Он попытался установить связь с проводником. Для этого ему пришлось настроиться на его специфические вибрации. Вначале он вошел в контакт с телом, ощутил даже легкий болезненный зуд на своей груди и животе, но на соответствующем уровне сознания была каверна, пропасть, черный коридор, из которого еще никто не возвращался таким, каким был прежде. Дреслеру уже приходилось "встречать" преображенных странствием – безумие делало их абсолютно непригодными для жизни.
Он "погрузился" в каверну, постепенно утрачивая ориентиры прежней реальности. Там, где предстояло странствовать Дресслеру, существовали лишь эманации запредельных существ, и оттуда же иногда излучались чувства, для которых в человеческом языке пока не было придумано названий... С некоторого момента Рейнхард осознавал себя как бы в двух слоях жизни: в грубом, отягощенном материей и набором более-менее стабильных форм, и безликом, многомерном слое Лоа, где не было никаких физических преград.
В первом слое осталось его тело. Оно находилось в безвыходной пространственно-временной ловушке, для которой и были предназначены его органы чувств. Здесь было намертво зафиксировано его восприятие, но теперь информация не достигала мозга.
После долгого периода неподвижности Барбара (вернее то, что выглядело как Барбара,) встала на четвереньки и начала облизывать лицо Дресслера пересохшим шершавым языком. Он никак не реагировал на эту сомнительную ласку – его лицо было просто частью оболочки, утратившей прежнее значение. Потом Барбара присела и по-собачьи помочилась. В другое время это показалось бы Дресслеру отвратительным; теперь же для его расслоившегося сознания не существовало уродства или красоты...
Он окончательно оставил свое тело. Оно было весьма уязвимым, однако вряд ли что-нибудь угрожало ему в ближайшие пять-шесть часов. Все равно мясу предстояло разложиться. Прах настоятеля принадлежал Сумеречной Зоне.
Самого Рейнхарда уже было некому вернуть из "странствия", но он нисколько не переживал о брошенной старческой плоти – на этот раз он и не собирался возвращаться.
* * *
Многолетние сумерки подходили к концу. Теперь Дресслер знал, какой ценой достигается подлинное освобождение. Ему было открыто почти любое сознание, почти каждый мозг, не исключая животных. Он мог воздействовать на мертвую материю, и в его распоряжении была безвременная вечность. Он искал бастарда Рудольфа в Менгене 2030 года, но тот бесследно исчез.
Настоятель Дресслер обнаружил его почти на том же месте несколько веков спустя.
Часть третья. К мечте о жизни
Семя – к зародышу.
Зародыш – к ростку.
Росток – к листьям.
Листья – к цветку.
Цветок – к летящей пыльце.
Пыльца – к мечте о жизни.
Жизнь – к будущему.
Будущее – к страданию.
Эдгар Ли Мастерс
Глава первая. Сладкая парочка
...Ради чего нас послали в путь,
Ради Рождения или Смерти?
Томас Стернз Элиот. Паломничество волхвов
1
Его окружали абсолютная темнота с температурой погреба и воздух, остававшийся неподвижным несколько сотен лет. Все запахи давно исчезли; вся органика распалась; атмосфера стала стерильной и мертвой. Рудольф выдохнул в нее миллионы микроорганизмов, находившихся в его легких вместе с воздухом, который он вдохнул еще в Храме Восьмого Неба.
Если бы Руди владел "психо" и мог прозондировать окружавшее его пространство, он понял бы, что находится в глухом каменном мешке, а над ним нагромождены тысячи тонн базальта, причем весь могильник представляет собой гигантскую перевернутую пирамиду с вершиной, погруженной в земную кору. Пустоты вблизи основания представляли собой подвалы бывшего доминиканского монастыря. Трудно было вообразить себе природный катаклизм, в результате которого появилось это странное образование. Преображение рельефа планеты было следствием последней тотальной психотической войны...
Но наследственная сила Хаммерштайнов ушла безвозвратно, и Руди принялся исследовать свое чистилище, выставив перед собой руки. Он сделал несколько шагов и наткнулся на абсолютно глухую стену, загибавшуюся над ним низкой аркой. Зомби ощупал себя и обнаружил, что одет в тот же костюм. При нем остались даже музыкальная шкатулка и револьвер, спрятанные во внутренних карманах.
Он не был подвержен клаустрофобии, равно как и последствиям абсолютной изоляции. Положение погребенного заживо не пугало его; при отсутствии выхода он просто ожидал бы полной остановки дыхания, а затем и мышления.
Теперь у него оказалась бездна времени, и спешить было явно некуда. Медленно пробираясь вдоль стены, он размышлял о том, можно ли считать мертвым существо, которое дышит? Не дышит, но двигается? Не двигается и не дышит, но осознает себя как нечто неподвижное?.. Граница между жизнью и смертью представлялась ему размытой.
