хотелось закрыться. Виолетта хорошо знала тот свет. Именно такой проникал сквозь щели
запертой двери, за которой слышались детские крики. Нехороший свет, будто его излучали гнилые
светлячки. И запах оттуда шёл соответствующий: сладковатый и тошнотворный.
Виолетта неосознанно закрыла нос рукой, но вместо кожи пальцы неожиданно провалились в
пустоту. Виолетта вздрогнула и начала озираться в поисках зеркала. Лоб взмок, пальцы коснулись
чего-то липкого. Зеркало было в коридоре, она глянула в стеклянную дверцу серванта. С губ
сорвался истерический крик.
На неё смотрел обнажённый череп. Из пустых глазниц сияли огоньки, толстый белый червь,
медленно вылезал из треугольной впадины носа. Безгубый рот кривился в дикой усмешке.
Повторный крик замер в горле, ноги подогнулись. Виолетта попыталась отвести взгляд от ужаса в
стекле, однако ничего не выходило.
В голове прозвучал голос:
– Ты плохо себя вела, – хриплый голос, неприятный, до боли знакомый. – Я должна тебя наказать.
Смотри! Смотри и запоминай, что с тобой случится, если будешь себя плохо вести и дальше!
Червь замер, свернулся, будто раздумывая, и медленно пополз к левой глазнице. Виолетта резко
провела рукой по лицу, чтобы стереть эту гадость, однако ничего не почувствовала.
В ушах поднялся звон. Она пошатнулась и упала назад в кресло. Ужас в стекле растаял в один миг.
На неё вновь смотрело уставшее лицо тёмноволосой женщины, которой не помешало бы поехать в
отпуск.
Звон стал невыносимым. Спустя секунду, до неё дошло, что разрывается домашний телефон,
который висит почти над самым ухом.
Дрожащей рукой она взяла трубку.
– Алло, – голос прозвучал слабо и хрипло, перед глазами ещё парило мерзкое видение.
– Ты куда там пропала? – набатом ворвался рассерженный вопрос Каталинской. – Я уже тебе
третий раз звоню и никакой реакции! Только не говори, что только пришла со своей долбанной
работы!
– Скажу, – голос вернулся в прежнее состояние. – Если перестанешь тарахтеть и дашь мне сказать.
– Ну, слушаю, – хмыкнула подруга.
Говорить было нечего. Это Виолетта поняла, стоило лишь той замолчать. Что сказать? Я сошла с
ума? У меня галлюцинации? Долгая ли очередь в психушку?
– Ладно, твоя взяла.
– Может быть, – задумчиво произнесла Каталинская. – А может, и нет. Слушай, какого черта с
тобой творится?
Вопрос был правильным. Виолетта понимала, что больше никому сказать правды не сможет. Да и
слушать не будут. У Каталинской мозги не такие, как у остальных. Поэтому она выслушает и
поймёт. Виолетта набрала воздуха в грудь:
– Кира Эдуардовна, сколько мне станет ваша личная консультация?
– Хватит обезьянничать, выкладывай, что у тебя, – резко оборвала её Каталинская. – Чтобы поздно
не было.
У Виолетты отлегло на сердце. Если за тебя кто-то волнуется – это приятно, значит ты не совсем
один.
– У меня… галлюцинации, Кира, – совершенно спокойно произнесла она. – И не только.
Вся история уместилась в каких-то полчаса. Рассказывать оказалось на удивление легко. На душе
стало спокойнее, словно груз, который она несла много лет, вдруг разделили пополам.
Некоторое время Каталинская молчала. Потом шумно выдохнула.
– Я знаю человека, который поможет, – наконец произнесла она, – но тебе это не понравится.
– Да? – Виолетта насторожилась.
– Да.
– И кто это?
Ответ Каталинской заставил впасть в ступор.
– Богин.
Глава 3. Сумасшедшие и гении
Очередь к кассе продвигалась ужасно медленно. Виолетта переминалась с ноги на ногу, бездумно
рассматривая яркие упаковки конфет и жвачек на стендах поблизости. В её тележке было немного
продуктов, однако это не утешало. Она уже начала сомневаться, что правильно сделала, что зашла
сюда. И если б не обещала Кире встретиться, то купила все в магазинчике возле дома да и только.
Каталинская подбежала и кинула в тележку две пачки чая и какие-то специи:
– Вот это и всё! Единственное место, где можно найти! Ужас какой-то просто!
Виолетта кивнула:
– Да, ассортимент тут хороший. Но меня больше волнует твоё вчерашнее заявление.
– Какое именно?
– Про Богина.
Повисла напряжённая тишина. Кира задумчиво поглядела на подругу. Виолетта ждала ответа.
Говорить в очередной раз, что Богин ей не нравится, не имело смысла. Но, кажется, Каталинская
что-то знала. Другой вопрос, что это "что-то" могло ей прийтись не по вкусу.
– Девушки, вы проходите или будете стоять? – раздался недовольный голос мужчины за спиной. –
Давайте уже!
