Разумеется, я пренебрег отвечать. В ту минуту как раз вошла сестра, и я поскорее обратился к ней:
- Лиза, я сегодня видел Васина, и он у меня про тебя спросил. Ты знакома?
- Да, в Луге, прошлого года, - совершенно просто ответила она, садясь подле и ласково на меня посмотрев. Не знаю почему, мне казалось, что она так и вспыхнет, когда я ей расскажу про Васина. Сестра была блондинка, светлая блондинка, совсем не в мать и не в отца волосами; но глаза, овал лица были почти как у матери. Нос очень прямой, небольшой и правильный; впрочем, и еще особенность - мелкие веснушки в лице, чего совсем у матери не было. Версиловского было очень немного, разве тонкость стана, не малый рост и что-то такое прелестное в походке. Со мной же ни малейшего сходства; два противоположные полюса.
- Я их месяца три знала, - прибавила Лиза.
- Это ты про Васина говоришь их, Лиза? Надо сказать его, а не их. Извини, сестра, что я поправляю, но мне горько, что воспитанием твоим, кажется, совсем пренебрегли.
- А при матери низко об этом замечать, с твоей стороны, - так и вспыхнула Татьяна Павловна, - и врешь ты, вовсе не пренебрегли.
- Ничего я и не говорю про мать, - резко вступился я, - знайте, мама, что я смотрю на Лизу как на вторую вас; вы сделали из нее такую же прелесть по доброте и характеру, какою, наверно, были вы сами, и есть теперь, до сих пор, и будете вечно... Я лишь про наружный лоск, про все эти светские глупости, впрочем необходимые. Я только о том негодую, что Версилов, услышав, что ты про Васина выговариваешь их, а не его, наверно, не поправил бы тебя вовсе - до того он высокомерен и равнодушен с нами. Вот что меня бесит!
- Сам-то медвежонок, а туда же лоску учит. Не смейте, сударь, впредь при матери говорить: "Версилов", равно и в моем присутствии, - не стерплю! - засверкала Татьяна Павловна.
- Мама, я сегодня жалованье получил, пятьдесят рублей, возьмите, пожалуйста, вот!
Я подошел и подал ей деньги; она тотчас же затревожилась.
- Ах, не знаю, как взять-то! - проговорила она, как бы боясь дотронуться до денег.
Я не понял.
- Помилуйте, мама, если вы обе считаете меня в семье как сына и брата, то...
- Ах, виновата я перед тобою, Аркадий; призналась бы тебе кое в чем, да боюсь тебя уж очень...
Сказала она это с робкою и заискивающею улыбкой; я опять не понял и перебил:
- Кстати, известно вам, мама, что сегодня в суде решилось дело Андрея Петровича с Сокольскими?
- Ах, известно! - воскликнула она, от страху сложив перед собою ладошками руки (ее жест).
- Сегодня? - так и вздрогнула вся Татьяна Павловна, - да быть же того не может, он бы сказал. Он тебе сказал? - повернулась она к матери.
- Ах, нет, что сегодня, про то не сказал. Да я всю неделю так боюсь. Хоть бы проиграть, я бы помолилась, только бы с плеч долой, да опять по-прежнему.
- Так не сказал же и вам, мама! - воскликнул я. - Каков человечек! Вот образец его равнодушия и высокомерия; что я говорил сейчас?
- Решилось-то чем, чем решилось-то? Да кто тебе сказал? - кидалась Татьяна Павловна. - Да говори же!
- Да вот и сам он! Может, расскажет, - возвестил я, заслышав его шаги в коридоре, и поскорей уселся около Лизы.
- Брат, ради бога, пощади маму, будь терпелив с Андреем Петровичем... - прошептала мне сестра.
- Буду, буду, я с тем и воротился, - пожал я ей руку.