Руди снова вспомнил о Гуго. Что отличало его самого от законного сына Хаммерштайна, кроме степени распада клеток тела? Он знал – что, но этого было мало, чтобы преодолеть собственную запрограммированность. Иерархия и многослойность управляющих программ казались чудовищными и поражали воображение – начиная с генетического кода ДНК и заканчивая не отличающимися особым разнообразием реакциями на внешние раздражители... Все это приводило к выводу о человеческой неполноценности, но иногда неполноценность оборачивалась превосходством.
...Он ползал вдоль стен бывшего монастыря, как муха в поролоновых порах, и в его голове постепенно складывался план подземелья. Вначале ему было трудно удерживать план в памяти, тем более, что подвалы оказались многоэтажными, но потом, после тренировки, карта возникала перед ним в виде светящейся сетки или рисунка на черном песке.
Могила, в которой его похоронил Вицлебен, оказалась достаточно просторной, и все же здешнего кислорода среднему человеку едва ли хватило бы на неделю. Руди дышал с гораздо меньшей частотой, чем средний человек, и потому мог бы протянуть здесь больше месяца. Но на кой ему нужен был этот месяц?..
Потом он вспомнил слова барона об "идеальном носителе" и продолжал поиски. Вицлебен не был похож на болтуна, но до сих пор Рудольф не нашел ничего, кроме обломков камней. Даже скелеты, если таковые и были тут когда-то, давно рассыпались в пыль. Он исследовал ряд маленьких пещер, похожих на монашеские кельи. В них сохранились только металлические подсвечники и оклады икон. Поскольку Руди не знал, что именно может ему пригодиться, он таскал с собою эти куски меди и железа, пока их не стало так много, что пришлось избавиться от накопившегося барахла.
Чуть позже он осознал, что был по-детски наивен. Вполне возможно, Вицлебен обманул его, обрекая на безысходность. А слова... слова были всего лишь инструментом пытки... Но Руди, начисто лишенный некоторых человеческих слабостей, не спешил предаваться отчаянию.
Так, в безостановочном движении, он провел трое или четверо суток. У него не было галлюцинаций и приступов депрессии – он посчитал это еще одним из доказательств того, что не является человеком... Вернувшись к тому месту, из которого начинал поиски, он хотел повторить весь путь и на этот раз собирался искать потайные люки, скрытые механизмы, пустоты в стенах.
Бездеятельное ожидание тяготило ничуть не более, чем бессмысленная работа, и некоторое время Руди созерцал вращающуюся трехмерную карту подземелья. Это была своеобразная медитация, которая неожиданно привела его к пониманию роли одного из центральных помещений пирамиды – маленькой кубической камеры, совершенно никчемной с практической точки зрения...
Зомби до сих пор не ощущал нехватки кислорода и потому не торопился. Вместо этого он перебирал в своей предельно оскудевшей памяти все, когда-либо слышанное им о талисманах. Связанная с ними магия была примитивной, но порой весьма действенной...
Внезапно он осознал, что не чувствует своей правой руки. Он поднял левую и нащупал холодные пальцы, шарившие на груди под рубашкой. Впечатление было странным и непередаваемым. Собственная конечность стала чужой и двигалась независимо от его желаний. На мгновение она показалась ему рукой бездыханного незнакомца, бесшумно подкравшегося сзади. Но тогда тот должен был появиться из стены, к которой Руди прижимался спиной...
Правая рука нашла и разделила края нагрудного кармана отросшим ногтем большого пальца. Разум зомби "столкнулся" с другим, неощутимым – разумом клеток, и Рудольф вдруг осознал намерение и цель, которые, возможно, не имели ничего общего с его собственными. Рука извлекла из кармана диски, содержавшие мантры-коды и звуковые ключи...
Экран музыкальной шкатулки был источником тусклого света, который Руди увидел впервые за несколько суток. Аккумулятора должно было хватить на пять-шесть часов непрерывной работы. Вполне достаточно для того, чтобы отыскать выход или окончательно расстаться с надеждой. В последнем случае ему оставалось только найти соответствующий диск и настроиться на вибрацию уничтожения. Это было едва ли не самым простым – собственная частота внутреннего камертона почти совпадала с доминирующей частотой, излучаемой некросферой...
На ощупь все диски были практически одинаковы. Рудольфу пришлось искать нужный фрагмент, рискуя озвучить парализующий код или запустить программу саморазрушения. Пару раз он был весьма близок к "отключению", пока наконец не наткнулся на мантру, подействовавшую на него подобно электрошоку.