, уже привык к зрелищу шевелящихся рук?
- О, это еще пустяки! Сегодня они ведут себя тихо. И, кроме редких вздохов, ты ничего не услышишь. Наши подопечные уже спят. Правда, не все. Видишь тени в коридорах? И так каждую ночь. Даже у тех, кто спит, сознание обычно отключается не полностью.
- Как это - не полностью?
- А так. Чаще всего они спят неспокойно - им постоянно снятся кошмары, и мы даже иногда их провоцируем: то сирену включим, то еще что-нибудь эдакое… Потому что ночью, во сне, они иной раз вырабатывают энергии больше, чем днем. Правда, к подобным методам мы прибегаем, лишь когда падает полезная мощность. А сейчас все в норме… Но наблюдать за ними приходится круглые сутки.
Я уже его не слушал. Освещение медленно гасло, но было еще довольно светло, и на последнем этаже корпуса Д, в правом - по выражению Трувера - предсердии, я заметил одинокую тень, и это зрелище тронуло меня до глубины души. Тень просматривалась отчетливо, девочка так плотно прижалась к железной решетке, словно вросла в нее всем своим существом.
- Это Аликс, - взволнованно проговорил Трувер. - В ней вся моя надежда.
Вскоре свет погас совершенно, и тень растворилась в наступившем мраке. Следом послышался слабый гул множества вздохов, доносившихся, как мне показалось, из мальчишечьего корпуса; потом странный шум, точно эхо, прокатился по корпусу девочек. Но рук, только что протянутых в пустоту, видно не было - их поглотила тьма.
И тут прямо над двором, чуть повыше корпусов, я вдруг увидел огромный сверкающий циферблат, подсветка которого не совпадала с циклом освещения корпусов: по мере того как циферблат озарялся все более ярким светом, корпуса медленно погружались в ночь. Теперь он напоминал гигантскую луну, высветившую мрачные зарешеченные здания.
- Ваттметр, - объяснил Трувер. - Указатель мощности.