– А? – Виолетта тут же продвинулась вперёд. За разговорами с Каталинской она упустила, что
очередь стала уменьшаться быстрее.
– Поговорим уже на улице, – махнула рукой Кира и быстро прошла мимо кассы, оставив Виолетту
наедине со своими мыслями.
Та вздохнула. Кира знала достаточно. Но рассказывать всё это человеку, который мало того, что не
вызывал симпатий, так и был совершенно чужим, абсолютно не хотелось. Честно говоря, Виолетта
совершенно не понимала, как люди могут приходить к психоаналитикам и вываливать свои
проблемы. То, что настолько интимно, чем делиться обычно непринято и даже в чем-то стыдно.
Едва не забыв сдачу и вызвав ещё одно недовольное восклицание мужчины из очереди, она быстро
сгребла покупки и направилась к выходу. Перед тем, как достать из ящичка сумку, Виолетта
почувствовала странное покалывание между лопатками. Она обернулась и недоумённо посмотрела
на проходивших мимо людей. Не заметив ничего особенного, она чуть пожала плечами и вынула
сумку. Что-то больно укололо её пальцы. Ойкнув, она отдёрнула руку, одна из пачек чая
Каталинской упала вниз. Ругнув себя за нерасторопность, Виолетта быстро присела, однако её
опередили. Рядом вновь оказался тот, который ворчал на них с Кирой в очереди.
– Этак вы себя растеряете-то, – произнёс он и, вместо того, чтобы отдать ей чай в руку, сунул прямо
в раскрытую сумку. – Внимательнее надо, барышня. А то так и дорогу перейти не сможете. Ноги
там, голова тут. Или даже двери. – Он почему-то выразительно посмотрел на стеклянные двери
магазина, которые стеклянной пастью неведомого существа открывались и закрывались, пропуская
бесконечный поток людей.
– Оно ведь так, – продолжал он, не глядя на Виолетту, которую эта беседа начинала уже раздражать.
– Думаешь, что всё будет как задумал, а оно – оп! И всё.
Везёт мне на странных людей, – мрачно подумала она и быстро вжикнула молнией сумки, чтобы
закрыть.
– Спасибо, что помогли, – всё же произнесла, понимая, что просто молча уйти будет совсем
невежливо.
– Не за что, – кивнул он. – Но будьте внимательнее, барышня.
Он отошёл, напевая что-то себе под нос. Виолетта некоторое время смотрела на него, потом
пожала плечами и покинула магазин, выбросив из головы странные разговоры. Каталинская сейчас
будет рвать и метать, потому что ожидание, пожалуй, затянулось.
На улице царила приятная прохлада, Кира посматривала на часы и мерила шагами узенькую
площадку перед супермаркетом.
– О! Ты что там, потерялась?
– Не умничай, – буркнула Виолетта. – На, забирай своё, и пошли. Тот мужик из очереди пытался
читать морали.
На лице Каталинской отразилось искренне изумление:
– Чего это? Мы вроде никого не задели.
– Да, но ты же знаешь, некоторые считают своим долго…
Неприятный скрип раздался за спиной. А потом страшный визг, от которого всё похолодело
внутри. Но явно этот звук был исторгнут не из человеческого горла.
Виолетта медленно обернулась и закрыла рот рукой. Стеклянные двери супермаркета зажали
между собой её недавнего собеседника. Звук не повторялся. Она поняла, что просто не сработали
сенсоры. Прошёл миг, человек вдруг исчез, а вместо дверей разверзлась тёмная пропасть, из
которой вдруг потянуло могильным холодом. Казалось, что пропасть тянет к себе, зовёт и манит.
Виолетте cтало не по себе, воздуха стало не хватать, а асфальт вдруг оказался перед глазами.
Как быстро, – только и успела подумать она и тут же провалилась во тьму.
Тьма… Тьма была живой. Она пульсировала, растекалась, словно нефть, по чистой воде, дразнила
и завораживала цветными пятнами. Сквозь тьму на Виолетту смотрели глаза. Она не могла чётко
рассмотреть их, но прекрасно понимала, что здесь не одна.
Изучают. Оценивают. Сравнивают то, что было и что получилось. Довольны ли результатом – не
понять. Вокруг тишина. Слышно только, как бьётся собственное сердце. Виолетта знает, что
должна молчать. Если она спросит, всё потеряет смысл, а темнота хлынет в её лёгкие.
– Выросла, – прошелестел еле слышный голос. – Но всё та же…
Сердце заколотилась, ладони взмокли. Хотелось сжаться в клубочек и не слышать этого голоса.
Пусть молчит! Пусть больше ничего не говорит!
– Пошли со мной, назад… – шепот пробежался тысячами муравьиных лапок под кожей.
– Нет! – крикнула она. – Нет! Убирайся!
– Ага, сейчас, – неожиданно раздался озлобленный голос Каталинской, и хлёсткая пощёчина
обожгла щеку.